Брат мой Каин

– Понимаю, да, понимаю. – Арбатнот как будто почувствовал облегчение. – Конечно. Извините меня, пожалуйста. Я не сразу догадался, что вы имели в виду. Он ушел в плаще и с зонтиком. В тот день было очень холодно. И еще, он всегда ходит в шляпе, у него черная шляпа с высокой тульей. Он уехал в кебе в сторону моста Ватерлоо. – С этими словами служащий с надеждой заглянул Монку в лицо: – Вы полагаете, его еще можно найти?

Детективу захотелось солгать – это показалось ему проще. Он был бы рад заронить в душу этого человеку искру надежды, однако давняя привычка высказываться прямо и ничего не скрывать взяла свое.

– Не слишком, – не стал он обнадеживать собеседника. – Но я, возможно, сумею выяснить, что с ним случилось. Это будет весьма полезно для миссис Стоунфилд, хотя и не принесет ей успокоения. Прошу меня простить.

Судя по лицу Арбатнота, он теперь испытывал самые разнообразные чувства. Боль, смирение и жалость уступили, наконец, место невольному уважению к собеседнику.

– Благодарю вас за искренность, сэр. Если я смогу оказаться вам еще чем-нибудь полезен, поставьте меня в известность. – Партнер Энгуса поднялся на ноги. – А сейчас мне необходимо заняться делами. На случай если мистер Стоунфилд все-таки вернется, работа в конторе должна продолжаться…

Монк молча кивнул в ответ. Он поднялся с кресла и надел пальто. Арбатнот проводил его до дверей, и они прошли через контору, где теперь трудились над письмами, гроссбухами и извещениями несколько клерков. Все лампы теперь горели, наполняя комнату ярким светом, а головы с аккуратными прическами склонились над перьями, бумагой и чернильницами. В тишине раздавался лишь тихий шорох перьев и приглушенное шипение газа. Никто не поднял глаз, когда детектив проходил мимо, однако он знал, что стоит ему выйти за порог, как сотрудники начнут шепотом переговариваться и обмениваться многозначительными взглядами.

Уильям предположил, что Стоунфилд отправился в Ист-Энд, либо получив известие от самого Кейлеба, либо узнав нечто, каким-то образом связанное с ним. Поначалу сыщику не приходило в голову никакого другого объяснения. Когда, спустившись по лестнице, он вновь оказался на улице, встретившей его порывами пронизывающего ветра, и застегнул пальто на все пуговицы, его неожиданно осенило, что та женщина по имени Селина могла находиться со Стоунфилдом в отношениях, абсолютно не связанных с его братом. Уважаемый всеми мужчина, семьянин с безупречной репутацией, мог плениться грубыми чарами уличной красотки и завести что-то вроде второй семьи, о которой никто из его близких не имел понятия. Однако Монк вскоре счел подобную возможность нереальной, поскольку Стоунфилд казался ему не настолько безрассудным, чтобы сообщить такой женщине, если она вообще существовала, адрес своей конторы. Это представлялось ему до нелепого опасным и к тому же совершенно ненужным шагом. Такие связи могут оставаться длительными лишь при условии соблюдения абсолютной тайны.

Детектив быстрой походкой продолжал идти по улице, пока, наконец, не приблизился к мосту. Возможно, профессионалу не следовало так поступать, но он верил Женевьеве, считавшей, что Энгус Стоунфилд отправился к брату и в результате очередной ссоры с ним либо получил настолько серьезную травму, что не смог не только вернуться домой, но даже сообщить, где находится, – либо погиб; и теперь Монку оставалось только доказать это достаточно убедительно, чтобы имущество покойного перешло к его вдове.

Прежде всего ему следовало найти кучера, правившего тем кебом, в котором уехал Энгус в день своего исчезновения. Начать его поиски нужно было, наверное, с ближайших конюшен, а если его там не окажется, Уильям будет продолжать их в других конюшнях, постепенно удаляясь отсюда.

Ему пришлось провести на холоде не менее пяти часов, и он не раз сбивался на ложный след, пока, наконец, не убедился, что нашел нужного человека. Сыщик встретил этого кучера во второй половине дня, ближе к вечеру, на Стэмфорт-стрит неподалеку от Темзы. Тот стоял возле жаровни, вытянув над ней руки с растопыренными пальцами и переминаясь с ноги на ногу, чтобы согреться. Позади него фыркала озябшая на холодном ветру лошадь, которая, казалось, ждала, низко опустив голову, когда хозяин договорится с новым седоком и ей представится возможность пробежаться.

– Вам куда-нибудь нужно? – спросил кебмен с надеждой в голосе.

– Возможно, – ответил Монк, остановившись рядом. – Могу я спросить, не было ли у тебя в прошлый вторник, примерно в половине одиннадцатого утра, седока, которого ты взял на Ватерлоо-роуд и который мог попросить отвезти его в восточную часть города? Высокого джентльмена с темными волосами, в плаще, в шляпе с высокой тульей и с зонтиком.

С этими словами Уильям показал кучеру сделанный леди Рэйвенсбрук рисунок.

– И что из того, если я его вез? – спросил тот, сразу же насторожившись.

– Я угощу тебя чашкой чая с чем-нибудь покрепче и проедусь с тобой до того места, где ты его высадил, – ответил детектив. – Но если ты вздумаешь мне врать, у тебя будут немалые неприятности,

Кучер повернулся к жаровне спиной и, прищурившись, посмотрел на Уильяма.

– Ба, да вы же инспектор Монк! – удивленно воскликнул он – Вы больше не служите в полиции, так? Слышал, как же… – При этом ни голос возницы, ни выражение его лица не выдавали, как он относится к такому событию.

Упоминание об этом вызвало у детектива болезненное ощущение. После той стычки с Ранкорном, ставшей для него роковой, ему пришлось уйти из полиции. То, что он, как выяснилось впоследствии, был прав, а Ранкорн – нет, ничего не изменило. Не располагая другими способами заработать себе на жизнь, Уильям стал заниматься частными расследованиями, поскольку профессия сыщика являлась его единственной специальностью. Однако теперь он больше не обладал правами сотрудника полиции, не мог воспользоваться ее обширной агентурной сетью и другими особыми преимуществами, о чем ему только что весьма нахально напомнил извозчик.

– Ладно, зачем вам понадобился этот мужик, которого я подвез? Что он натворил? Деньги, что ли, хапнул? – принялся задавать вопросы кебмен. – И какое вам до этого теперь дело?

– Нет, он не вор, – честно признался Монк. – Он пропал. Его жена опасается, что с ним могло случиться несчастье.

– Вроде того, что он сбежал с какой-нибудь потаскухой, старый дуралей, – беззаботно заметил кучер. – Значит, вы стали частным сыщиком? И теперь жены просят вас ловить беглых мужей? – Он ухмыльнулся, обнажив щербатые зубы. – Выходит, вас малость понизили, да, инспектор Монк?

– Зато я не так мерзну, как ты в своем кебе! – злобно процедил детектив, но тут же вспомнил, что ему нужно уговорить кучера помочь в расследовании, и, сделав над собой усилие, придал голосу более вежливый тон. – Иногда, – добавил он сквозь крепко сжатые зубы.

– Ладно, мистер Монк. – Возница высморкался и вытер рукавом нос, бросив на Уильяма ядовитый взгляд. – Если вы меня как следует попросите, я, может быть, скажу, где его высадил. И не забывайте: мне хочется выпить чашку чая и глотнуть настоящего бренди, а не какого-нибудь дешевого джина. Я знаю разницу, так что не вздумайте обманывать.

– А как я узнаю, что ты сам меня не обманываешь? – без обиняков спросил сыщик.

– Никак, – с довольным видом согласился кучер. – Вы, наверное, помните, что сейчас обещали? У меня нет желания опять иметь с вами дело. Уж я-то знаю, на что вы способны. Поэтому лучше вы запла́тите мне, как говорили, а я расскажу вам все как есть.

– Отлично. – Монк опустил руку в карман и извлек шестипенсовую монету. – Поедем туда, где ты его высадил, и я угощу тебя чаем с бренди в ближайшем пабе.

Кебмен взял монету, как залог серьезных намерений детектива, и, попробовав на зуб, чтобы удостовериться в ее подлинности, бросил себе в карман.

– Поехали, – весело пригласил он и, отвязав вожжи, взгромоздился на облучок.

Уильям сел в кеб и устроился поудобнее. Они поехали сначала быстрым шагом, а потом – рысью.

Оставив позади мост Блэкфрайерс, возница направил лошадь в сторону восточной части города через Сити, а потом – через Уайтчепел, и в конце концов они добрались до Лаймхауса. Улицы становились все более узкими и мрачными, кирпичи домов – все более темными, а окна – все более крошечными. Запах мусора и хлева делался все ощутимее. Отбросы до краев заполняли сточные канавы, которые, судя по всему, не чистили в течение многих недель. На Бридж-роуд через дорогу перегоняли скот, идущий на бойню. Запах пробудил у Монка острые воспоминания, однако лишь о чувствах, а не о каких-либо людях или событиях. Он вспомнил свой нестерпимый гнев и настойчивое желание что-то сделать, но не вызвавшие их причины, и после всех попыток вспомнить что-нибудь еще лишь вновь ощутил неистовое биение сердца и проникающий в глотку неотвязный запах. Событие, отголоски которого всплыли в его памяти, могло случиться как три года, так и двадцать лет назад. Прошлое не имело значения для сыщика, ему не удавалось соотнести его с чем-нибудь определенным.

– Приехали! – громко объявил кучер, остановив лошадь и постучав по крыше кеба.

Мысли Монка вернулись в настоящее, и он стал выбираться из экипажа. Они находились в районе под названием Лаймхаус-рич, на узкой грязной улочке, проложенной параллельно берегу реки. Детектив достал из кармана деньги и протянул их вознице вдобавок к шестипенсовой монете, которую тот от него уже получил.

– А как же выпивка? – поспешил напомнить ему кэмбен.

Монк достал еще одну шестипенсовую монету.

– Ага! – весело воскликнул извозчик. – Чем еще я могу вам помочь?

– Ты никогда не возил этого человека раньше?

– Пару раз. А что?

– Куда ты с ним ездил?


– Один раз – сюда, а другой – высадил его немного западнее. Да, и еще раз рядом с одним домом на Эджвер-роуд. Вам кажется, он там живет? С какой стати? Я хотел сказать, зачем таким, как он, надо сюда ездить? Что они тут забыли? Здесь даже тиф есть, меньше чем за милю отсюда. – Кебмен указал куда-то вперед рукой в грубой рукавице. – А один малый мне говорил, что в Уайтчепеле появилась даже холера… Или, может, в Майл-Энде. Или в Блэкуолле, кто его знает…

– Как тебе сказать? – ответил Монк. – Это сложно объяснить. Ты, наверное, не помнишь, в какую сторону он пошел?

Кучер ухмыльнулся.

– Я все ждал, когда вы об этом спросите. Он пошел вон туда. – С этими словами он опять показал направление пальцем. – Вон в ту сторону, к Собачьему острову.

– Спасибо. – Закончив разговор, сыщик направился в указанном извозчиком направлении.

– Если он туда пошел, вам его ни за что не найти! – прокричал ему вслед возница и добавил со вздохом: – Бедный малый…

Монк опасался, что кучер прав, но не обернулся и не замедлил шаг. Проследить путь Энгуса представлялось ему нелегкой задачей, хотя человек в таком костюме, как пропавший, сильно отличался от здешних жителей – точно так же, как и сам Уильям. Однако Стоунфилд вряд ли заходил в какую-нибудь из лавок, время от времени попадавшихся сыщику на глаза, желая что-то приобрести.

Монк обратил внимание, что ему не встретилось ни одного продавца газет. Обитатели Лаймхауса, даже если предположить, что кто-то из них окажется грамотным, не располагали лишними деньгами на подобную роскошь. Об интересующих их событиях они узнавали из разговоров или от уличных крикунов – людей, превращавших в бесконечные плохие стихи любую новость или сплетню, которую им удавалось узнать, и повторяющих ее на каждом углу, устраивая что-то вроде спектакля с одним актером, в надежде получить несколько медяков от признательных зрителей. Кое-где попадались доски для объявлений, предназначенные для тех, кто умел читать, однако уличных торговцев нигде не было видно. Даже разносчики предпочитали обходить не эти кварталы, а соседние, расположенные к западу оттуда, где они могли скорее продать свой товар.

Детектив зашел в бакалейный магазин, где продавались чай, сушеные бобы, мука, патока и свечи. Внутри было темно и пахло пылью, свечным салом и камфарой. Показав портрет Энгуса продавцу, Уильям получил в ответ ничего не выражающий отсутствующий взгляд. С тем же результатом он обратился к аптекарю, ростовщику, старьевщику и торговцу скобяным товаром. Глядя на дорогую одежду Монка, на его теплое добротное пальто и не пропускающие воду начищенные ботинки, все они сразу признавали в нем чужака. Одетые в грязное тряпье дети, многие из которых были босиком, бежали за ним и клянчили деньги, разевая щербатые рты и поочередно оглашая улицу свистом или кошачьими воплями. Детектив отдал им всю мелочь, которая у него нашлась, но стоило ему спросить их об Энгусе Стоунфилде, как они сразу замолчали и разбежались кто куда.

Оказавшись на спускавшейся к реке Юнион-роуд, вымощенной неровными потрескавшимися булыжниками, с настолько узким тротуаром, что на нем едва хватало места одному прохожему, Монк, уже потерявший надежду что-либо узнать, решил на всякий случай обратиться к уличному сапожнику, переделывавшему старые ботинки в новые.

– Вы не замечали здесь вот этого господина, в хорошем плаще, высокой шляпе и, возможно, с зонтиком? – спросил он без лишних предисловий.

Сапожник, невысокий узкогрудый человек, страдающий одышкой, взял листок бумаги и искоса посмотрел на него.

– По-моему, он похож на Кейлеба Стоуна, – сказал он, подумав. – Я видел его всего пару раз, но с меня и этого хватит. Такое лицо не скоро забудешь… Правда, этот парень, похоже, не такой бешеный, как он, и чистенький с виду. Вы сказали, он был одет как джентльмен?

У сыщика учащенно забилось сердце в радостном предвкушении, хотя здравый смысл подсказывал ему нечто совершенно обратное.

– Да, – торопливо проговорил он, – это только рисунок. Забудьте о Кейлебе Стоунфилде…

– Его зовут Стоун, – поправил его сапожник.

– Простите, о Стоуне. – Уильям не стал вникать в его слова. – Этот человек – его родственник, поэтому они так похожи. Вы когда-нибудь его видели? Скажите, он не попадался вам на глаза в прошлый вторник? Возможно, он здесь проходил.

– Одетый как джентльмен и все такое?

– Да.

– Я, конечно, не слишком его запомнил, но проходить здесь он точно проходил.

Монк облегченно вздохнул. Ему не следовало чересчур хвалить собеседника, иначе он, чего доброго, может поддаться на соблазн приукрасить известные ему факты.

– Спасибо, – ответил детектив как можно более глухим голосом, стараясь ничем не выдать охватившего его радостного возбуждения. – Я вам очень признателен. – Он достал из кармана трехпенсовую монету – столько стоила пинта эля. – Вспомните обо мне, когда зайдете в паб, – добавил Уильям.

Раздумье сапожника длилось не более секунды.

– Я так и сделаю, уважаемый, – отозвался он и торопливо протянул Монку крепкую заскорузлую ладонь, словно опасаясь, что тот может передумать.

– В какую сторону он направлялся? – задал сыщик последний вопрос.

– К западу, – тут же ответил сапожник, – в сторону Саут-Дока.

Детектив уже взялся за ручку двери его будки, когда в голову ему пришел еще один вопрос, возможно, самый очевидный из всех:

– А где живет Кейлеб Стоун?

Спросив это, Монк тут же увидел, как лицо сапожника залила бледность, заметная даже под налетом смешанной с грязью сажи.

– Не знаю, мистер, – и вовсе не переживаю из-за этого. И если вы разумный человек, не спрашивайте об этом больше никого. У нас здесь принято считать так: чем меньше знаешь, тем лучше.

– Понимаю. Все равно, спасибо вам большое. – Уильям коротко улыбнулся и, обернувшись, вышел, вновь окунувшись в запах соленого прилива, свежих нечистот и переполненных сточных канав.

Он посвятил поискам весь остаток дня, но к пяти вечера, когда совсем стемнело, стало еще холодней и на скользких булыжниках тротуаров образовалась ледяная корка, ему так и не удалось добиться каких-нибудь результатов. Оставаться в трущобах одному, не имея при себе оружия, было небезопасно. Низко наклонив голову и подняв воротник, Монк быстро шел в направлении к Вест-Индия-Док-роуд – освещенной улице, где можно было нанять кеб, чтобы возвратиться домой. Он сделал немалую глупость, отправившись в эти места в приличной одежде, – теперь из нее ни за что не выветрится этот запах… Еще один провал в памяти! Ему следовало подумать об этом, прежде чем появляться здесь. Уильям не только не имел понятия о нескольких периодах собственной жизни – о детстве, юности и молодости, – для него не только оставались загадкой одержанные им победы и понесенные поражения, а также любовные истории, если только он вообще встречался с женщинами, о которых стоило вспоминать; но он заодно позабыл и о глупых житейских мелочах и теперь чуть ли не каждый день допускал ошибки, досаждавшие ему, словно засевшие под кожей занозы.





* * *


Кучер оказался почти прав насчет эпидемии в Лаймхаусе. Однако его обитатели страдали не от обычного тифа, поражающего дыхательные пути, а от брюшного, стремительно распространявшегося в этих трущобах от одного перенаселенного дома к соседнему и от одной переполненной помойной ямы к другой.

Эстер Лэттерли была медицинской сестрой и сиделкой. Во время Крымской войны ей довелось служить вместе с Флоренс Найтингейл в госпитале в Скутари, а также оказывать помощь раненым на поле боя, и девушка более чем привыкла к болезням, холоду, грязи и человеческим страданиям. Она уже не помнила, сколько людей умерли у нее на глазах от ран или болезней. Однако отчаянное положение живших в Лаймхаусе бедняков тронуло ее настолько, что ей удавалось держаться и не испытывать ночных кошмаров лишь благодаря тому, что рядом с нею работали леди Калландра Дэвьет, ее близкая подруга и покровительница Монка, и доктор Кристиан Бек. Втроем они, по мере возможности, старались хотя бы немного облегчить страдания здешних жителей и боролись за устранение причин, из-за которых это заболевание переросло в настоящую эпидемию.