Бумажные крылья

Тася посмотрела на меня, потом на него, и тут же ее взгляд смягчился – она улыбнулась. Ему.

– Мою маму очень сложно в чем-то переубедить. Она свое мнение почти никогда не меняет.

– Это я заметил. Пошли за стол, я хочу попробовать твой торт.

Нарочно демонстративно обнял дочь за талию и увел вглубь квартиры, а я шумно выдохнула, взялась за перила, тяжело дыша и стараясь прийти в равновесие. Подонок наглющий, мерзкий подонок, который прекрасно знает, как манипулировать дурочками-малолетками, и судя по тому, с каким обожанием на него смотрит Таська, он уже запудрил ей все мозги.





ГЛАВА 4




Я смотрела в окно, как Тася вышла его проводить. Стоят у его мотоцикла, и она волосы ему поправляет, а он ноги длинные расставил в ботинках бесформенных и за талию ее держит. Не знаю, что говорит ей, а я все еще клокочу изнутри и жду ее домой. Отошла, шторку отпустила, руки мелко подрагивают. Сама не знаю, что почувствовала там на балконе. То ли испугалась, то ли... не знаю... но было в этом что-то странное. Не смотрел он на меня, как друзья Таськины смотрят. У него взгляд иной. Мужской и наглый. Взгляд, от которого щеки полыхать начинают, и хочется по физиономии ударить, чтоб не смел так разглядывать. Потому что сопляк, пялиться на взрослую женщину. Никакого уважения.

Услышала, как дочь дверь прикрыла, и я тут же позвала ее к себе на кухню, протирая уже помытую посуду полотенцем и расставляя аккуратно на полке в шкафчике.

– Мне не особо хочется с тобой сейчас говорить, мама.

Заявила откуда-то из коридора, и я с трудом подавила вспышку злости. Надо сдержаться. Надо деликатно и аккуратно. И надо сегодня. Завтра уже поздно будет.

– А мне хочется, Настя. Иди сюда, пожалуйста.

Зашла в кухню, стоит в дверях, готовая в любой момент сорваться к себе, а я взгляд на ее губы бросила – красные. Целовалась с ним. Ударить теперь хотелось и ее. Нашла – с кем. С козлом этим малолетним, нищим, наглым. Так бы и умыла, и спиртом губы продезинфицировала. И понимаю, что злость эта какая-то несоразмерная. Какая-то нелепо слишком сильная.

– Сядь.

– Зачем?

– Затем. Садись, я хочу с тобой поговорить.

Дочь села на край стула и смотрит на меня непривычным для меня взглядом. Чужим и колючим. Словно я вдруг врагом номер один стала за какие-то считанные минуты. И она знает, о чем я буду с ней говорить, а точнее, о ком. Она готова к атаке.

– Ты зачем Вадима обидела, мама? Ты же знаешь, как он мне нравится.

Я изо всех сдерживалась, чтоб не разораться и не начать бить эти тарелки о пол. Я обидела ее Вадима. Я.

– Твой Вадик просто уличная босота. Он ничего из себя не представляет. Я уверена, что он наркоман. И на правду не обижаются.

– Откуда такая уверенность? Он даже не курит почти. Сегодня только. Он спортом занимается серьезно и работает. Ему некогда по улицам.

Я звякнула тарелкой и резко к ней обернулась:

– А ты знаешь, чем он занимается? Ты знаешь, какой он? Ты сама говорила, он голову тебе морочит. И вообще, тебе об учебе надо думать и как в универ поступить. Не нравится он мне... Не просто не нравится, а бесит.

– А мне нравится! Мне нравится, понимаешь? Я, может, люблю его.

Я не сдержалась и расхохоталась.

– Любишь? Да что ты понимаешь в этом возрасте о любви! Любит она. И кого? Вот этого...

Таська вскочила из-за стола.

– А ты много понимаешь, да? По себе судишь. Это ты отца никогда не любила. Ты его бросила. Ты вообще кроме себя никого не любишь. Ты думаешь, я стану жить так, как нравится тебе?

– Станешь! – зашипела ей в лицо, – станешь, потому что я тебя содержу, ты живешь у меня в доме. Не работаешь.

Я уже не могла сдержаться, знала, что все не то говорю, что не так надо, а меня несет по течению и сорвало все паруса. В глазах дочери заблестели слезы.

– Это он тебя настроил против матери? Он, да? Ты раньше так со мной не говорила. Посмотри на меня! Я добра тебе хочу, будущего хочу для тебя хорошего. Чтоб человек из тебя получился.

– Не биомусор, да? А я с ним хочу быть. Он хороший, ясно? Ты ничего о нем не знаешь. Он говорил, что ты умная и красивая, и чтоб я слушалась тебя, а ты... ты снобка. Ты злая, мама. Ты не думаешь ни о ком, только о работе своей и о том мужике, который звонит тебе, а ты прячешься, чтоб при нас не говорить. И... эти разговоры о нищебродах, мусоре... ты понимаешь, как это мерзко?

Она расплакалась, а я схватила ее за плечи.

– Тасенька моя, я же люблю тебя, я все для тебя. Я не хочу, чтоб ты за такого замуж вышла, или вот с таким...

– С каким – таким?

Сбросила мои руки.


– Какой он не такой? Не богатый? Что с ним не так?

Мне захотелось крикнуть ей в лицо – какой, но я вдруг поняла, что она меня сейчас не услышит. Она зациклена на нем, он просто въелся ей в мозги, и, чтоб я сейчас не говорила, она все воспримет в штыки..

– Это ты не такая! Что тебе надо было от папы? Чем не такой был? Не изменял тебе, не обижал, а ты его предала... Ему до сих пор больно. Ты людей не ценишь, не знаю, какими мерками ты их измеряешь... но они неправильные, мама.

А вот и бессилие, оно навалилось тяжелейшим грузом и придавило меня к полу, как мешком с камнями. В горле начало драть комком рыданий. Словно она меня бьет своими словами в солнечное сплетение. Я выпрямилась и набрала побольше воздуха.

– Ты не будешь с ним встречаться, Тася. Я не позволю. Я все расскажу отцу.

– Буду! Я сама все ему рассказала. Папа знает о Вадиме! Ясно? Не выйдет, мама. Шантаж не получится.

Выскочила из кухни и стукнула дверью у себя в комнате. Потом что-то протащила по полу – кроватью от меня забаррикадировалась. Я села за стол и закрыла лицо руками. Что я делаю не так? В каком месте я упустила? Как так? Я решительно встала из-за стола и пошла к ее двери, громко постучала.

– К отцу поедешь. Сдашь экзамены и все. Нечего тебе тут делать. Пусть он за тебя отвечает!

Она разрыдалась еще сильнее, а я в бессилии зашла к себе и сползла по стене на пол, закрыла лицо руками, меня трясло и, казалось, даже внутри все ходуном ходит. Никогда раньше так не конфликтовала с ней, никогда она мне не говорила таких слов. Словно не моя дочь сейчас стояла передо мной, а некто похожий на этого ублюдка... Я должна успокоиться, должна хорошо подумать и взять себя в руки. Она просто попала под его влияние. Это моя дочь, и я знаю, как себя с ней вести. Все будет хорошо.

Уснуть я так и не смогла, всю ночь просидела у окна, сжимая плечи руками и глядя на деревья, покрытые белыми цветами как снегом. А ведь я тоже была подростком, делала глупости. Если, конечно, можно так назвать связь с моим бывшим мужем. Выпускной, много выпивки, и один из самых крутых парней с деньгами везет меня на своей машине к себе на дачу дальше отмечать. Леша давно на меня глаз положил, а моя мама изо всех сил дружила с его родителями. Именно изо всех сил, потому что мама всегда дружила с нужными людьми. Она так привыкла. У нее всегда и везде были знакомые. Мы переспали в ту ночь, и, наверное, именно этого я ему так и не простила. Он напоил меня шампанским на их даче и взял. Нет, не насильно, но и не совсем по моей воле. Утром окажется, что мы это делали несколько раз, а через пару месяцев меня начало рвать и тошнить. Леша пришел ко мне сам, моя мама позвонила его матери, и он на коленях умолял меня дать ему шанс, родить нашего ребенка. Мы поженились, и эта свадьба больше походила на какую-то коронацию. Пафосный фарс с самыми крутыми фотографами. В самом крутом ресторане города. Я не знала в лицо ни одного из гостей, и их было так много, что я никого не запомнила. Ночью он взобрался на меня и под мой застывший взгляд трудился над моим телом, а меня вырвало, едва он кончил. Нет, Леша был очень хорошим, он много сделал для меня и безумно меня любил. Но в один момент я поняла, что больше не хочу – как надо, и я представляю из себя не меньше, чем он, и я больше не хочу смотреть в потолок, когда он надо мной пыхтит. Может, я фригидная, и ему вот так не повезло, а мне ничего и не нужно. Я сама о себе позабочусь.

Сейчас я не знала – хочу ли того же для своей дочери... И чего я вообще хочу для нее. Но я точно знала, что не такого ублюдка, как этот оборванец без гроша в кармане. И дело не только в деньгах, а в том, что такие вот их не умеют зарабатывать. Они выдирают эти деньги где умеют, а потом гниют на нарах. С ним она будет как на пороховой бочке. Он ей жизнь сломает. Не позволю ей себя закапывать.

Утром я забрала у нее сотовый и вырубила в доме модем, а еще сказала, что, если узнаю об их встречах, она в тот же день уезжает к отцу. Мне казалось, что я справилась с проблемой. Наивная. Какая же я наивная. Из моих намерений мягко и тактично с ней поговорить ни черта не вышло. Мы обе изошлись на эмоции, и все из-за этого подонка. Ничего... все пройдет. Я в это верила. Наверное, каждый из родителей рано или поздно оказывается в ситуации, когда понимает, что уже не имеет никакого влияния на своего ребенка, и это выбивает почву из-под ног и причиняет сильную боль, с которой практически невозможно справиться. В этот момент дети от нас и уходят, даже если и продолжают с нами жить под одной крышей.

Какое-то время воцарилось спокойствие, и я не слышала ничего о Вадиме, а дочка вроде бы успокоилась, и мы даже начали разговаривать. Такое затишье перед большой бурей, которая к чертовой матери все сметет на своем пути. Но в моей жизни бури случались весьма редко, единственной был мой развод, когда против меня ополчились все, включая моих собственных родителей.

И я искренне надеялась, что больше не встречу того мерзавца никогда. Я ошиблась. В тот день с утра были пробки, и машины стояли чуть ли не на тротуарах. По понедельникам всегда так – яблоку негде упасть. Мне пришлось свою бросить за два квартала от офиса. Даже платная стоянка была забита, а я вышла на работу не рано, с утра до ночи делала частные переводы. Надо было на поступление поднакопить, а у мужа я не любила выпрашивать. Я вообще не любила чувствовать себя кому-то обязанной. Задержалась допоздна, сама не заметила, как начало темнеть. Уборщица постучала вежливо в мой кабинет. Намекая, что пора бы и честь знать, ей из-за меня тоже задерживаться придется.

Я извинилась. Сложила книги и словарь в сумочку, упаковала документы в файлики, чтоб поработать ночью, потому что все же не успела сделать важный перевод с китайского для компании по производству электроники и ее представителей в нашем городе. Набрала Тасю, проверила, что она дома. Последнее время я делала это постоянно. Как оказалось, совершенно не напрасно и напрасно одновременно, так как воду в кармане не застегнешь – все равно просочится, она тоже просачивалась из-под моего контроля куда-то в улицу и в проблемы. Просачивалась к нему... но я-то свято верила, что с этой бедой справилась и отделалась легким испугом.

Вышла из офиса, и пошла по узкому тротуару, цокая высокими каблуками по направлению к припаркованной машине. Это случилось настолько неожиданно, что от испуга и шока я выронила и сумку, и сотовый, и все папки.

Передо мной появился этот парень. Из ниоткуда. Просто из воздуха. Приземлился на ноги и пружинисто выпрямился. На нем светлая толстовка с капюшоном и светлые штаны, рваные на коленях. Лица почти не видно, но я его узнала. Сама не знаю, как, но узнала. Вскрикнула, а он ухмыльнулся, и белоснежные зубы сверкнули в полумраке.

– А вы не усвоили урок, Ольга Михайловна, продолжаете ходить в темноте. Кстати, добрый вечер.

Ни черта он не добрый, если ты свалился на мою голову. Наклонился вместе со мной собирать папки и бумаги, подавая их мне и глядя на меня из-под капюшона.

– Вы сейчас нарочно делаете вид, что меня здесь нет, или это воспитательные приемчики?

– Просто уйдите, не надо мне помогать и вообще ничего не надо.

Я нервничала и, нет, это не было страхом, это было едкое раздражение и что-то еще, не поддающееся определению. Нечто пугающее, неприятное, заставляющее не смотреть ему в лицо и стараться быстрее все сложить в сумочку, и бежать от него без оглядки.

– Темно уже. А вы ходите одна.

– А ты весь испереживался, да?

Он подавал мне разлетевшуюся на части ручку и несколько тетрадных листов с набросками переводов. И у меня вся кровь к щекам прилила, когда увидела, как он смотрит на мои колени, а потом в вырез блузки под жакетом, даже рот чуть приоткрылся. Я резко встала на ноги, одергивая юбку, и он выпрямился вместе со мной, трет ладонь о ладонь с растопыренными пальцами. Кажется, что он тоже нервничает.

– Конечно, ведь вы – мать моей девушки, – улыбнулся и сунул руки в карманы.

– Тася не твоя девушка и твоей девушкой никогда не станет. Ясно? Просто забудь о ней и все. Дай пройти.

В этот раз он посторонился. А я так и не смотрела на него. Не хотела. Знала, что увижу глаза его наглые, и волна протеста захлестывала, как цунами. Волна протеста и понимание, что на меня так никто и никогда не смотрел.

– Может, подвезете? Мне в ваш район как раз надо, заодно побуду вашей охраной.

Я усмехнулась, от этого нахальства злость перерастала в нервный припадок, и бесит, что рядом идет, спиной пятится, чтоб на меня смотреть, сверлить, жрать этими своими волчьими глазами.

– С такой охраной и маньяки не нужны, – огрызнулась я, отыскивая взглядом машину.

– Вам идет бордовый цвет, Ольга Михайловна.

Я резко остановилась, и он остановился, руки из карманов так и не вытащил, смотрит, как и всегда, исподлобья и какую-то травинку жует. Губы у него очень полные, поблескивают, влажные. Очень красивые губы.

– Комплименты папа говорить научил или прочитал где-то?

Улыбка с его лица пропала, и взгляд уколол почти ощутимо на физическом уровне. Очень «говорящая» у него мимика – то обжигает, то пугает, то... не знаю что. И мне ужасно не нравилось, что не знаю. Неуютно становилось.

– Что вы, Ольга Михайловна, я ж читать не умею. Образования никакого. Это просто природный талант.

Насчет отца промолчал. Значит, либо нет отца, либо алкаш какой-то. И опять волна презрения вместе с каким-то ощущением непонятным. Ощущением, что он не из-за дочки ходит за мной. Ощущением, что я ему нравлюсь, и тут же как хлыстом по спине. Мерзость какая. Мелкий уличный ублюдок с его симпатиями ко мне и к моей дочери не имеет права даже приближаться к нам обеим. Я пикнула сигнализацией и открыла дверцу машины.