Блеск шелка

Константин посмотрел лекарю прямо в глаза:

– Она раскаялась во всех своих прегрешениях и спасла свою душу. Время возрадоваться! Зоя Хрисафес умерла преданной дочерью истинной Церкви. – Он набрал полные легкие воздуха, выравнивая дыхание. – Ее похоронят в Святой Софии. Я сам отслужу погребальную литургию.

Константин заставил себя улыбнуться. Получилось плохо – лицо скривилось в гримасе.

Анастасий недоверчиво уставился на него, широко распахнув глаза, и – невероятно! – епископ увидел в них неподдельное горе.

Константин перекрестился и прошел мимо него; огромные руки епископа сжались в кулаки, сердце победно стучало в груди.





Глава 90




Войдя в комнату, Анна уставилась на тело Зои. Она увидела посиневшее лицо, прокушенную губу и запекшуюся кровь. Анна склонилась над покойницей, убрав непослушный локон со лба. Потом осторожно приподняла веко. Она заметила крошечные красные точки на склере и поняла, что произошло. Анна выпрямилась и медленно повернулась к Фомаис.

– Уложите госпожу на кровать, – сказала она. – Нарядите красиво, причешите…

Ее голос сорвался. Сегодня умерла не только Зоя, но и Константин, и его смерть была гораздо страшнее.

Анна вышла на улицу. Поднимался ветер, первые капли дождя упали ей на плечи. Анна пошла к дому Елены, чтобы сообщить ей новости. Миссия была неприятной, поэтому хотелось исполнить ее как можно скорее. Слова Константина тяжелым бременем легли ей на душу. Он объявит всем, что Зоя отказалась от союза с Римом и умерла в лоне православной церкви. Устроит из этого пышное действо.

Елена долго не появлялась. Слуги приняли Анну с большой неохотой, но она сказала им, почему пришла, и никто из них не захотел лично сообщать Елене о смерти матери. Анна ждала, поблагодарив за предложенные вино и хлеб. Она продрогла до костей. Глаза болели от усталости и печали.

Наконец Елена вошла в комнату, и Анна поднялась.

– Что у тебя за новости, которые не могут подождать до утра? – быстро спросила Елена.

– Мне очень жаль, но ваша мать умерла, – ответила Анна.

Красавица недоверчиво распахнула темные глаза:

– Умерла?

– Да.

– Правда? Наконец-то!

Елена выпрямилась, задрав подбородок. Легкая улыбка тронула уголки ее губ. Кто-то мог бы подумать, что так она демонстрирует свою отвагу и достоинство перед лицом тяжелой утраты. У Анны же мелькнула гадкая мысль, что на самом деле Елена старалась сдержать радость.

Анна почувствовала, как ее собственные глаза наполняются слезами скорби по Зое. Византия лишилась чего-то важного. Дело было не в том, что уходила целая эпоха. Страсть, ярость, любовь к жизни – вот что было в Зое, и это покинуло мир, невозвратимо, навсегда.





Глава 91




Паломбара сошел с корабля в Константинополе. Печальные новости, которые он привез, тяжким грузом давили ему на плечи. Флот Карла Анжуйского отправился на Сицилию, а оттуда двинется на Константинополь. Время до начала вторжения исчислялось неделями.

Вернувшись в дом, который они делили с Виченце, Паломбара нашел напарника в кабинете: тот написал целую стопку депеш. Увидев в дверях Паломбару, скрытный, как всегда, Виченце тотчас повернул документы исписанной стороной вниз.

– Как добрался? – вежливо поинтересовался он.

– Нормально, – ответил Паломбара.

Он передал напарнику запечатанные сургучом письма от папы. Виченце взял их.

– Благодарю. – Он посмотрел на Паломбару. – Полагаю, ты еще не слышал новость. Зоя Хрисафес умерла. У нее случился апоплексический удар – или что-то в этом роде. Епископ Константин отслужил поминальную литургию в храме Святой Софии – Премудрости Божией. Он сказал, что перед смертью она покаялась, вернулась в лоно православной церкви. Мерзкий обманщик! – улыбнулся легат.

Паломбара был потрясен. Ему казалось, что Зою Хрисафес ничто не могло сокрушить. Он замер посреди комнаты, ошеломленный этой утратой, словно умерла сама Византия. Виченце продолжал разглядывать его, ехидно улыбаясь. Паломбару захлестнуло почти неодолимое желание ударить напарника – так сильно, чтобы вылетели зубы.

– Наверное, это к лучшему, – произнес он, стараясь говорить как можно спокойнее. – Карл Анжуйский отправился в Мессину. По крайней мере, Зоя этого уже не узнает.

Паломбара пошел к Елене Комнене, чтобы выразить ей соболезнования. Она уже переехала в дом Зои и приняла легата в помещении, которое прежде было любимой комнатой ее матери. Вид из окна был таким же, каким запомнил его Паломбара, но стены были уже другого цвета. Новые ковры были бледными, с замысловатым рисунком. Преобладали синие и зеленые тона; комнате не хватало прежних теплых оттенков.

Лицо Елены было очаровательно – с пропорциональными чертами, восхитительным разлетом бровей, почти как у матери. Но в ней не чувствовалось стального стержня, который был у Зои. В Елене ощущался голод, но не было радости.


– Я с прискорбием узнал о смерти вашей матери, – официальным тоном произнес Паломбара. – Пожалуйста, примите мои соболезнования.

– Лично от вас? – спросила Елена. – Или вы говорите от имени католической церкви?

– Лично от меня, – чуть улыбнулся легат.

– В самом деле? – Елена рассматривала его с сухим интересом. – Не думала, что она вам нравилась. Скорее наоборот.

Паломбара встретился со взглядом темных глаз Елены:

– Я восхищался вашей матерью. Мне импонировали ее интеллект, ее способность все предусмотреть.

– Восхищались… – с удивлением повторила Елена, словно находила это неуместным. – Но в ней наверняка не было ничего такого, что одобряет Рим. В моей матери не было смирения, она всегда прислушивалась лишь к собственным желаниям и, уж конечно, не была целомудренной!

Паломбара разозлился на Елену за то, что она так говорила о собственной матери.

– В ней было больше жизни, чем в любом из тех, кого я знаю.

– Вы говорите как евнух, лекарь Анастасий, – кисло заметила Елена. – Он-то оплакивает ее, хоть это и глупо. Моя мать уничтожила бы его без тени сомнения, если бы это было ей выгодно.

Голос женщины сочился презрением, и Паломбара с удивлением услышал в нем обиду и возмущение.

– Вы ошибаетесь, – ответил он ледяным тоном. – Зоя восхищалась Анастасием. Помимо его профессиональных навыков ей нравились его остроумие и мужество, воображение и то, что он ее не боялся.

Елена рассмеялась:

– Какой же вы занятный, ваше высокопреосвященство! И какой наивный! Вы ничего не знаете…

Паломбара заставил себя улыбнуться:

– Если вы получили документы, принадлежавшие вашей матери, осмелюсь предположить, что вам стало известно много такого, о чем не знают другие. Некоторые из этих сведений могут оказаться весьма опасными. Но вы, вероятно, и сами это уже знаете?

– О да! Они действительно очень опасны, – чуть слышно подтвердила Елена. – Но вы напрасно притворяетесь, будто знаете, о чем идет речь, ваше высокопреосвященство, – недобро улыбнулась женщина. – Вы понятия об этом не имеете!

Что же ее так забавляло? Елена смотрела на него со злорадством. Почему?

– Похоже, что нет, – согласился легат, опустив глаза.

Елена рассмеялась, пронзительно, зло.

– Я вижу, моя мать не делилась с вами сведениями, – заметила она. – Но она выяснила, что ваш драгоценный евнух, которого вы так превозносите, на самом деле бессовестный лжец. Вся его жизнь – сплошной обман.

Паломбара замер. В его груди закипал гнев. Елена смотрела на него с откровенной насмешкой.

– Впрочем, нужно говорить «вся ее жизнь», – продолжила она. – Анна Заридес – такая же женщина, как и я. Должно быть, произошло что-то отвратительное, что заставило ее все эти годы притворяться евнухом, как думаете? Разве это не грех? Что, по-вашему, мне делать, епископ Паломбара? Должна ли я стать соучастницей обмана? Разве это правильно?

Легат был так потрясен, что не мог вымолвить ни слова. И все же, когда Елена это сказала, он сразу же ей поверил. Паломбара смотрел в ее лицо, горевшее злобой, – и ненавидел ее.

Но все-таки он улыбнулся. Было очевидно, что Елена завидует Анне. Зои не стало, и теперь она не могла сполна насладиться своей победой. Без матери ее триумф был неполным. Но она могла уничтожить Анну. Ее Зоя предпочла бы родной дочери.

Паломбара снова посмотрел в глаза Елены. В них сверкала ярость.

– Примите мои соболезнования, – повторил он, поклонился и вышел.

Выйдя на улицу, епископ ощутил, как торжество сменяется страхом. Если Анастасий на самом деле женщина и Елене это известно, тогда самозванка в серьезной опасности. Если Елена решит ее выдать… Ему было неизвестно, какое именно наказание ждет Анастасия, но оно, безусловно, будет жестоким.

Зоя знала тайну лекаря и не выдала ее. Еще одна загадка. Должно быть, она уважала врачевателя и даже испытывала к нему своеобразную привязанность.

Епископ шел по оживленной улице, вокруг него сновал народ. Новость о том, что флот Карла отправился в Мессину, достигла Константинополя благодаря матросам с корабля, на котором прибыл Паломбара. Страх, граничивший с паникой, распространился по городу, словно огонь, раздуваемый ветром. Людей охватила истерика: угроза вдруг стала не ночным кошмаром, а неотвратимой реальностью.

Паломбара зашагал быстрее навстречу ветру. Чем больше он думал над тем, что сказала Елена, тем сильнее его это пугало. Следует ли найти Анну Заридес и предупредить ее? Но какая от этого польза? Она ничего не сможет сделать, разве что сбежит, как многие другие. Но станет ли она это делать? Это навело епископа на мысль о том, для чего она вообще затеяла весь этот маскарад.

В женской одежде она была бы прекрасна. Почему Анна пренебрегала своей красотой? Что могло заставить ее столько лет играть чужую роль? Кто или что было для нее настолько важным, что она готова была заплатить такую цену?

Паломбара решил это выяснить и начал с человека, которого хорошо знал и который некоторое время был пациентом Анастасия. От него Паломбара услышал о людях, которых она лечила бесплатно, сопровождая епископа Константина.

Итак, Анна посвятила себя медицине, поглощена ее практической стороной, но страстно увлечена тонкостями врачевания, его особенностями, необходимостью бесконечного совершенствования и изучения. Однако и у нее были недостатки. Она допускала ошибки в суждениях и была подвержена переменам настроения. Паломбара понял, что ее мучит чувство вины, хоть и не знал, чем оно вызвано. Чем больше ему становилось известно, тем больше он ею очаровывался и тем сильнее была потребность ее защитить.

Анна Заридес настойчиво расспрашивала об убийстве Виссариона Комненоса.

Имела ли она к нему какое-то отношение? Но она не была в Константинополе раньше, а Виссарион ни разу не покидал его, с тех пор как вернулся из изгнания почти двадцать лет назад. Должен быть кто-то еще… Наиболее подходящей кандидатурой был Юстиниан Ласкарис, этого человека сослали за убийство Виссариона. Юстиниан был в изгнании недалеко от Иерусалима, это Паломбара тоже выяснил. Он муж Анны? Тогда она тоже была бы Ласкарис. Будучи членом одной из императорский семей, Анна должна была страстно мечтать о том, чтобы отомстить династии Палеологов.

Паломбаре важно было увидеться с Анной Заридес так, чтобы об этом не узнал Виченце. Любопытство его напарника было неуемным и жестоким, он по-прежнему хотел отомстить за подмену иконы Богородицы.