Царица парижских кабаре

Джонни нашел место на рю Лористон, 4, на углу авеню Виктор Гюго. Два шага от Триумфальной арки, очень удобная квартира наверху, над рестораном. И к тому же – место, уже отмеченное и судьбой, и парижанами: раньше там находилось ателье очень известного фотографа. Начались работы. Парижский подрядчик Борис Каныбеев, сводный брат пианиста Юрия Букова, имел своих рабочих, славился распорядительностью. Тем не менее отделка длилась полгода или даже восемь месяцев.

Но и это прошло. 5 ноября 1961 года открылся «Русский павильон»!

В газетах появилось объявление: «Людмила Лопато, которой мы аплодировали в “Динарзад”, теперь принимает и поет у себя – на обедах и ужинах в ресторане “Русский павильон”!» Как важны для моей жизни эти четыре строки – я еще и не подозревала.





Второе, расхожее название ресторана было «У Людмилы». Голубые стены, красный бархат, розовые лампочки на каждом столике (столиков было 23 или 24, не помню точно). Вокруг всей залы – удобные диваны, на стенах – картины русских художников. Часть полотен перешла ко мне из семьи великого князя Бориса Владимировича. И оформлять зал отчасти помогал Рашевский, брат княгини Зинаиды Сергеевны, жены Бориса Владимировича. Он был весьма известен в Париже и на курортах Лазурного берега. Жил каждое лето в «Отель де Пари» (бесплатно, так как он знал бесконечное количество «персон грата», умел привлекать к себе людей – и вокруг него всегда вращалось общество). Был женат на американской миллионерше леди Астор. Жить умел на редкость приятно и вальяжно! Я знала его не очень близко, но в памяти остался симпатичный, остроумный господин, внимательный к красивым богатым дамам. При всем природном легкомыслии, когда Рашевский к кому-то действительно хорошо относился, он был прекрасным другом.





После смерти великого князя Зинаида Сергеевна осталась одна. И, так как она очень любила своего брата, они поселились вместе в ее доме на рю Фезандри. Там висели знаменитые картины – главным образом русских художников. Была старинная мебель, чудесный рояль. Бунчук, личный мажордом Рашевского, заведовал хозяйством в доме. И когда приглашали ужинать, на столе была вся прелесть русской кухни.

В 1960 году Зинаида Сергеевна вышла замуж за Костю Джанумова (он был красив, пел и играл на гитаре). Они ездили в Америку, где все газеты кричали, что вдова великого князя вышла замуж за плейбоя!

Прошло время. Джанумов и Рашевский вместе поехали в гости в Испанию, к князю Багратиону (тому, на дочери которого был женат великий князь Владимир Кириллович). Они вышли в море на яхте – и Джанумов внезапно утонул.

Вероятно, он хотел нырнуть, но произошел несчастный случай.

Хотя это не вполне очевидно.

Еще через какое-то время Зинаида Сергеевна вышла замуж в третий раз, за некоего чешского господина (я его видела дважды или трижды). Вскоре она очень серьезно заболела; когда я приходила ее навестить, все повторяла: «Людмила, берите, берите русские картины в ваш ресторан! Как будет красиво… И я мысленно буду с вами».

На потолке ресторана была шкура белого медведя (мой брат привез ее из Сибири и рассказывал, что он сам этого медведя убил, но я всегда думала, что это чистая фантазия). На самом видном месте – картина Лапшина «Москва».

Я увидела впервые это полотно еще девочкой, когда мы с мамой были в Биарицце, в гостях у архитектора Минаша – отца художницы-графика Жени Минаш. И еще тогда влюбилась в картину! А много лет спустя мне позвонили и спросили, не хочу ли я ее купить. Мы с реставратором князем Эристовым немедленно отправились за ней. Глебушка Эристов потом привел полотно в полный порядок.

Посетители входили. Оглядывались, удивлялись, восхищались. Тут же выпивали рюмку водки, которую предлагала всем входящим прелестная барышня в русском костюме с кокошником.

Персонал был большой. Княгиня Марина Дадиани, урожденная Амилахвари, занималась гардеробом гостей. Старый барон Леонид Ламсдорф ведал шампанским. У него дрожали руки, но клиенты его обожали! Князь Миша Шервашидзе был метрдотелем, я принимала гостей. Были еще пять или шесть русских гарсонов, все носили голубые рубашки-косоворотки с темно-бордовыми поясами. А в первый вечер, не сговариваясь, крестились перед тем как выйти к гостям, потому что зал был переполнен.

Первое меню нам составил и стал у нас шефом Сергей Сергеевич Залогин, бывший царский и лучший русский повар в Европе тех лет. Он помогал нам выбирать посуду и оборудование, был очень культурный и милый человек и изумительный мастер. Делал неподражаемые кулебяки, блины и пирожки! Он сам был знаменитостью, знатоки шли ужинать «на Залогина», как ходят в театр на спектакль с примадонной. Конечно, он был очень дорогой «ведеттой». Не только из-за стоимости его труда. Он был весьма строг к поставщикам, к выбору продуктов. Телячьи котлеты? Только из самого лучшего мяса! И так – во всем. Увы, Залогин работал у нас недолго. Теперь я жалею об этом: он любил ресторан, он его создавал… Впоследствии я двадцать лет мучилась, выбирая поваров, – и ни один француз не готовил так, как Сергей Сергеевич.

Он ушел от нас в результате недоразумения – одна клиентка ресторана пожаловалась вечером, что мясные пирожки были сладковаты. А Залогин страшно обиделся. Бросил ресторан на пять дней, затем вернулся, попросил расчет.

Никогда уже нам не удавалось предложить такую кухню, как тогда. И Сергей Сергеевич после этого совсем перестал работать (он был уже очень немолод). А уйдя на покой, вскоре умер…

Перед открытием я страшно волновалась. Все служащие мне прислали корзину цветов: «Бон шанс, Людмила!» Рашевский сказал: «Не бойтесь, я устрою вам премьеру!» и привез весь Париж: Бурбонов, Полиньяков, русских князей, знаменитостей. У нас и позже бывали Юсупов, Голицын, Шереметевы, княгиня Зинаида Романова.

Каждый, кто пришел в «Русский павильон», получал тарелочку с мягкими, еще теплыми пирожками – небольшими, на один укус, шедеврами «залогинской ручной работы». Водка уже стояла на столе, в деревянной матрешке. Шампанским занимался барон Ламсдорф.

В то время стоимость франка была совершенно другой. И цены были смешные. Какие-то 30–50 «тех» франков стоил обед, за который сегодня платят 500.

Оркестр Валентина Билинского был очень хорош. Солировали Шарль Шалян и Марк Лючек. Потом пела я.

Люди иногда танцевали. Подчас на эстраду выходили известные артисты или другие знаменитости; выяснилось, например, что главный редактор The Times чудесно поет венгерские песни. Однажды вышел из-за столика и играл для нас знаменитый скрипач Иври Гитлис.

В 1960-е годы из Бухареста ко мне в ресторан приезжала известная русская певица Алла Баянова и выступала у нас несколько раз.

Силой «Русского павильона» был его домашний дух (домашний – в изысканном, старинном смысле), уют гостиной или музыкального салона, где у каждого, знаменитого или неизвестного, была возможность показать свои таланты и принять участие в общей радости. И это нравилось всем!

Ночи летели, одна за другой, полные романтизма. И, говорят, незабываемые.

По ком, по ком душою ты страдаешь,

По ком, по ком вздыхаешь ты тайком,

По ком, по ком ты слезы проливаешь?

А-ах… и утираешься – тайком – кисейным рукавом…



Зна-ать, судьба, судьба моя такая,

Что с посты-ылым шла я к венцу.

Знать, уж судьба такая, доля злая,


А-ах… а слезы катятся по белому лицу…





Не знаю, помнят ли в России этот старый романс. Но в «русской шкатулке» возле Елисейских полей он был бережно сохранен.

Я любила его и часто пела в те вечера в моем «Русском павильоне».

Парижские репортеры в те дни писали:

«И вот – Людмила Лопато, со всеми ее талантами – собеседницы, певицы, пианистки, хозяйки вечерних праздников, но также и композитора.

Людмила после своего прохода между столиками с русской народной песней становится загадочна, как сама мечтательность, сама нежность. В ее манере держаться теперь нет ни тени скетча. И если вы ее попросите, она споет вам “Под солнцем Прованса” на свою собственную музыку… (А слова к этому романсу написал мой первый муж Никита. – Л.Л.)

Вы полюбите эту среду, этот воздух, в котором так много смеха и совсем чуть-чуть степной дикости, древнего цыганского плача, радости ночей и дневной муки. И еще в этом воздухе (те, кто знает русские кабаре, поймут) – больше изысканности, чем в других местах.

Привносят эту ноту, помимо самой Людмилы, Морис Лашамп со своей скрипкой, Алеша и Шалян с их гитарами. Шалян великолепен – попросите-ка его сыграть “Облака” Джанго Рейнхардта, эту волнующую классику, такую близкую, навевающую каждому на память какой-то отъезд, какое-то бегство.

Алеша поет высоким голосом, в котором так много нежности его народа, – и мы вновь куда-то перенесены, горько очарованы памятью о прежних, давних чьих-то бегствах и исходах…

Возвращается Людмила – и с ней ее веселье, ее триумф! Шампанское с паприкой, охлажденное в снегу…»





«Очаровательная, неодолимо притягательная, эксцентричная Людмила приходит к нам со своими взрывами смеха и своими песнями, чтобы вселить надежду, что праздник еще не кончился. Среди всех ночных русских ресторанов ее маленькая “бонбоньерка” остается самой верной этому стилю и духу…»

«С каким удовольствием мы открыли для себя ресторан, основанный Людмилой Лопато в двух шагах от Триумфальной арки! У Людмилы проходят восхитительные вечера. Все русское оживает здесь – начиная со швейцара в галунах у входа, цыганского оркестра и до приветствия хозяйки дома: когда она садится к фортепьяно, мы узнаем и вспоминаем талантливую артистку, которой аплодировали прежде в “Динарзад”. Еда высшего качества: блины с икрой, ягненок на вертеле, котлеты по-киевски… Обедают по преимуществу с шампанским, хотя и винный погреб Людмилы подобран искусно. Мы вдумчиво дегустировали рафинированное меню – от крошечных пирожков и корнишонов до мороженого с сюрпризом на десерт. В Париже трудно выдвинуть вперед новый ресторан. Но успех венчает Людмилу, потому что она очаровательная маленькая особа, полная грации, у нее много друзей, и общение здесь – самое редкое и ценное… Элегантность и хороший тон ресторана “Русский павильон” – достойны салона»…

«Если вы мечтаете тайно о вечере в русском кабаре, со скрипками, закусками и балалайками, – обязательно зарезервируйте столик у Людмилы. В ресторане на первом этаже, обитом красным бархатом, тепло, как в доме со скатертями и кружевом, с портретом Екатерины Великой на стене, напротив вида заснеженного Санкт-Петербурга (оба полотна – из личной коллекции хозяйки ресторана). Эта изысканная дама в муслине и жемчугах встречает вас, точно гостей собственного дома. В полночь она садится к фортепьяно и воскрешает мелодии старой России. Два русских, действительно русских музыканта аккомпанируют ей…»

И наконец, газета Le Monde – краткий обзор истории русских ночных ресторанов Парижа: «Со времен покойной “Летучей мыши” и “Княжеских ночей” русские кабаре всегда имели успех в Париже. Вскрики цыганских скрипок и казачья пляска, блины, шашлык и водка вносят неопределимо-экзотическую ноту в ночную жизнь. “Тарас Бульба” старается изобразить степную вольницу, “Карлов” – повторяет “Тараса Бульбу” на Левом берегу. “Шехерезада”, благородный предок, остается неизменной в своей пещере “Тысяча и одной ночи”, совершенно как во времена Полковника. (Создатель “Шехерезады” полковник Нагорнов, редкостный поклонник шампанского, впоследствии основавший “Динарзад”. – Л.Л.)

Жак Пасоли, корсиканец, уроженец департамента Шер, император парижских ночей и соперник знаменитой Елены Мартини, также правит двумя русскими кабаре, “Звезда Москвы” и “Царевич”, что ему позволяет использовать в том и в другом месте своих артистов – старых “белых русских” (таких как Виктор Новский) и молодых советских (таких как Жан Татлян).

Самое роскошное, самое боярское из русских кабаре – “Распутин”, заведение Елены Мартини, с его двумя оркестрами и увеселениями. Самое камерное и прелестное – “Русский павильон”, где царствует Людмила Лопато, самая русская из всех парижанок, самая очаровательная парижанка из всех русских, спектакль одной актрисы сама по себе. И у нее очень вкусно кормят!»





Комментарии


Картина Лапшина «Москва» – Лапшин Георгий Александрович (1885–1950), участник «салонов независимых» (1925–1940). Оформил в 1935 г. «Сказание о невидимом граде Китеже» для «Опера-комик», делал декорации для «Фоли-Бержер» и кабаре «Сезам» в Монте-Карло.

Минаш – отец художницы-графика Жени Минаш – Минаш Сима Исаакович (1877–1945), петербургский архитектор. Хаджи – Минаш Евгения Самойловна (1907–1972) в 1957–1960 гг. оформила библиофильское издание «Камасутры». В 1963 г. получила Большой приз изящных искусств г. Парижа.

Иври Гитлис – скрипач, эмигрант из Риги, живет в Париже, до этого жил в Израиле. Работал с Менухиным, Баренбоймом, Мильштейном.

Алла Баянова – Баянова Алла Николаевна (р. 1914), русская певица, исполнительница романсов и народных песен. В раннем детстве была увезена родителями в эмиграцию. В 1927 г. в Париже дебютировала в кабаре «Казанова». Пела в ресторане «Большой московский эрмитаж» в одной программе с А. Вертинским, высоко ценившим дарование столь юной певицы. Гастролировала в Ницце, Афинах, Белграде, Каире, Бейруте. С середины 1930-х гг. жила и выступала по преимуществу в Бухаресте. Творческий путь описан ею в книге «Гори, гори, моя звезда» (Тамбов, 1994). С 1989 г. живет в Москве.

«Облака» Джанго Рейнхардта – Рейнхардт Джанго (р. 1912), король американского свинга.

Жан Татлян (р. 1943) – эстрадный певец. Родился в Греции, в армянской семье, которая позднее переселилась в СССР. Дебютировал в Ленинграде в начале 1960-х, много концертировал, в СССР было продано 50 млн его пластинок. С 1971 г. в эмиграции, в Париже пел в кабаре «Распутин» и «Звезда Москвы», в США – в крупнейших казино Лас-Вегаса, держал ресторан на 64-й улице Нью-Йорка. В 1990-х вновь стал концертировать в России.

«Распутин» – парижский ресторан. Открыт в 1966 г., принадлежит Елене Мартини.





Глава двадцать четвертая




Я не знаю точно, как создать успешный ресторан