Человек с поезда

Во время рождественских праздников всегда есть человек, исполняющий роль Санта-Клауса. Точно так же после убийства, кем бы ни была жертва, всегда находится тот, на кого сразу падает подозрение. Если убит бывший уголовник, главным подозреваемым чуть ли не автоматически становится бывший сокамерник или подельник. Если у женщины когда-то был любовник, именно его полиция в первую очередь рассматривает как возможного убийцу. Если убитый с кем-то когда-то подрался, роль подозреваемого сразу же отводят участнику стычки. Если убитые жили в хорошем, добротном доме, все, даже не имея на это никаких оснований, начинают говорить, что они прятали там крупную сумму денег. Когда в Сан-Антонио преступник расправился с семейной парой, где жена была белой, а муж – чернокожим, сразу же распространилась версия, что преступление совершено на почве расовой ненависти. Когда в Колорадо-Спрингс в момент убийства мужа не оказалось дома, он тут же стал подозреваемым. Он, видите ли, вел себя не так, как следовало убитому горем супругу и отцу. В штате Орегон первым заподозрили соседа, у которого имелись мелкие разногласия с убитыми. В штате Вашингтон – тоже соседа, который был слегка не в себе. В Южной Каролине – фермеров-арендаторов. Всегда можно обнаружить какой-нибудь мотив, и всегда находится человек, которого газеты тут же начинают обряжать в пугающий костюм убийцы.

В убийстве в Эллсуорте первым заподозрили Чарльза Марзика. Он отсидел в тюрьме и к тому же был женат на сестре Паулины Шоумэн. Та развелась с Марзиком, а пока он отбывал срок (с 1906 по 1910 год), снова вышла замуж. Нечего и говорить, что в таких обстоятельствах Марзик стал подозреваемым номер один. На протяжении нескольких месяцев газеты распространяли версию, согласно которой Марзик, по всей вероятности, совершил не только убийство в Эллсуорте, но и аналогичные преступления в Колорадо-Спрингс и Монмуте. Уверенность в виновности Марзика возникла у множества людей в Эллсуорте сразу же после обнаружения факта преступления и в течение каких-нибудь двух дней распространилась по всей стране, от побережья до побережья. На суде в 1906 году, после которого Марзика отправили в тюрьму, его защищал адвокат Айра Ллойд. «Я думаю, что Марзик еще может появиться в Эллсуорте, чтобы отомстить, – сказал он. – После оглашения приговора он сказал мне, что вернется и убьет всех, из-за кого его посадили, а заодно и их детей. Он прямо заявил, что отправит их всех в ад». Бывшая жена Марзика, сменившая имя на Минни Вопат, сообщила, что он в последнее время жил в Колорадо-Спрингс и разыскивался властями за то, что выписал необеспеченный чек.

На следующий день после того, как были найдены тела, выяснилось, что вечером накануне убийства в местном отеле под именем Джон Смит зарегистрировался какой-то приезжий. Этот самый Джон Смит покинул гостиницу на следующее утро, не расплатившись. В комнате он оставил целый ворох одежды. На его рубашке нашли кровь. Следствие немедленно пришло к выводу, что этот человек и является убийцей и что в регистрационной книге в качестве Джона Смита отметился не кто иной, как Чарльз Марзик. Жюри при коронере также решило, что именно зарегистрировавшийся в гостинице человек и совершил убийство в Эллсуорте, – такой своего рода квазиобвинительный акт.

В Канзасе есть такое выражение – «отправить обратно на соляные шахты». Оно имеет буквальный смысл – в штате действительно есть соляные разработки, которые все еще действуют. Полиция в течение нескольких дней для очистки совести все же разыскивала Джона Смита и в конце концов арестовала его на соляных шахтах в Канополисе 20 октября, то есть через четыре дня после того, как стало известно об убийстве. Канополис же находится всего в пяти милях от Эллсуорта.

Однако после того, как Смит оказался под стражей, он перестал казаться следствию подходящим подозреваемым. Во-первых, потому, что его действительно звали Джон Смит – или Смизертон (окружающие знали его под двумя фамилиями, и он пользовался ими вовсе не для отвода глаз). Во-вторых, он не был Чарльзом Марзиком. В-третьих, он вовсе не скрывал, куда именно намерен отправиться после посещения Эллсуорта, – для человека, собирающегося удариться в бега, это было, мягко говоря, необычно. Как он и говорил, он пешком пошел в Канополис, где нанялся на соляные разработки, – об этом своем намерении он, как выяснилось, тоже всем рассказывал. Судя по всему, он поселился в отеле в то самое время, когда кто-то пытался проникнуть в дом местного полицейского.

В момент ареста Смит был настолько пьян, что полицейские не смогли его допросить. Это удалось сделать только наутро, когда он немного протрезвел. Судя по его реакции, он не мог взять в толк, чего от него хотят. Смит рассказал, что сошел с поезда в Эллсуорте в ночь на воскресенье (то есть в ночь убийства), случайно нашел ворох одежды, завернутый в одеяло, и прихватил узел с собой в гостиницу. Посреди ночи, по его словам, у него пошла носом кровь, и он несколько раз вытер лицо найденной рубашкой. Впоследствии весь узел с одеждой он оставил в гостиничном номере. По всей вероятности, Смит думал, что его допрашивают, потому что подозревают в краже одежды. Когда же ему объяснили истинную причину ареста, это привело его в состояние шока. Жена Джона Смита подтвердила, что у него часто случаются кровотечения из носа, когда он пьян.

Разумеется, «Человек с поезда», готовясь совершить очередное убийство, не имел привычки селиться в местных отелях. Если бы это было так, его преступной деятельности уже давно был бы положен конец: полиция в подобных случаях всегда начинала с поиска чужаков, недавно появившихся в округе.

В истории с Джоном Смизертоном есть, однако, кое-что очень интересное. Это – узел с одеждой, о котором он не раз упоминал во время допроса. Если он, сойдя с поезда, нашел, как он заявил, целый ворох одежды, можно предположить, что его оставил кто-то другой, также приехавший в тот вечер на поезде. Кто же мог оставить или просто забыть целый ворох чистой мужской одежды вблизи железнодорожного полотна?

Мы многого не знаем о том, как «Человеку с поезда» удавалось ускользнуть с мест совершенных им преступлений, но совершенно определенно можно сказать следующее:

1. Тот, кто убивает людей ударом топора по голове, даже если он орудует обухом, не может не запачкаться в крови своих жертв.

2. Не было ни одного случая, когда неподалеку от места преступления задерживали кого-либо со следами крови на одежде.

3. Если бы «Человека с поезда» схватили неподалеку от места совершенного им убийства, его бы, скорее всего, линчевали либо подвергли суду и приговорили к смертной казни.

Полагаю, будет вполне резонным предположить, что, готовясь совершить нападение на очередной дом, маньяк должен был спрятать где-то поблизости чистую одежду – чтобы иметь возможность переодеться, покинув место преступления. Ясно, что Джон Смит, или Смизертон, не был «Человеком с поезда», но он мог случайно наткнуться на одежду, заранее приготовленную преступником.

После того как Смизертона оправдали, следствие снова вплотную занялось Чарльзом Марзиком. В конце концов 30 апреля 1912 года, через шесть месяцев после убийств, его нашли в Канаде. Он жил в одиночестве в довольно уединенном месте и потому не знал, что из газетных репортажей его имя стало известно жителям 46 американских штатов.

Однако после того, как Марзика нашли, обвинения против него рассыпались. Хотя он и был из Эллсуорта, где его хорошо знали, никто не видел его ни в городе, ни поблизости в то время, когда было совершено убийство. Он также отрицал, что когда-либо был в Колорадо-Спрингс и в Монмуте, и никто не смог опровергнуть его слова. История о том, что в Колорадо-Спрингс его якобы разыскивали за то, что он подписал необеспеченный чек, оказалась уткой, как и часто повторяемая версия, будто в Колорадо-Спрингс проживал его брат. В то время, когда были совершены преступления, Джон Марзик находился в Канаде.

В книге Троя Тэйлора «Убитые в собственных постелях» утверждается, что «его привезли обратно в Эллсуорт и судили по подозрению в убийстве… но, несмотря на использование следствием сфабрикованных улик в виде сигарного ножа, который он якобы оставил в доме Шоумэнов, Марзик был оправдан и признан жюри невиновным». На деле же никакого суда не было: Марзика действительно привезли в Эллсуорт, но отпустили на свободу после предварительного слушания. Газеты в то время иногда называли предварительные слушания судебным процессом – из-за путаницы в юридических понятиях и терминах.



После дискуссии в газетах, выходящих в Колорадо-Спрингс, по поводу убийства Шоумэнов некоторые журналисты и даже писатели стали называть совершившего его преступника «Билли с топором», или, еще чаще, «Билли – мастер топора». В 1911 году один актер, игравший роли в водевилях и имевший прозвище «Билли-фургон», а также «Убийца плохого настроения», пережил резкий, хотя и недолгий, взлет популярности. Он не был звездой сцены, но в Колорадо-Спрингс его знали. В начале сентября 1911 года, примерно за две недели до убийства, у него прошло несколько весьма удачных представлений, получивших хорошие отзывы в прессе. Так вот, прозвище, которое дали неизвестному преступнику-маньяку, стало явной производной от его прозвища – которое, вне всякого сомнения, в свою очередь происходило от всем известного прозвища «Малыш Билли».

Прозвище «Билли с топором» сохранилось и в XXI веке – его иногда используют, говоря об интересующем нас преступнике. Должен напомнить, что, хотя мы избегаем углубляться в кровавые подробности его деяний, он был одним из самых неуловимых и опасных преступников в истории Америки, человеком, которому доставляло удовольствие бить топором по голове маленьких детей и который расправился примерно с сотней человек. Давать ему подобное легкомысленное прозвище, на наш взгляд, неуместно, поэтому на страницах этой книги вы его больше не увидите.

В 2006 году учащаяся колледжа по имени Бет Клингенсмит написала нечто вроде исследования об убийствах, совершенных «Человеком с поезда», в качестве курсовой работы. Оно было опубликовано в Интернете и с тех пор используется как один из источников информации по данному вопросу – в том числе и нами. Работа была написана весьма добросовестно, но мисс Клингенсмит разделяет убийства, совершенные на Среднем Западе и Северо-Западе, не видя в них единой серии, – по причине ее недостаточной информированности о событиях, происходивших в северо-западных штатах. Так или иначе, начиная с середины октября 1911 года американцы знали, что кто-то путешествует по Среднему Западу и убивает людей целыми семьями. То есть они вроде бы слышали об этом, но каким-то странным образом не отдавали себе в этом отчета. Сегодня это кажется невероятным. С одной стороны, все – и общественность, и пресса, и полиция – знали, что речь идет о целой серии преступлений. Все понимали, что какой-то сумасшедший маньяк одну за другой устраивает кровавые расправы, – но при этом словно бы не осознавали всю серьезность ситуации. Они были не в состоянии понять, что убийца действует спонтанно, а не руководствуется какими-то мотивами, которые можно по крайней мере понять и просчитать. Почему-то это до людей не доходило.

Полицейский из Эллсуорта знал, что никакого мотива для совершения преступления убийце не нужно. Более того, он своими ушами слышал, как преступник пытался проникнуть в его собственный дом. По логике вещей, это должно было подтолкнуть его к мысли, что Шоумэнов убили просто так. И все же расследование пошло по обычному пути: сразу же был сделан вывод о том, что преступление было совершено с определенной целью.

Такой подход продолжал преобладать и в дальнейшем. Когда погибала очередная семья, люди, хотя было очевидно, что речь идет о кровавой серии, первым делом начинали искать причину случившегося, анализируя подробности жизни и биографии жертв. Начинались поиски тех, кто по каким-то причинам мог иметь зуб на тех же Шоумэнов, или тех, кто был знаком с семьей Доусонов и у кого были основания их ненавидеть. То же самое можно сказать об убийствах Уэйнов и Бернхэмов.

Вот фрагмент работы мисс Клингенсмит, взятая ею цитата из «Колорадо-Спрингс газетт» от 18 октября 1911 года:



Неужели действительно какая-то семья уже обречена на страшную смерть… в воскресенье, 29 октября? Если в теории, которой придерживаются власти пяти штатов, есть рациональное зерно, то одна, а может быть, и две семьи, живущие в двухэтажном доме на окраине какого-нибудь небольшого американского городка, будут убиты топором в полночь 28 или 29 октября, когда самое жестокое и бессердечное чудовище в криминальной истории страны удовлетворит свою жажду крови.



На самом деле «Человеку с поезда» было наплевать, прошло ли с момента предыдущего преступления именно две недели. Его не волновали размеры дома потенциальных жертв. Он не зацикливался ни на дне недели, ни на времени суток. Ему просто нравилось убивать – все остальное было вторичным. Все эти штампы, как и точка зрения, согласно которой у убийцы и у убитых должно быть что-то общее, противоречат самой сути происходившего. Они – просто попытка поставить преступления «Человека с поезда» в какие-то рамки, которых на самом деле не существовало.

Убийца действует не наобум, убеждали себя следователи. Он убивает только в ночь на воскресенье и к тому же с интервалом в две недели. Кроме того, преступник совершает свои злодеяния исключительно на Среднем Западе. А значит, в его действиях есть определенная логика, хотя, конечно, она отличается от логики нормального человека. Тем не менее, хотя и власти, и пресса «понимали», что убийство в Монмуте, штат Иллинойс, было частью серии преступлений, совершаемых по определенной схеме, за него осудили человека, который не имел к нему и к этой схеме никакого отношения. Серия множилась, «Человек с поезда» совершал все новые преступления, однако их расследование неизменно велось по уже накатанной колее. Лишь иногда список подозреваемых расширялся – в тех случаях, когда следствие связывало друг с другом сразу несколько убийств, совершенных в разных местах.

Такой подход в значительной мере сохранил свою актуальность и сегодня, когда речь заходит о «Человеке с поезда». Даже в наше время есть люди, которые пытаются обвинить в убийстве в Виллиске кого-то из местных жителей. И это при том, что сегодня уже совершенно очевидно: данное преступление лишь одно в длинной серии, которая началась задолго до него, а закончилась значительно позже.

В материалах, связанных с этими событиями, вы можете прочесть, что убийства вызвали у людей панику и настоящую паранойю, широко распространившуюся по Среднему Западу. Однако все обстояло совсем иначе: люди, которые так или иначе столкнулись со злодеяниями маньяка, не проявляли по этому поводу особого страха или тревоги. Наоборот, их тревога была весьма умеренной, если принять во внимание все обстоятельства дела. Во всяком случае, они не предпринимали по этому поводу тех действий, которые должны были предпринять.

Многие, узнав, что по железной дороге разъезжает маньяк-убийца, делали выбор не в пользу осторожности, а в пользу отрицания реального существования преступника. Точка зрения, согласно которой убийца расправлялся со своими жертвами не спонтанно, без всякого повода, а исходя из каких-то соображений, была выражением этого отрицания. Точно так же, как и убежденность, что он действует по своеобразному расписанию, и вера в то, что убийства в штате Орегон никак не связаны между собой. Люди попросту не могли осознать, с чем им пришлось столкнуться.





Глава 13. Паола




В данном случае заслуживает упоминания тот факт, что все действия преступника были продуманы до мелочей – даже то, как он накрыл простынями головы жертв, чтобы кровь на забрызгала одежду самого убийцы. Это свидетельствует о хладнокровной подготовке к злодеянию, что, в свою очередь, дает основания полагать, что преступник имел опыт подобных действий. Сходство этого преступления с другими убийствами делает логичным вопрос о том, не были ли все они делом рук одного и того же человека. Еще один факт, привлекающий внимание, состоит в том, что все они были совершены в теплое время года. Значит ли это, что убийцей был сумасшедший бродяга?

«Майами рипабликэн», Паола, штат Канзас, 14 июня 1912 года




Сейчас в Паоле полным-полно детей. Возможно, так же обстояло дело и в 1912 году. Домики в Паоле небольшие, но уютные. Городок стоит рядом с железной дорогой на склоне довольно крутого холма и виден как на ладони. Ширина главной улицы лишь подчеркивает миниатюрность лепящихся к склону строений. Когда-то рядом располагалось старое железнодорожное депо. Сейчас его уже нет, а с того места, где оно стояло, хорошо просматриваются все дома. От того, что расположен ближе всех к железной дороге, до рельсов всего 150 ярдов. Если же встать во дворе дома 710 по Уэст-Ви-стрит, то, когда мимо идет поезд, кажется, что он мчится от вас всего в каких-нибудь 10 футах.

Роллин и Анна Хадсон поженились в Массиллоне, штат Огайо, в апреле 1910 года. В тот момент Роллину было 19 лет, Анне – 20. После свадьбы они переехали в Сентервилл, штат Огайо. Там они познакомились с мистером и миссис Джордж В. Коу. (Пожалуй, можно сказать, что все они жили одной большой семьей, но это темная история, и мы не будем в нее углубляться. Кстати, девичья фамилия Анны была Экс[2], но мы и это оставим без комментариев.) Мистер Хадсон, молодой человек без образования и каких-либо профессиональных навыков, работал на заводе точильщиком и потому каждый день вынужден был вдыхать металлическую пыль. Через некоторое время он бросил эту работу и устроился разнорабочим на железную дорогу. Отношения между Роллином и Анной не были безоблачными. В какой-то момент они даже на время разошлись. По словам Коу, Роллин рассказал ему, что он трижды заставал Анну с другими мужчинами.

Впоследствии версия о неверности Анны обросла таким количеством зачастую неправдоподобных подробностей, что приобрела поистине эпические масштабы. Это помешало обратить внимание на другие, более важные обстоятельства – но об этом позже. Мистер и миссис Коу переехали в Паолу, штат Канзас, в марте 1912 года. В то время в городе проживало 3300 человек. В Паоле пересекались две железнодорожные ветки – одна из них вела в Сан-Франциско, другая – в Миссури и Техас. Хадсоны присоединились к Коу в апреле. Они купили дешевую подержанную мебель и арендовали небольшой домик по адресу Уэст-Ви-стрит, 710, который располагался на другой стороне улицы от жилища Коу. Он сохранился по сей день, находится в неплохом состоянии, и в нем живут люди.

Примерно 4 июня 1912 года в Паоле появился крупный мужчина с лицом, напоминавшим свиное рыло. Он поселился в меблированных комнатах и стал задавать вопросы о Роллине и Анне. Свое любопытство он объяснил тем, что был их старым другом еще по Огайо. Вечером следующего дня, 5 июня (это была среда), этот мужчина, одетый в синий костюм, постучался в дверь дома Хадсонов. Супруги весьма тепло его приветствовали и пригласили войти. Видел ли кто-нибудь, как мужчина покидал дом, неясно. Судя по некоторым показаниям, его видели уходящим примерно в 23:00. Другие утверждали, что из дома он не выходил.

Фамилия одного из коллег Хадсона, работавшего вместе с ним на железной дороге, была Лонгмейер. Вместе с семьей он жил всего через три дома от Хадсонов. Вскоре после полуночи 5 июня, или, точнее, в первые часы 6 июня миссис Лонгмейер проснулась от звука бьющегося стекла. Она вышла в коридор и увидела, как из кухни выскользнула мужская тень. Женщина бросилась на кухню. Хлопнула дверь, затем раздался топот на крыльце, и незваный гость исчез.

У Лонгмейеров была восьмилетняя дочь по имени Сэди. Охваченная паникой, хозяйка дома ринулась в детскую и обнаружила, что кровать Сэди пуста. Девочка, скорчившись, сидела в углу, испуганная, но невредимая. Она сказала, что только что в доме был какой-то мужчина и что она видела, как он присаживался на корточки рядом с постелью матери. Миссис Лонгмейер спала слишком крепко и ничего не слышала, а когда проснулась, чувствовала себя так, словно ее одурманили.

Вернувшись на кухню, женщина увидела на полу осколки стеклянного колпака масляной лампы. Фитиль в лампе был прикручен, так что она испускала лишь слабый луч света. На полу миссис Лонгмейер также обнаружила женский халат, похожий на кимоно, – он явно был не из ее гардероба. Неизвестный проник в дом, высадив ломиком одну из ставень – она стояла рядом с окном с внешней стороны дома, прислоненная к стене. Когда рассвело, миссис Лонгмейер отправилась в здание суда, заявила о взломе и проникновении в дом и передала заместителю шерифа найденное кимоно.

В то утро Роллин Хадсон не вышел на работу. Я невольно морщусь, когда в очередной раз пишу эту фразу. В доме Хадсонов не было заметно никакого движения. Три соседки, уже зная, что ночью у Лонгмейеров побывал незваный гость, и тревожась за Хадсонов, открыли дверь их дома и увидели на кровати в задней комнате два неподвижных тела. В испуге оглядевшись – по некоторым данным, одна из трех женщин лишилась чувств еще на лужайке перед домом, – соседки заметили едущую по улице двуколку, которая, как они знали, принадлежала Герману Хинтцу, заместителю начальника местной полиции. С ним в двуколке был еще один человек. Двуколка остановилась. Хинтц и его спутник, выслушав взволнованный рассказ женщин, направились в дом. Там они обнаружили, как писала «Майами рипабликэн», ужасную картину. «Когда откинули одеяла и простыни, которыми были накрыты головы мистера и миссис Хадсон, стало ясно, что хозяева дома мертвы. Мистер Хадсон лежал на правом боку. Вся левая сторона его головы была размозжена. Его явно убили, когда он спал: признаки борьбы отсутствовали. Миссис Хадсон в тот момент, когда убивали ее мужа, по всей видимости, проснулась и подняла голову. Вероятно, по этой причине нанесенные ей удары пришлись по затылку и лицу. При этом было использовано частично заостренное орудие, ширина которого составляла от одного до полутора дюймов».

На ящике рядом с кроватью была обнаружена лампа без стеклянного колпака. Окно в соседней спальне было открыто, ставни с него сняты.

На столе стояли оставшиеся после ужина грязные тарелки. Там же лежали раскрытые фотоальбомы, словно хозяева провели последние часы жизни, предаваясь воспоминаниям с кем-то из старых друзей о прежней жизни. Рядом с альбомами нашли шкатулку с письмами. Разумеется, главным подозреваемым в убийстве стал похожий на свинью мужчина в синем костюме. Из более поздних комментариев шерифа округа Чандлера я сделал вывод, что он установил личность мужчины и исключил его из списка тех, кто мог совершить это преступление, однако прямых указаний на это обнаружить не удалось. Полиция занялась кимоно – требовалось установить, принадлежал ли этот предмет одежды, найденный в доме Лонгмейеров, Анне Хадсон.

Последующие газетные репортажи главным образом содержали слухи о личной жизни Анны Хадсон. Тем не менее, рассуждая логически, трудно было усомниться в том, что данное преступление было совершено «Человеком с поезда», а не свиноподобным визитером или якобы имевшимся у Анны «сердечным другом» (газетчики использовали именно это выражение). Существует целый ряд аргументов в пользу такой точки зрения. Во-первых, обстоятельства преступления в основном совпадают с почерком «Человека с поезда». Под «обстоятельствами преступления» я имею в виду следующее:

1. До пересечения двух железнодорожных веток от дома Хадсонов было всего две минуты ходьбы.

2. Убиты были двое, точнее семья, причем без всякого явного мотива.

3. Из дома жертв ничего не пропало (все драгоценности Анны Хадсон остались в шкатулке, стоявшей в ее спальне).

4. Преступник проник в дом через окно, а убийство было совершено в районе полуночи.

5. Жертвы погибли в результаты ударов, нанесенных топором или похожим орудием.

6. Убийца явно обладал большим опытом совершения подобных преступлений.

7. Преступление произошло в районе, где «Человек с поезда» проявлял наибольшую активность.

Это двойное убийство было совершено за четыре дня до бойни в Виллиске. Паола расположена в северо-восточной части штата Канзас. Виллиска – в юго-западной части Айовы. То есть расстояние между этими населенными пунктами невелико. За четыре дня при желании его вполне можно было преодолеть даже пешком – оно составляет 177 миль.

Во-вторых, есть косвенные признаки серии. Например, своеобразный «фирменный знак» «Человека с поезда» – лампа без колпака или абажура, а также снятые оконные ставни и головы жертв, накрытые тканью, чтобы кровь не разбрызгалась. А также бесцельное перемещение отдельных предметов – возможно, продиктованное некими фетишистскими наклонностями.

В-третьих, предположение, что Хадсонов убил бывший любовник Анны или человек со свиным лицом, одетый в синий костюм, на мой взгляд, опровергается тем фактом, что преступник проник еще в один дом. Если бы с Хадсонами расправился любовник Анны, зачем ему нужно было вламываться в жилище Лонгмейеров? А если убийство совершил вечерний посетитель Хадсонов, почему с окна их дома были сняты ставни? Ведь гостя – и тому были свидетели – впустили через входную дверь.

Шериф округа Майами Ф. Мэрион Чандлер не раз заявлял о своей уверенности в том, что преступление совершил не местный житель, а человек, не знакомый и никак не связанный с Хадсонами.

Строчки, с которых начинается эта глава, представляют собой один из наиболее острых журналистских комментариев по данной теме, когда-либо публиковавшихся в районах, где совершал свои зверства маньяк по прозвищу «Человек с поезда». Язвительное замечание насчет того, что «все действия преступника были продуманы до мелочей – даже то, как он накрыл простынями головы жертв, чтобы кровь на забрызгала одежду самого убийцы», – едва ли не дословно повторяет одну из формулировок, которые шестью десятилетиями позже легли в основу методики составления психологического портрета преступника. Оно показывает, что «наш» преступник действовал исключительно организованно, тщательно все продумав и в соответствии с заранее подготовленным планом. Из вышеизложенного автор статьи вполне резонно – и, кстати, в полном соответствии с современной методикой – делает вывод о том, что убийца обладал соответствующим опытом, поскольку совершал подобные преступления и раньше. (Это опять-таки идет вразрез с предположением, что убийство – дело рук человека, имевшего с Хадсонами некую эмоциональную связь. В самом деле, вряд ли у разгневанного любовника мог быть опыт в проламывании человеческих черепов с помощью топора.) В той части статьи, которую мы не цитировали, перечисляются многие «аналогичные» преступления, включая убийство Бернхардтов, которое современные авторы часто упускают из вида. Затем следует замечание, что почти все «аналогичные» убийства были совершены в теплое время года, – я сам осознал этот факт только через год работы над книгой. В конце выдвигается обоснованное предположение, что убийства совершал психически ненормальный бродяга. В общем, эти строки заметно выделяются на фоне множества газетных публикаций, которые мы изучили, работая над данной книгой.



Тезис о том, что общественность не должна мешать вершиться правосудию, возник относительно недавно по меркам истории человечества. Он также является побочным продуктом развития сложной разветвленной правоохранительной системы, которая начала создаваться около двухсот лет назад и наличие которой мы сегодня воспринимаем как нечто само собой разумеющееся. Между тем на протяжении всей истории так называемого цивилизованного мира, а в Америке – начиная с середины XIX века, задержание подозреваемого в совершении преступления и передача его представителям властей были обязанностью каждого законопослушного гражданина. Однако с появлением мощной полицейской службы, которая зародилась примерно в 1840 году и окончательно сформировалась к 1940-му, в обществе стало утверждаться мнение, что расследование преступлений и поимка преступников – дело профессионалов.

В Канзасе в XIX веке было документально зафиксировано 200 случаев суда Линча. При этом самосуд неизменно совершался в отношении людей, которые, как считалось, совершили преступления. Количество подвергнувшихся линчеванию составляет ровно 200 человек, а не 199 или, скажем, 201. В XX веке таких случаев было шесть, из которых три произошли с 1900 по 1902 год. К 1912 году, когда совершались убийства, о которых мы сейчас говорим, суд Линча в Канзасе остался в прошлом – но, разумеется, оставался неотъемлемой частью его недавней истории. Пожалуй, суд Линча – наиболее яркий пример неправомерного вмешательства общественности в процесс осуществления правосудия. Логично предположить, что там, где имели место столь экстремальные случаи, происходили и менее вопиющие истории, связанные с участием граждан в поиске и наказании преступников.

И это предположение не беспочвенно: такие случаи были. Не только жители Паолы устремились к дому, где были убиты Хадсоны, – в поселок по железной дороге прибыли сотни разъяренных граждан из Канзас-Сити. Мысль, что гражданам не следует принимать непосредственное участие в расследовании преступлений, еще не слишком прочно укрепилась в американском общественном сознании, хотя некоторые представители полиции пытались убедить в этом обывателей начиная примерно с 1880 года. Однако они не слишком в этом преуспели, поэтому, когда в 1922 году в Нью-Брансуике, штат Нью-Джерси, произошли два убийства, туда устремились целые толпы потрясенных жителей Нью-Йорка.

Полиции в самом деле не всегда удавалось сохранить места преступлений в неприкосновенности. Но гораздо более важен тот факт, что зеваки затаптывали следы и уничтожали улики по той причине, что границы мест преступлений попросту никак не обозначались. Этому полиции еще следовало научиться. Почти во всех случаях, описываемых в этой книге, любопытные оказывались на месте преступления, подчас их количество исчислялось тысячами. Например, когда после одной из вылазок маньяка, о которой мы расскажем позднее, сгорел дом, сотни людей, посетивших это место в течение последующих недель, рылись на пепелище в поисках сувениров.

В 1912 году считалось нормой, когда репортеры присутствовали при допросах лиц, подозреваемых в серьезных преступлениях. Если по каким-то причинам такая возможность им не предоставлялась, после окончания допроса они могли взять интервью у подозреваемых, находящихся под арестом. В некоторых случаях подозреваемые даже устраивали пресс-конференции. Газетчикам нередко передавались вещественные доказательства – письма, завещания и тому подобные документы. Это еще одни пример неверного понимания роли общественности в работе системы правосудия.

В книге «Великий детектив» Зак Дандас приводит слова Пола Коллинза: «Ганс Гросс опубликовал первое стандартное заключение криминалистической экспертизы в 1893 году, и через десять лет полиция научилась сохранять в неприкосновенности места преступления и вещественные доказательства, применять системный, научный подход к расследованию преступлений. Этой работой стали заниматься целые группы людей, появились специалисты, занимающиеся ее различными аспектами. Времена, когда тем или иным делом занимались одиночки вроде какого-нибудь «инспектора Лестрейда», ушли в прошлое».

Что ж, может быть, в Лондоне все было именно так. В Нью-Йорке, не исключено, тоже. Некоторые сотрудники полиции на периферии, наверное, тоже знали, как именно нужно проводить расследование. Но там, где творил свои злодеяния «Человек с поезда», все было иначе. Описываемые Коллинзом группы специалистов, экспертные бюро и криминалистические лаборатории существовали в крупных городах. А в городишках и поселках, где действовал «наш» маньяк, все отделение полиции подчас состояло из одного-двух человек, а кое-где полиции не было вообще.

В большинстве случаев, о которых пойдет речь дальше, места преступлений буквально наводняли толпы из сотен или даже тысяч людей, не имеющих никакого отношения к полиции, – причем еще до появления представителей правоохранительных органов. Когда же полиция наконец приезжала, это практически всегда была отнюдь не группа опытных специалистов и не эксперты-криминалисты. В итоге в штатах Среднего Запада тоже появились специальные бюро по расследованию убийств и других особо тяжких преступлений, но они были сформированы из бывших шерифов округов и их помощников. При необходимости полиция какого-нибудь захолустного городка могла пригласить их для оказания необходимой помощи. Но это произошло лишь через 30–40 лет после описываемых событий. Из десятков убийств, о которых говорится в этой книге, лишь четыре расследовались более или менее квалифицированно: это убийство Шульцев в начале 1910 года, Бернхардтов в том же 1910 году, Касауэев в 1911-м, а также два убийства в Колорадо-Спрингс – тоже в 1911 году.

Во многих из описываемых нами случаев, и особенно в истории, которая произошла в Паоле, трудно с полной уверенностью сказать, как именно все произошло. Казалось бы, люди должны воздерживаться от лишней болтовни и не рассказывать небылиц, чтобы не нажить на свою голову неприятностей, впутавшись в историю, связанную со страшным преступлением. Но людям нравится болтать и привлекать к себе внимание. На мой взгляд, в описанных нами случаях двое (Джордж Уилсон в Рейнире, штат Вашингтон, и Джон О. Найт в Монмуте, штат Иллинойс) договорились до того, что их осудили за убийство. Такое иногда случается и в XXI веке, но при более примитивной правоохранительной системе они происходили гораздо чаще.

В деле об убийстве в Паоле есть факты, значение которых можно сравнить с крохотной горошиной, но их зачастую окружают сплетни и слухи размером с грейпфрут. К сожалению, я не могу себе позволить просто проигнорировать сей грейпфрут, но в этом есть и свои плюсы: у меня не будет ощущения, что я что-то утаил от читателей. Одна из проблем состоит в том, что в Паоле в описываемое время распространялись две местные газеты и еще несколько региональных. Два местных издания жестко конкурировали между собой и потому зачастую публиковали совершенно разные отчеты о ведущемся расследовании.

Слухи можно было разделить на две части: о том, что у миссис Хадсон якобы имелся любовник, и истории, которые соседи рассказывали о вечере накануне убийства. По мнению автора этих строк, сплетни о миссис Хадсон могли быть как правдой, так и выдумкой, однако они в любом случае не имеют никакого отношения к преступлению. Большинство же из того, что сообщали соседи жертв о событиях, предшествовавших преступлению, скорее всего, не соответствовало истине.

Разговоры о том, что у Анны помимо мужа были отношения с неким другим мужчиной, начались после того, как Джордж Коу вскоре после убийства якобы озвучил свои домыслы. Разумеется, Коу вполне мог знать интимные подробности, касающиеся супругов Хадсон, но не вполне ясно, что именно сказал ему Хадсон и что конкретно заявил Коу репортеру. В газете прошла информация со ссылкой на Коу о том, что Хадсон якобы три раза заставал Анну с другим мужчиной, или мужчинами, но что именно это могло означать? Значило ли это, что он трижды заставал жену и постороннего мужчину в спальне обнаженными? Или он видел, как они идут по улице и разговаривают? Или, может быть, сидят и беседуют в тоне, который Роллину мог показаться недопустимо фамильярным, а Анне – совершенно нейтральным?

Те, кто что-либо писал об этом деле, как в 1912 году, так и в XXI веке, сделали выбор в пользу первого варианта. Я же отдаю предпочтение последнему. Мы не знаем, что за человек был Джордж Коу. Тот факт, что он распространял не вполне пристойные слухи о супругах и даже поделился ими с газетным репортером всего через несколько часов после страшной смерти Хадсонов, характеризует Коу не лучшим образом. Но нам неизвестно, можно ли верить его словам или же он был просто безответственным болтуном. Отец Роллина Хадсона был успешным адвокатом. Согласно данным одной из газет, он являлся «одним из выдающихся юристов Норт-Индастри (штат Огайо), а также играл влиятельную роль в местной политике. Он был близко знаком с покойным президентом Маккинли и судьей Дэем и выступал в качестве консультанта по делам, так или иначе связанным с ними. Он – человек образованный и утонченного воспитания». После убийства мистер Хадсон-старший приехал в Паолу. Он осудил слухи, очерняющие его невестку, и заявил репортерам, что она была хорошей женой и весьма достойной молодой женщиной. (Так было написано в одной из местных газет. Согласно другой, Хадсон-старший удивился тому, что Анна и Роллин снова были вместе.)