Будущее — дело темное

— Помочь. Дар просто так не исчезает.

— Сильное душевное потрясение, — пояснила мама. — Санни видела прорыв в пограничье… Мне не стоило везти ее туда.

Так вот откуда чувство вины! Ох, папа, возвращайся поскорее, боюсь, с этим я в одиночку не справлюсь…

— Вскоре после этого начались проблемы, — продолжала мама, нервно теребя кружевной платок. — Говорили, что все временно, что с возрастом пройдет…

Да. А еще — что старание в учебе разбудит уснувшую силу. Только, видимо, она не уснула, а погасла.

— Кто говорил? — уточнила леди Вайолетт.

— Мы обращались к докторам… И Тигор… Он убеждал, что не нужно волноваться, что с Санни все будет хорошо…

— Вот как… — протянула провидица.

Она откинулась на спинку дивана, прикрыла глаза и о чем-то задумалась. Ее тонкие пальцы перебирали воздух, словно невидимые струны, и мне на миг почудилась легкая, как дуновение ветерка, мелодия.

— Позволишь взглянуть?

Я вздрогнула и отшатнулась — так внезапно леди Вайолетт подалась вперед.

— На что? — выдохнула я.

— Я должна посмотреть, что с твоим даром, — нетерпеливо пояснила провидица. — Мне нужна полная картина…

Я нерешительно прикусила губу. Посмотреть? Наверное, это было правильно и логично, но настолько довериться леди Вайолетт я вряд ли смогу. Она перехватила мой неуверенный взгляд, закатила глаза и с тяжким вздохом стянула с пальца массивное кольцо с прозрачным камнем. Надавила на него, словно вжимая в оправу, и бросила мне на колени. Но я не спешила к нему прикасаться, на что получила пренебрежительный смешок.

— Это всего лишь кольцо истины, Сандера, оно не кусается, — проговорила провидица. — Знаешь, как оно работает?

Я кивнула. Редкий артефакт, позволяющий своему владельцу определять, насколько искренен его собеседник. Чем прозрачнее камень, тем чище намерения.

У дедушки был такой же.

— Я не причиню тебе вреда, — четко сказала леди Вайолетт, и камень не помутнел.

— Хорошо, — решилась я. — Что мне делать?

— Просто посиди спокойно.

Провидица поднялась, обошла кресло и остановилась за его спинкой. Я поежилась, но не обернулась. И даже не вздрогнула, когда прохладные пальцы коснулись моих висков.

Глаза закрылись сами собой. В голове стало пусто: ни единой мысли — ничего. Тихо, темно и спокойно. И где-то далеко — я не видела, но точно знала — едва тлела крохотная золотистая искра.

Мой дар?

— Твой дар, — согласилась темнота. — Возвращайся.

Свет хлынул внезапно, и глаза заслезились. Я поспешно провела по ним ладонью и с тревогой взглянула на леди Вайолетт, успевшую вновь присесть на диван.

— Твоя сила не исчезла, Сандера, — задумчиво проговорила она, устало потирая лоб. — И давнее потрясение не имеет отношения к тому, что ты ее не чувствуешь. Она заблокирована. И блок ставил очень сильный чародей…

— Кто?!

— У твоего деда было много настоящих врагов, — покачала головой провидица. — Они не могли достать его, но ты — дело иное. И я… — Леди Вайолетт запнулась, но все-таки закончила: — Я знаю, кто может снять блок. Если ты действительно этого хочешь.

Хочу ли я? Какой хороший вопрос!

Я уже привыкла к мысли, что стать достойной наследницей деда мне не суждено; но сейчас, когда появился реальный шанс избавиться от участи стать позором рода…

— Хочу, — выдохнула я.

— Ты уверена, Санни? — с беспокойством спросила мама.

Совершенно не уверена… Я не представляла, что буду делать, если все получится, и как изменится моя жизнь; я сомневалась, стоит ли трогать то, что столько лет спало в моей душе, и не знала, смогу ли совладать с этим; я боялась, что леди Вайолетт ошиблась и силы у меня нет… Да, больше всего я боялась поверить и обмануться.

— Уверена, — откинув панические мысли, кивнула я.



Поздним вечером, стоя перед обшарпанной дверью серого безликого дома, расположенного не в самом благополучном районе города, я растеряла большую часть своей уверенности. Вряд ли папа обрадуется, узнав, где нас угораздило побывать. Узкая грязная улочка была безлюдна, а черные плащи с капюшонами позволяли практически сливаться с темнотой, но мне все равно казалось, что за нами наблюдают, разглядывают, оценивают… Мерзкое чувство усиливалось сыростью и пронизывающим ветром, пробирающим до костей.

Леди Вайолетт держалась так, словно ей не привыкать к подобной обстановке; впрочем, так оно и было на самом деле. Она решительно поднялась по раскрошившемуся крыльцу в три кривых ступеньки и громко постучала. За дверью послышались тяжелые шаги, и я поежилась, а мама за моей спиной прерывисто вздохнула. Наверное, она тоже уже не единожды пожалела, что обратилась за помощью к леди Вайолетт, чья знакомая и должна была решить мою проблему.

«Она немного странная, — сообщила провидица как бы между прочим. — Но дело свое знает. А насчет ее поведения — ничему не удивляйтесь и не бойтесь, она не подведет. Заговаривается иногда, так что не слушайте и в голову не берите».


Дверь протяжно скрипнула и приоткрылась.

— Летти? — недоверчиво протянул хрипловатый голос. — Это ты?

— Это я, Эстер, — подтвердила провидица. — Открывай.

Звякнула цепочка, и створка распахнулась шире, явив нам высокую худощавую женщину, замотанную в немыслимых размеров пестрый платок с кистями. Светлые волосы, непривычно короткие, спутанные, словно давно не знавшие расчески, обрамляли скуластое, изможденное лицо, бледное до синевы, что только подчеркивали яркие зеленые глаза да подведенные красной помадой губы. Женщина сильно сутулилась и подслеповато щурилась в свете ручного масляного фонаря. На нас с мамой она взглянула со смесью любопытства и неудовольствия, что не укрылось от внимания леди Вайолетт.

— Эстер, это и есть моя просьба, — сказала провидица, шагая вперед и вынуждая свою знакомую попятиться вглубь дома. — Ты не передумала?

— Я же обещала, — улыбнулась Эстер, что из-за особенности освещения получилось несколько зловеще. — Проходите.

Миновав узкий темный коридор, где пришлось оставить верхнюю одежду, мы вошли в комнату, небольшую и неожиданно уютную. Здесь сияли магические сферы, окно скрывала тяжелая светлая штора, с круглого стола, едва приоткрывая его массивные ножки, свисала вязаная скатерть, спинки стоявших вокруг него стульев украшали салфетки с тем же узором, а на стенах были прибиты книжные полки, и они не пустовали. Хозяйка села на один из стульев и жестом предложила располагаться и нам. Я осторожно примостилась на самый краешек и сцепила ощутимо дрожавшие руки в замок. Мама последовала моему примеру, а вот леди Вайолетт отошла к окну, чуть отодвинув штору, выглянула на улицу и сделала вид, что ее здесь и вовсе нет. Что ж, она заранее предупредила, что вмешиваться не станет. Как и о том, что Эстер, несмотря на свои странности, даром работать не будет, и о цене нам придется договариваться самостоятельно.

Хозяйка расслабленно откинулась на спинку стула и окинула нас изучающим взглядом.

— Вы поможете моей дочери? — прямо спросила уставшая от ожидания мама.

— Вы действительно этого хотите? — улыбнулась Эстер, и я поняла, что освещение к особенностям ее улыбки не имеет ни малейшего отношения.

Захотелось заявить, что не нужна мне никакая помощь, подняться и сбежать, но мама успела ответить первой:

— Иначе бы нас здесь не было.

Эстер медленно кивнула и подвинула ближе кошель, положенный мамой на столешницу.

— Странные люди, — нараспев произнесла она с той же пугающей улыбкой. — Идете наперекор судьбе, а после рыдаете над разбитой жизнью…

Холодок скользнул по моей спине. Я не поняла, к чему были сказаны эти слова, но почему-то испугалась.

— Нарушенные зароки рода всегда мстят, — перестав улыбаться, остро глянула на маму Эстер.

Я подумала, что мама сейчас прервет ее, возмутится, но вместо этого она побледнела и опустила взгляд.

— Я прошу исправить то, что произошло с моей дочерью, а не вытаскивать на свет мое прошлое, — все-таки ответила она.

— Исправить то, что, возможно, и не стоит исправлять? — Губы Эстер в очередной раз растянулись в полубезумной улыбке.

Мне вновь захотелось выбежать вон, но ноги отнялись и, сколько я ни пыталась, слушаться не желали.

— Эстер, довольно, — подала голос леди Вайолетт.

Она даже не повернула головы, продолжая смотреть в окно, но это подействовало.

— Что ж, — пробормотала Эстер, переводя на меня цепкий взгляд, — посмотрим, что здесь…

В бессознательную тьму меня бросило гораздо быстрее и решительнее, чем при вмешательстве леди Вайолетт. И столь же резко выдернуло обратно — почти задохнувшуюся, окончательно растерявшуюся.

— Сила запечатана… Немалая сила! — мечтательно протянула Эстер, и мне показалось, что она едва сдерживается, чтобы не облизнуться.

— А можно снять печать? — комкая подол атласного платья и не замечая этого, спросила мама.

— Не все, что запечатано, стоит открывать, — с сомнением пожевала губами Эстер. Смахнула на колени очередной подвинутый мамой кошель и уже гораздо увереннее продолжила: — Но это явно не тот случай, не так ли?

Почему-то я была уверена в обратном, вот только на возражения сил не осталось. Да и не успела бы я возразить: Эстер резко поднялась, ярким крылом взметнулся ее платок, а в следующее мгновение тонкие, но сильные руки припечатали меня к спинке стула — и чужая сила хлынула в меня, сметая все преграды на пути. Кровь обратилась огнем, но ни дернуться, ни закричать я не смогла — так и сидела неподвижно, не мигая глядя в слишком яркие зеленые глаза, словно и вовсе ничего не происходило, словно и не ломало, не перекраивало меня, то ли отнимая что-то, ставшее моей частью, то ли возвращая то, о чем я давным-давно позабыла.





ГЛАВА 9




Колючие стебельки ранили пальцы и постоянно выскальзывали из них, и венок получался неровным, каким-то лохматым. Шляпка белела на изумрудной траве всего в нескольких шагах от меня; было лень тянуться за ней, и солнце вплетало лучи в волосы, впитывалось в веснушки, заставляло щуриться.

Рыжее солнце, заполнившее собой весь мир, кроме крошечного уголка с полянкой, шумной речкой и девчонкой с двумя косичками, неумело плетущей венок.

— Ты выросла, — шепнуло оно, и я кивнула, не поднимая головы, — за пределом моего мирка слишком ярко, так, что глаза слепит.

Выросла. У меня две смешные косички и белое платье с кучей оборок и бантиков, но я откуда-то знаю, что все это не по-настоящему.

Разве что тепло, по которому я скучала когда-то давно… Оно настоящее, живое — и тянется ко мне. Ластится, согревает, становится частью души… Мной.