Целый мир внутри

— Подождите-подождите, — прервала заключенная. — А если я прямо сейчас скажу вам, что несоответствие будет?

Во взгляде сотрудника скользнуло напряжение.

— В каком смысле? — уточнил он. — Вы хотите признаться, что соврали?

— Ну, если это нельзя назвать как-нибудь помягче, то, скорее всего, да — я хочу признаться, что я соврала.

Мужчина слегка приподнял брови, будто недоумевая и даже несколько сомневаясь в адекватности своей собеседницы.

— Факт несоответствия будет занесен в протокол как отягчающее обстоятельство согласно пункту «об Обмане» раздела «Поведение», — он вновь посмотрел в глаза Вильгельму. — Ваше признание или непризнание не сыграет никакой роли. Факт вины невозможно умалить словами.

Он подождал, ответит ли на его слова мучимая им личность, но, так и не дождавшись ответа, занялся приготовлениями к опросу. Осмотрев стол, он пододвинул чуть ближе к себе какое-то странное устройство, чем-то напоминающее то, к которому подносила глаз спутница первых ее этапов заключения.

Установив все, как надо, кое-где кое-что прощупав для верности, сотрудник Корпорации искусственно улыбнулся своей визави.

— Поднесите глаз к вот этому разъему, — показал он на круглый разъем. — И не моргайте буквально… вот и все. Ждите.

Пленница уже не протестовала. Она смирилась со всем происходящим.

Да, наверное, она просто-напросто переборщила с дозой наркотических веществ… Иначе как еще можно объяснить всю происходящую чушь?

«Ничего, — попыталась она утихомирить непонимание и панику внутри себя. — Скоро все пройдет. Ничто не вечно. Вот и это скоро кончится».

Мужчина тем временем что-то писал. Он не смотрел больше на Вильгельма. Получив все важное, он с какой-то чуть ли не одержимостью принялся за свою работу. Присутствуй в его теле, разуме, душе или где бы то ни было хотя бы намеки на чувства и эмоции, его пальцы наверняка тряслись бы от возбуждения, в его глазах наверняка отплясывал бы адский огонь, а его кровь наверняка отплясывала бы в венах жигу. Однако ввиду отсутствия всяких там переживаний и прочего этот индивид был совершенно спокоен, исполняя свои функции быстро и качественно, без сбоев. Как робот какой-то.

— Хорошо, — вскоре повернулся он к сидящей напротив девушке. — С Опросом мы закончили. Теперь вам на Осмотр.

— А… — попыталась что-то спросить арестантка. — Вы не скажете мне, где и какие еще несоответствия вы нашли? Или, может, вы хотя бы дадите мне информацию относительно того, сколько мне светит и что мне светит вообще, если быть уж до конца откровенными? Я ведь совершенно не могу понять, почему я нахожусь… — она осмотрела помещение полубезумными глазами, силясь подобрать правильное слово, но докончила только: — здесь?

Мужчина все так же безынтересно улыбался.

— Я делаю только то, что мне положено делать. Вы спрашиваете меня о сферах, в которых я ничего не смыслю. Я знаю только то, что делают при Опросе. Большее — не в моих интересах, — он снова подождал ответа, но, снова не дождавшись, попрощался, скалясь все так же: — прощайте.

Пока девушка шла до двери, ее мозг, отчаянно вцепившись в только что услышанное, мало-помалу начинал проводить анализ всего происходящего. Пока выводы было рано делать, но начало им было уже положено.

Стоило посетительнице этого невероятного здания выйти из кабинета Опроса, как она не встретила, хотя и ожидала встретить, свою компаньонку. Это произвело двоякий эффект: с одной стороны, было как-то несподручно остаться без какой-либо компании в этом повернувшемся вокруг своей собственной оси здании этого повернувшегося вокруг своей собственной оси мира; с другой же — от факта ненахождения рядом еще одного двинутого на голову человека становилось как-то легче.

Искать кабинет Осмотра Вильгельму не пришлось — тот чудесным образом нарисовался прямо перед глазами. То есть действительно — прямо напротив. Буквально в нескольких сантиметрах. И нет, ничего не двигалось само собой, ничего не перемещалось в пространстве, не меняло своего положения, как лестницы в школе Хогвартс. То была сама девушка, а точнее ее ноги — они в тайне от своей хозяйки привели ее к нужной двери.

Считая излишним стучаться в двери к кому бы то ни было (ведь какой же смысл проявлять такт к людям, сошедшим с ума?), Вильгельм вошел внутрь.

Здесь все было совершенно так же, как и в прошлом кабинете — даже стол, казалось, ничем не отличался: на нем будто даже те же кипы листов были. Вот только лицо за этим столом было другим.

Не дожидаясь приглашения, вошедшая сама себя усадила напротив нового своего изувера и начала буравить его лоб своим взглядом. Ощутив или не ощутив это, но в любом случае подняв свою голову, мужчина улыбнулся (точь-в-точь так же, как предыдущий). Но только в лице этого уже можно было заметить неглубокие бороздочки морщин, тогда как у прошлого такого не примечалось.

— Здравствуйте, — поприветствовал работник. — Вы, как вам уже известно, находитесь в кабинете Осмотра. В процедуру осмотра входит обследование наружное и внутреннее. Внутреннее обследование проводится путем просвечивания вашего тела рентгеном. На основе полученных данных сгенерируется ваша медицинская карта (на время пребывания в месте для провинившихся). Сведения о вашем здоровье важны для вынесения Вердикта, они непосредственно влияют на решение, какую работу вам назначить, — закончив свой спич, сотрудник воззрился на Вильгельма в ожидании ответа. Не получив его, он продолжил, склоняясь над бумагами и роясь в них: — раз у вас нет ни вопросов, ни возражений, тогда встаньте.

На сколько она могла судить, Осмотр был не чем иным, как проверкой у хирурга, педиатра или кого-то там (уже и не упомнишь их всех), которого надо было посещать раз в год на диспансеризации вместе с классом. А ей-то вот подумалось, что с окончанием школы и эти мучения кончатся, — однако не тут-то было. Мало сказать, они не кончились, так и само обследование проводят в каком-то совершенно непривычном мире.

Встав в стандартную позу (ноги на ширине плеч, руки раскинув), осматриваемая постаралась не покраснеть, как рак, и не ударить при первой же возможности этого недоврача по его холодным пальцам. Но надо было терпеть. Он вроде как не обращает особенного внимания на тот факт, что перед ним — совершенно голая особа. Это было и радостно, и обидно.

Тем временем «доктор» осматривал и прощупывал представленное тело очень тщательно. В его глазах можно было бы разглядеть какую-то безумнейшую радость, чуть ли не счастье. Он был настолько доволен наличием работы, что принялся за ее исполнение с редчайшим фанатизмом. Хотя… вполне возможно, что и не таким уж редчайшим: похоже, что у всех в этой Корпорации работающих мозги на работе сдвинулись. И куда-то завалились.

— Пройдите вон туда, — оторвавшись наконец от своего занятия, проговорил мужчина и указал на стоящий у левой стены аппарат. Это механическое устройство представляло собой нечто подобное рентгену, только, насколько можно было судить, эта вещь просвечивала сразу все тело, а не только какую-то его часть.

— А… — неловко начала девушка, с опаской глядя на рентген 2.0, как она обозвала его про себя. — Мне говорили, что рентгены для здоровья опасны… а эта вот… м… штука… она выглядит очень… — слова не шли на язык, и этим воспользовался собеседник.

Он посмотрел на спрашивающую взглядом, вполне конкретно выражающем вопрос: «в своем ли ты уме, дамочка?» и, внутренне, видимо, убедившись в отрицательном ответе, пояснил для дамочки вслух:

— Какие-то старые рентгены, может, и были опасны, но это, — он ласково погладил «это» и с блеском в глазах и улыбкой на лице, продолжил: — это чудо науки. А чудо науки не может причинять вред!

Не сказать, чтобы эти восхваления убеждали, но другого выхода все равно не было.

Пожав плечами, Вильгельм Десятый занял место внутри этого механического нечто, а работник Корпорации тем временем сел за свой стол и начал что-то писать. Как только на его столе появились еще и снимки Вильгельмовского организма, он, казалось, разошелся так, что мог бы тут же и взорваться. Удивительно, как некоторым людям нравится их работа! Невероятно, что кому-то она может нравится НАСТОЛЬКО.

Выйдя из временной кунсткамеры, мучимая тихо подошла к своему прежнему месту и села, как-то сочувственно поглядев на трудящегося в поте лица человечка. Она вздохнула.

Мужчина замер. Какой-то миг он не шевелился вообще, но после, подняв глаза на девушку, он улыбнулся холодной, ничего не выражающей улыбкой и произнес:

— Спасибо. Вы свободны. Следующий процедура — психография. Прощайте.

Все они — что первый, что второй — прощались с ней. Они не говорили «до свидания». Они именно прощались.


Раньше, когда кто-то говорил «прощай», в голове не возникало мысли о том, что этого человека больше не увидеть. Как-то получалось само собой, что это прощание опровергало само себя. Поэтому слово износилось, потеряло смысл, перестало нести ту энергетику, которую оно должно было нести.

Услышав его сейчас во второй раз, девушка обернулась — мужчина работал все так же, он не поднял глаза и не посмотрел на свою уходящую посетительницу.

«Вот в такие вот моменты начинаешь понимать, что слова имеют вес» — подумала она, открывая дверь и стараясь не упасть под тяжестью услышанных «прощайте».

Осталось три кабинета. Три совершенно одинаковых между собою кабинета с различием единственно в людях внутри белых стен очередного помещения. Хотя процедуры до сего момента не занимали много времени (от силы минут пять), однако тот факт, что проходить их приходилось в полном неглиже, не мог способствовать зарождению оптимистических мыслей и уж точно не растягивал улыбку от уха до уха в радостном предвкушении очередного этапа.

На этот раз арестованная не заметила не только то, как подошла к следующей двери, но и то, как та открылась, впуская визитершу в свое идеально вылизанное и, казалось, отполированное нутро.

— День добрый, — услышанное приветствие вывело Вильгельма из задумчивости ощутимым ударом прямо в лицо. Потерявшись от неожиданности, он только кивнул и сел, повторив ту же самую операцию, что и в двух предыдущих кабинетах.

Сознание, как бы то ни было странно, не хотело полностью возвращаться к арестантке. В то время, как очередной сотрудник объяснял ей, что ее ждет, она отвлеченно думала о чем угодно другом, но только не о том, что надо было.

А рассказывал этот юноша (а в этот раз это был не кто иной, как именно юноша) следующее:

— Вы присутствуете на… — он сбился на самом начале, поняв, что говорит не то, что нужно. Сразу можно было понять, что это не профессионал, как предыдущие два, а еще довольно «зеленый» сотрудник, как говорится. Пробежав быстро по строкам, написанным им в виде шпаргалки на одном из листков, и снова посмотрев на невнимательную посетительницу, он продолжил: — вы, как вам уже известно, находитесь в кабинете Психографии. — Позволив себе слегка улыбнуться и спокойно выдохнуть, но тут же собравшись с духом, «зеленый» заговорил внушительнее, слегка возвысив свой голосок: — В процедуру психографии входит просвечивание мозга специальным устройством, работающим по принципу рентгена, только… только… — бедолага совсем сбился с мысли и воззрился в пол, будто надеясь найти потерянные слова лежащими внизу, но, поняв безуспешность данной затеи, взялся чуть увеличенный в размерах шлем и, снова направив взгляд на находящегося в какой-то своей атмосфере Вильгельма, повысил голос еще немного и начал тыкать в устройство с разных сторон, объясняя: — этот шлем, он позволяет просветить голову… то есть не голову, а мозг… точнее… — он посмотрел на то, что держал в руках, тыкнул куда-то в бок, отчего то самое вылетело и упало на стол, загремев, как обвалившаяся скала.

Раздавшийся звук привел в себя заключенную, и она недоуменно посмотрела на краснеющего все больше и больше парнишу. Он сидел без движения и даже не дышал. Испугавшись, девушка протянула к нему руку и прикоснулась к его щеке.

— Вы в порядке? Живы? Не отравлены? — попыталась она задать какие-то умные вопросы, но, сама того не подозревая, повела себя совершенно по-идиотски и тоже покраснела.

Осознав, что неловкость ситуации создает не только он, новоявленный работник Корпорации откашлялся и, махнув головой, скидывая тем самым протянутую теплую ладонь со своего обжигающего лица, повторил без запинки, совершенно как то надо было изначально:

— Вы, как вам уже известно, находитесь в кабинете Психографии. В процедуру психографии входит просвечивание мозга специальным устройством, работающем по принципу энцефалографа, но позволяющем помимо всего прочего изучить также и строение серого вещества внутри черепа, досконально его просмотрев.

Подождав, как то положено по правилам, некоторое время в ожидании вопросов и не дождавшись оных, юноша приступил к делу. Он снова взял в руки шлем и протянул его к своей пациентке. Та среагировала с промедлением — в таком непонимании находился ее бедный, в будущем просвеченный и проанализированный мозг, что ему было просто неохотно и крайне тяжело как-то реагировать на внешние раздражители.

Как только устройство было надето, «зеленый» принялся за изучение монитора и щелкание мышкой. Работал он явно не с таким воодушевлением, как прочие сотрудники. Наверное, восторженной самоотдаче учишься по ходу дела. Наверное, это не врожденное, а приобретаемое с годами. Не талант, а навык.

Наконец перестав что-то искать и, очевидно, найдя это «что-то», парень сосредоточенно уставился в экран, изредка нажимая какие-то кнопки на клавиатуре, двигая пальцами по тачпеду…

Выражение его лица сменилось за несколько долей секунд. Мускулы шеи напряглись, будто в него попал дротик с парализующим средством. Его взгляд перескакивал с компьютера на девушку напротив и обратно — в зрачках сияла бездна. Ртом он отчаянно ловил воздух, в перерывах издавая какие-то странные захлебывающиеся звуки.

Не зная, что происходит и как на это реагировать, Вильгельм пребывал в полнейшем недоумении. Со стороны казалось, что этот непрофессиональный офисный планктон понемножку сходит с ума, однако причин этому не было. На всякий случай Вильгельм осмотрел кабинет — нет ничего такого. Хотя этот субъект перед началом своего припадка смотрел в монитор, так что, можно предположить, что вся проблема в нем и состоит. Юнец увидел что-то, что сдвинуло его мозг в сторонку и затемнило его рассудок. Причем довольно сильно: потерпевший уже валялся на полу, силясь доползти до угла. Он все так же шипел и издавал крякающие звуки, вертел головой, но теперь еще, помимо всего прочего, в безумии тыкал пальцем то в девушку, то компьютер. Рука его тряслась, а на глазах даже выступили слезы.

Что-то странное (еще более странное, чем было до тех пор) начало набирать обороты.

Лоб Вильгельма избороздили морщинки, брови встретились на переносице, и, не успели они еще поприветствовать друг друга, как причина психического помешательства психографиста (а то есть — компьютер) взорвалась.

Шлем начал давить и жечь на череп заключенной, поэтому его пришлось откинуть в сторону. И вовремя — тот взорвался так же, как и его собрат.

Времени на анализ происходящего просто не было — надо было что-то предпринимать. Нельзя же стоять в стороне и смотреть, как забившийся в угол юноша плачет, не прекращая тыкать в твою сторону.

Вильгельм направился к двери. Без каких-либо мыслей насчет того, что он собирается делать далее, но просто чтобы выйти отсюда как можно скорее. Если дела плохи, но знаешь, что есть выход, — разве не проще им воспользоваться, чем вникать в ситуацию, которая, может быть, только ухудшится?

Распахнув блистающую белую дверь, девушка столкнулась с еще одной неожиданностью.

Надеясь увидеть безмерность однотонных стен, она напоролась на действительность. И действительностью в данный момент времени были два человека в синих костюмах, улыбающихся как ни в чем не бывало.

— А… э… м…. — попыталась объясниться девушка, показывая пальцем в пространство за своей спиной, плачущего мальчонку и взорванную технику.

На ее блеяния не обратили особенного внимания. Кинув взгляд в глубь кабинета, один из мужчин кивнул другому и чуть отошел, пропустив того в «неполадочное» место.

— Приносим извинения, — проговорил он, не меняя выражения лица. — За сей казус и вызванные им неудобства. Следующий этап для вас — протокол. Это как раз мой кабинет. Прошу вас пройти за мной.

— А… э… м… — повторила девушка, не надеясь на какой-то ответ и даже не пытаясь что-либо разведать, но просто по инерции скорее.

— Не волнуйтесь, — с глубоким убеждением внутри глаз начал уверения мужчина. — Все скоро будет в порядке. — За его спиной послышались всхлипывания. Вильгельму захотелось обернуться и посмотреть, что там происходит, но, опережая это желание, господин в синем сюите сделал рукой легкое движение вперед и захлопнул дверь, после чего снова заученно улыбнулся.

— Садитесь, — пригласил он свою гостью, в то время как сам обошел взявшийся из ниоткуда стол и воссел за ним.

Сил на удивление уже не было.

«Просто пропустила тот кусок времени, в который мы шли до кабинета», — решила девушка, тем самым отметая глупые мысли о невозможном, непонятном. Слишком много всего странного уже случилось, чтобы называть странным что-либо еще.

Оглядываться и осматривать кабинет не было абсолютно никакого желания. В принципе, в этом не было также и смысла, ведь все одно и то же. Вот только мужчина напротив отличается от всех предыдущих: у тех не было бороды, а у этого она была чуть ли не месячной, к тому же в ней уже были заметны белые волосинки, являющиеся свидетельством того, что и возраст составляющего протокол сотрудника отличается от возраста опрашивающего, осматривающего и тем более психографирующего. Им всем было не больше двадцати шести, тогда как этому было уж точно за все сорок.

— Итак, — спустя какое-то время начал говорить он, рассеивая своим тягучим голосом какие бы то ни было мысли своей посетительницы. Встряхнув головой и направив взгляд в сторону только что рассматриваемого, Вильгельм заметил в его руках взявшиеся словно бы из ниоткуда листки.

— Что это у вас?

Мужчина поднял глаза и снова опустил их.

— Результаты ваших процедур, — пояснил он. — На основе этих данных я буду составлять протокол.