Час расплаты

Жан Ги побежал в свою комнату – звонить. В коридоре он встречал встревоженных, взбудораженных людей, спрашивающих, что случилось.

Приходило все больше преподавателей, а за ними – другой персонал, а за ними стали подтягиваться первые из кадетов.

– Заприте двери академии, – приказал Гамаш двум из преподавателей. – Никому не входить и не выходить.

Они поспешили выполнить приказ.

Другие преподаватели толпились в коридоре, пытаясь разглядеть, что произошло в комнате. Но Гамаш загораживал им вид.

– Старшие преподаватели курсов, – сказал он, обведя взглядом людей в коридоре.

Вперед вышли три преподавателя:

– Да, коммандер.

– Убедитесь, что кадеты в безопасности. Соберите их в столовой и пересчитайте по головам. Пусть остаются там. Накормите их завтраком, но пусть никто не покидает помещение до моего распоряжения. – Он окинул преподавателей пристальным взглядом. – Понятно?

– Понятно.

– Тогда быстро. Если кто-то отсутствует или ранен, мы должны это знать.

Преподаватели разделились, загоняя сопротивляющихся кадетов обратно в жилые помещения.

Коммандер Гамаш так пока и не зашел в ту комнату.

– Профессор Маккиннон, возьмите двух ассистентов и соберите всех сотрудников. Секретариат, технический персонал, работников кухни. Всех. Направьте их тоже в столовую. Попросите руководителей служб подтвердить, что все люди в здании им известны и никто не отсутствует.

– D’accord, коммандер.

Она поспешила по коридору. Рядом с Гамашем остался только один преподаватель.

– Арман, а мне что делать?

– Ничего, – был короткий ответ.

Мишель Бребёф отошел в сторону, наблюдая за Гамашем, который уставился в комнату.

– Вообще-то, кое-что ты можешь сделать, – сказал Арман, взглянув на Мишеля. – Вызови врача.

– Да, конечно.

Бребёф быстро пошел по коридору, хотя и знал, что получил самое маловажное и несрочное из заданий. По приказам и действиям Гамаша он понял, что нужды во враче нет.

– Изабель выехала, – сообщил Бовуар, вернувшись к Гамашу и подивившись опустевшему коридору.

Они одновременно посмотрели на часы.

Двадцать три минуты седьмого.

Вокруг царила тишина. Если не считать тихого звука, похожего на тоненький скрип. Гамаш и Бовуар оглядели коридор. Он оставался пустым. Но звук приближался.

Потом из-за угла появился Гуго Шарпантье в кресле-каталке.

– Что случилось?

Увидев лицо Гамаша, он остановил коляску:

– Все настолько плохо?

Гамаш не шелохнулся.

– Где остальные? – спросил Шарпантье.

– Блокируют здание. Персонал и кадеты собираются в столовой.

– А обо мне забыли, – посетовал Шарпантье. Он хотел подъехать ближе. – Могу я чем-нибудь помочь?

– Non, merci. Присоединяйтесь к остальным, пожалуйста.

Шарпантье развернул коляску, и Гамаш удивился, почему же они забыли про этого преподавателя. Ему стало неловко, но пока он отодвинул эту мысль на задний план. Как легко не заметить человека! Он подумал о том, какие дела могут сойти с рук человеку-невидимке.

Еще он отметил, что кресло Шарпантье поскрипывает на ходу. Прежде Гамаш не обращал на это внимания.

Потом он повернулся к двери и тому, что находилось за ней.


Точнее, кто находился за ней.

На полу лежал, скорчившись, Серж Ледюк.

Случившееся не вызывало сомнений. Об этом говорили положение тела и кровь. Убит выстрелом в голову. Рядом лежало оружие.

И хотя по остановившимся глазам, открытому рту и бледности лица, не говоря уже о ране, было ясно, что Ледюк мертв, Гамаш все же наклонился и попытался нащупать пульс. На его руке осталась кровь, которую он отер носовым платком.

Жан Ги опытным взглядом обвел комнату, потом повернулся к спальне.

Гамаш коротко кивнул, и Бовуар быстро прошел туда.

– Ничего, – раздался его голос через несколько секунд.

– Достаточно, – сказал Гамаш от дверей спальни, когда увидел, что Бовуар выдвинул ящик ночного столика. – Убийца вряд ли там спрятался. Оставь это Лакост и криминалистам.

Бовуар закрыл ящик, но Гамаш успел обратить внимание на нечто не замеченное Жаном Ги.

То, что лежало в ящике. Даже с такого расстояния перепутать это с чем-то другим было невозможно.

– Как бы нам ни хотелось начать расследование, мы должны подождать. Позвони Изабель еще раз и сообщи о новых подробностях. Она вот-вот должна быть здесь с командой. Будь добр, пройди к входной двери, дождись ее и приведи сюда.

– Сейчас?

– А разве будет для этого время лучше?

– Вы не хотите, чтобы я помог здесь?

– Здесь мы ничем не в состоянии помочь. Мне нужен врач, чтобы подтвердил факт смерти. Ты ведь знаешь процедуру. Я закрою дверь и буду ждать твоего возвращения со старшим инспектором Лакост.

Бовуар посмотрел на тело:

– Самоубийство?

– Может быть, – сказал Гамаш. – Тебе ничего не кажется странным?

Бовуар внимательнее оглядел комнату:

– Oui. Оружие. Не с той стороны. Если бы он убил себя, оружие лежало бы со стороны входной раны.

Гамаш задумчиво кивнул.

Бовуар ненадолго забежал в свою комнату, чтобы одеться поприличнее.

Когда он шел назад по коридору, дверь в комнату Ледюка была закрыта, а Гамаша нигде не было видно.



Арман стоял над телом Сержа Ледюка, стараясь не испортить улики больше, чем он уже успел.

Он запоминал расположение мебели, занавесей, книг. Золы в камине.

Но его взгляд то и дело возвращался к телу и оружию. Как сказал Жан Ги, оружие лежало не с той стороны.

Да, странно, что оно оказалось там. Но еще более странно то, что его, вероятно, положил туда убийца.

Потому что это было убийство. А значит, был и убийца. И вместо того чтобы придать случившемуся вид самоубийства, как поступил бы любой разумный преступник, этот постарался, чтобы у следователей не осталось никаких сомнений.

Смерть Ледюка наступила в результате чьих-то преднамеренных действий.

Вот что показалось странным бывшему главе отдела по расследованию убийств. Очень странным. Не тело. Даже не тот факт, что Сержа Ледюка убили. А поведение убийцы.

Гамаш стоял и смотрел. Но не на тело. Теперь его внимание привлекла спальня. Он понимал, что не должен этого делать, но все же прошел туда и выдвинул ящик ночного столика.

Он заглянул внутрь, и лицо его помрачнело еще больше.



Послышалось электронное жужжание, затем щелчок, и дверь академии открылась. Старший инспектор Лакост быстро вошла внутрь. Быстро не потому, что дело требовало срочности, а потому, что на улице стоял лютый холод.

Сырой ветер гулял по равнине, на сотни миль разнося влагу тающих снегов и льда и пробирая до костей.

Первоначальное сообщение инспектора Бовуара было кратким. В академии умер человек. Ни кто. Ни как. Бовуар даже не намекнул на убийство, хотя тот факт, что на место происшествия вызвали ее, главу отдела по расследованию убийств, сам по себе говорил о многом.