Черно-белый цветок

– Вот! – Ксюша отдала мобильник матери, и та набрала номер своего мужа.

– Привет, дорогой! – сказала она в трубку. – Ты можешь сейчас говорить? Тут к нам женщина пришла, она интересуется прежними хозяевами нашей квартиры, говорит, ей очень нужно… Ну давай номер Веры Сергеевны, я ей скажу… Ага… Записала. Ты скоро будешь? Зайди в магазин, у нас хлеб закончился, и к чаю купи что-нибудь…

Закончив свой разговор, женщина протянула мне бумажку с номером некой Веры Сергеевны, которой принадлежала раньше квартира № 30. Я поблагодарила ее, затем извинилась за беспокойство и направилась к выходу. Ксюша потеряла ко мне всяческий интерес, я видела, как она схватила большого серого зайца и принялась с ним играть. Мать девочки проводила меня, я распрощалась с хозяйкой и направилась к лифту.

Выйдя на улицу, я сразу позвонила по мобильному телефону, который дала мне мать двух дочерей. После трех гудков трубку взяли, я услышала женский голос. Судя по всему, Вера Сергеевна была пожилой дамой, голос явно не принадлежал молодой особе.

– Слушаю! – проговорила моя собеседница.

– Здравствуйте, мне нужна Иванова Екатерина! – проговорила я. – Она жила раньше на улице Мира, дом двадцать пять, квартира тридцать, но сейчас по этому адресу живут другие люди! Мне дали ваш номер телефона, ведь вы раньше там жили?

– Да, – подтвердила женщина. – А зачем вам Катя? Только она не Иванова, а Ивланова, ну да это всегда путают, даже в паспорте неправильно пишут…

– Вы знаете Катю? – насторожилась я. – Мне очень нужно ее найти, это не телефонный разговор! Можно мне побеседовать с вами лично?

– Ну если хотите… Пишите адрес, улица Займана, дом двадцать «Б», квартира сто семьдесят три. Я всегда дома, так что можете приехать в любое время.

Я тут же вбила в навигатор название улицы и дома, и прибор выстроил маршрут. Улица Займана находилась на расстоянии четырех километров от улицы Мира, поэтому я добралась до дома Веры Сергеевны довольно быстро. Вот почему Кирьянов не смог найти нужного мне семейства Ивановых, которые прописаны в Ершове! Ведь искать-то нужно было не Ивановых, а Ивлановых, к тому же не Наталью Константиновну, а Веру Сергеевну! Скорее всего, Вера Сергеевна – мать Кати, и теперь-то я наконец узнаю, где мне искать похитительницу Юли!

Вера Сергеевна оказалась невысокой худощавой женщиной лет шестидесяти – шестидесяти пяти. Одетая в уютный серый свитер и черную юбку ниже колен, с седыми волосами, забранными в низкий пучок, она чем-то напоминала птичку – такая же хрупкая и, как ни странно, подвижная. Из квартиры доносились ароматные запахи какой-то вкусной еды – похоже, жареной картошки с грибами. Видимо, Вера Сергеевна готовила ужин. Она кивнула мне и проговорила:

– Добрый вечер, простите, я не знаю вашего имени…

– Я Татьяна, – представилась я.

– Танечка, проходите, я тут готовлю, ведь скоро должен прийти Леша, он на прогулке… Снимайте курточку, вот сюда повесьте…

Странно, когда мы говорили по телефону, мне женщина показалась несколько сердитой, но сейчас она хлопотала вокруг меня, словно заботливая мамаша. Интересная трансформация…

Она пригласила меня пройти в кухню, где на плите весело потрескивала сковородка с ароматным содержимым. Обычная кухня – обеденный стол, две табуретки, на столе – пепельница, в которой, однако, не было окурков. Вероятно, Леша, которого поджидала Вера Сергеевна, курит, а вот сама женщина – вряд ли. В отличие от жильцов 30-й квартиры по адресу улица Мира, дом 25, где я была совсем недавно, здешние хозяева убирали лишние вещи – я не обнаружила в прихожей ни одного зимнего мужского пуховика. Единственное, что висело на вешалке – это неброское темно-коричневое пальто, которое могло принадлежать пожилой женщине – Вере Сергеевне. И мужскую обувь я тоже не нашла, неужели ее муж пользуется только одними ботинками, в которых сейчас совершает вечерний моцион? Если это так, то чета Ивлановых живет небогато, лишнюю одежду и обувь не покупает. Или просто не считает нужным тратиться.

Все эти мысли крутились у меня в голове, пока Вера Сергеевна суетилась вокруг плиты – помешивала картошку, ставила чайник, собираясь напоить меня горячим напитком. Поведение женщины казалось мне странным, но почему – я толком объяснить не могла.

– Вот и Лешенька скоро прийти должен, – приговаривала пожилая хозяйка. – Он у меня, знаете, молодец – здоровый образ жизни ведет, гуляет. Вот только курить никак не бросит, но это – единственная у него вредная привычка. Когда мы с ним познакомились, модно было трубку курить, у него такая трубка была, как у Шерлока Холмса. Этим он меня и заинтересовал… Представляете, такой элегантный мужчина, молчаливый, правда… А я вот всю жизнь учительницей работала и привыкла много говорить. Помню, я рассказываю ему что-то – а он только изредка скажет «ну да» или «конечно»… Как-то он в командировку уехал, а когда вернулся, я его спрашиваю: «Ну как съездил?» Он в ответ: «Нормально». А я ему: «Ну расскажи, вот сел ты в поезд и что стал делать?» Он отвечает: «Чай купил, книгу стал читать». Я говорю: «Хорошо, и как чай был, вкусный?» Он: «Вкусный». «А книга, – говорю, – про что?» Он мне: «Про науку». «Интересная?» – спрашиваю. «Интересная». – «Ну вот, видишь, Леша, как ты много мог бы мне рассказать!» Смешно, правда?

– Очень, – подтвердила я, давая женщине вволю выговориться. Похоже, с необщительным супругом она истосковалась по нормальной беседе, вот и вываливает незнакомой женщине события давно минувших дней. Про цель моего визита она, похоже, забыла, продолжала самозабвенно рассказывать мне про своего мужа.

– А знаете, у нас ведь и дача была, там так красиво! Мы с Лешей, когда ее купили, все ходили в сосновый бор грибы собирать. Природа великолепная, воздух – словами не передать! И речка там есть, и березовые рощи… Леша мой страстным грибником был, вот идем мы с ним по лесу, я ничего не вижу, а он только и знает, что маслята собирает! Мороки с этими грибами, конечно, много, зато вкусные они, ум отъешь! Я ведь и жарила их с картошечкой молодой с огорода, и солила, в баночки закатывала. Зимой откроешь – и вспоминаешь лето… А знаете, какие у меня цветы красивые были на клумбах? И лилии, и карликовые розы, и флоксы… Выйдешь на улицу, посмотришь на цветник – и душа радуется!

– А почему вы говорите – «была дача»? – поинтересовалась я. – Вы ее продали?

– Нет, – покачала головой Вера Сергеевна и ответила с ноткой грусти в голосе: – Да кто ж туда ездить теперь будет? Нам уже тяжело, а детям дача не нужна… Оля вот как уехала из Ершова, так и не показывается дома, а сестра ее, та с детства не любила на дачу ездить. Скучно ей было. Знаете, не похожи они были, хоть и родные сестры. Оля вот учиться любила, я помню, когда она из-за болезни не могла школу посещать, очень переживала… Представляете, в шестнадцать лет простудилась она, пошел воспалительный процесс, врачи диагноз поставили – эндометриоз. В общем, ужас какой-то, но, несмотря на это, Оля даже во время болезни пыталась уроки делать. А вот Катя – у нее только гулянки на уме были. И к чему все это привело? К беде! А я всегда говорила ей: «Учись, дочка, на себя только в этой жизни надейся! Получи образование, диплом, а потом и о семье думать можно!» Да что толку – Катя не слушала меня, училась кое-как, одни тройки, четверки ей натягивали только из уважения ко мне. Я же дочек в ту школу отдала, где сама русский и литературу преподавала. Оля вот домашнее задание делает, а Катя рюкзак бросит – и за порог, гулять. Вот и догулялась… Такая трагедия случилась, вы себе представить не можете!

– Какая? – осторожно полюбопытствовала я.

– Да влюбилась она в парня одного, Илью, он ей голову вскружил. Я не думала даже о том, что в нашей семье такое несчастье случится. Вы поймите меня правильно, я не имею в виду, что влюбиться – это плохо. Просто не вовремя это случилось, я же Катьку в училище устроила, и вроде как взялась девка за ум. На лекции ходила, даже к семинарам готовилась. Оля-то уехала учиться в Тарасов после школы, я не была против, а дочке помогала, все надеялась, что отучится старшая да нам с Лешей помогать будет. Работу в Тарасове проще найти, чем у нас, в Ершове. А когда сестра уехала, Катька вроде как образумилась. Мы даже ей квартиру однокомнатную сняли, чтобы самостоятельности она училась. Все было бы хорошо, если б не этот Илья… Катька только о нем и думала, он ведь и красавец, и из богатой семьи, и музыкант, все на электрогитаре играл. Приехал в Ершов к родственникам погостить и тут с Катькой моей познакомился. Она, конечно, втюрилась в него как кошка, совсем голову потеряла. Поди, наобещал он ей золотые горы, даже цветы один раз подарил. А она поверила ему, ну и сами знаете, чем дело закончилось… А после этого Катька себя плохо чувствовать стала, тошнило ее по утрам. Я сразу догадалась, что за болезнь у дочери, сама в аптеку сходила. Оказалось – беременна она, а ей ведь даже девятнадцати еще не исполнилось! Я спрашиваю, что делать будем? А она, дуреха такая, мне заявляет: вот скажу Илье, что у нас сын или дочка родится, он на мне женится, и заживем мы счастливо! Я отговаривала ее как могла, чуяла беду. Но Катька не послушалась, рассказала своему парню, что беременна. И что вы думаете?

– Он бросил ее? – догадалась я.

Вера Сергеевна кивнула головой.

– Конечно. Зачем ему ребенок, да еще от провинциалки? У него ведь в Тарасове, поди, куча девок, а Катька моя – это так, минутное увлечение. Вот он ей и заявил: давай, делай аборт, я заплачу и знать тебя не желаю, не нужна ты мне с приплодом. Катька чуть умом не тронулась, она домой вернулась вся бледно-зеленая, полдня прорыдала. У нее ведь и пары в училище, да какое там! Неделю в депрессии сидела, вся осунулась, постарела даже. Но ребенка решила оставить – сказала мне, что, когда Илья увидит малыша, сердце дрогнет, и он пожалеет, что аборт ей предлагал и бросить решил. Я не стала дочке возражать, сами понимаете, я же любила ее, такую непутевую. Но Илья быстро уехал в Тарасов, а Катька здесь, в Ершове, осталась. Сперва у нас жила, а потом на свою квартиру вернулась. Учиться не стала, у нас с Лешей только денег просила. Я ее уговаривала к нам временно переехать, чтобы поддерживать ее, но она почему-то отказывалась. А потом я узнала, что из-за нервного стресса у дочери выкидыш случился. Катька из-за этого едва с ума не сошла, я даже ее в психиатрическую лечебницу хотела положить. Настояла на том, чтобы она к нам переехала, сказала, что денег на квартиру у нас с мужем нет. Катька вернулась, но прежней так и не стала. На нее смотреть было страшно, она жутко похудела, появились морщины, на вид ей все сорок лет дашь. Целыми днями в постели лежала, почти ничего не ела. Только смотрела в одну точку и все время спрашивала: «Почему Илья меня бросил?» Полгода она так мучилась, а потом вроде как полегче ей, даже на работу устроилась. Продавцом в магазин. Об учебе и думать забыла, да и отчислили ее из училища. Но в магазине долго не продержалась – уволилась, потом постоянно подработки искала, а временами просто дома сидела. Потом взбрело ей в голову в Тарасов уехать, у сестры помощи просить. Вот и нет ее уже месяц, и не звонит, не пишет… А я одна совсем осталась…

Вера Сергеевна вздохнула.

– У Олечки ведь тоже не гладко с личной жизнью складывалось. Встречалась она с очень хорошим парнем, жениться собирались, я нарадоваться не могла, а потом… – Вера Сергеевна помолчала, печально глядя перед собой.

– Парень бросил Олю? – подсказала я.

– Нет, – покачала головой Вера Сергеевна. – Наоборот, она его.

– Но почему? – искренне удивилась я.

– Олечке показалось, что она беременна, сказала мне по секрету и к врачу записалась, чтобы на учет встать, – начала неторопливо рассказывать мать Оли. – А когда пришла от врача, на ней лица не было. Мама, говорит, я не беременна и никогда не буду. Мне диагностировали бесплодие. Я ее успокаивала, мол, врачи часто ошибаются. Она только рыдала да головой качала. Эндометриоз дал такие последствия. И с парнем вскоре рассталась. Не хочу, говорит, ему жизнь ломать. Встретит еще девушку, которая детей ему родит…

– Но ведь и при эндометриозе почти половина женщин сохраняет способность иметь детей? – удивилась я.

– А вот моей Оленьке не повезло, – тихо возразила женщина. – Воспаление оказалось очень серьезным. Врач потом все объяснил и лечение назначил, чтобы болезнь хотя бы не прогрессировала. Не понянчить мне внуков…

Внезапно Вера Сергеевна заплакала. Опустилась на стул, закрыла лицо руками, и я услышала судорожные всхлипывания. Видимо, она сильно переживала за своих дочерей. Но следующая фраза прояснила все странности, которые сперва так меня насторожили.

– И Лешенька ушел… Сердце у него больное было, хотя он так за здоровьем следил… Оставил меня одну-одинешеньку, одну на всем белом свете…


Я не стала расспрашивать несчастную женщину о муже. Люди, которых постигает страшное горе, реагируют по-разному. Кто-то впадает в депрессию, а кто-то отгораживается от беды, как это сделала Вера Сергеевна. Она ведь говорила о муже как о живом человеке и убеждала меня, что ее Леша ушел на прогулку и скоро вернется. Наверно, сама в это верила… И пепельницу не убрала – словно оставила ее для мужа, если вдруг он не умер, на что она по-детски надеялась.

– Вера Сергеевна, у вас есть фотографии ваших дочерей? – тихо спросила я.

Несчастная женщина подняла на меня голову и кивнула.

– Да, конечно, у меня есть фотоальбом…

– Можно мне посмотреть?

Она даже не стала спрашивать меня, почему меня интересуют ее дочери. Просто встала, вышла из кухни, а спустя несколько минут вернулась с большим красным альбомом для фотографий.

– Вот, Катенька с Олечкой, совсем маленькие… – начала рассказывать женщина, показывая мне снимки. – Вот школьные фотографии… Вот мы с Лешенькой, на даче… А вот девочки в старших классах…

Фотографий было много, но почти все они рассказывали о детстве и подростковом возрасте сестер. Видимо, когда появились цифровые камеры, семья Ивлановых перестала заполнять альбом, однако того, что я увидела, мне было достаточно.

– Вера Сергеевна, а можно я возьму эту фотографию? С возвратом, конечно, – я показала на снимок, где были запечатлены сестры Ивлановы. На вид девушкам было лет по восемнадцать-девятнадцать, обе улыбчивые и юные, одетые в вязаные свитера нежно-голубого цвета. Фотография отличалась хорошим качеством, кроме того, снимок был предпоследним в альбоме.

– Если нужно, берите, – пожала плечами Вера Сергеевна, опять не спросив меня, зачем мне понадобились снимки. Я осторожно вытащила фото и вернула альбом женщине.

– Я обязательно привезу вам это фото, – пообещала я. – И… не падайте духом. Так случается – близкие люди не вечны, человеческая жизнь, увы, длится недолго. Но вы живы, а значит, нужно жить, несмотря ни на что. У вас есть дача – попробуйте туда выбраться летом, посадите цветы. Я ведь видела в альбоме ваши фотографии, у вас очень красивый сад. Ваш муж, Алексей, он наверняка был бы рад, если бы вы ухаживали за вашим участком, ходили в лес, собирали грибы. Поверьте, вам станет легче!

– Спасибо… – пробормотала безутешная вдова, но я не была уверена, что она слышала мои слова. Я ласково положила руку на ее морщинистую ладонь.

– У вас картошка, наверно, сгорела. Снять с огня?

Она не ответила. Я подошла к плите и выключила газ под сковородкой.



К сожалению, вернуть фотографию дочерей Веры Сергеевны мне не удалось – спустя несколько дней женщина скончалась. Как и у Алексея, ее мужа, у женщины не выдержало сердце…





Глава 10




Сразу после разговора с Верой Сергеевной я поехала в Тарасов. В Ершове мне больше нечего было делать, а вот нанести визит Мещеряковым я очень хотела. Мне не терпелось поговорить с супругами, в частности – с матерью пропавшей девочки.

Несмотря на позднее время – я въехала в черту города, когда часы показывали половину девятого, – я решила сразу, не теряя времени, посетить Павла Олеговича и его жену Ольгу. Обошлась без предварительного звонка, рассчитывая, что внезапность моего появления принесет свою пользу. Поэтому, когда я набрала номер квартиры Мещеряковых, мне ответили не сразу. Спустя несколько секунд я наконец услышала немного удивленный мужской голос:

– Кто там?

– Это Татьяна Иванова, по делу об исчезновении вашей дочери Юли, – проговорила я. – Мне нужно срочно с вами побеседовать.

– Вы нашли Юлю? – нетерпеливо спросил Павел Олегович. – Она с вами?

– Пока не со мной. Но я почти распутала ваше дело. Откройте, пожалуйста, дверь.

Раздалось протяжное пиликанье, и я вошла в подъезд. На пороге квартиры меня встречал сам глава семьи. Вид у него был усталый и какой-то потрепанный, но глаза оживленно горели.

– Прошу прощения за столь поздний визит, – произнесла я. – Павел Олегович, скажите, а ваша жена дома?

– Оля? – удивился тот.

– Ну, она же ваша супруга? – вопросом на вопрос ответила я.

Мещеряков кивнул.

– Да-да, конечно, но Оленька недавно спать легла, она себя очень плохо чувствует…

– Мне нужно с ней поговорить, – оборвала я его. – Можно войти?

– Да, входите… Но вам действительно нужна Оля? Я могу ответить на ваши вопросы…

– Боюсь, что не можете, – покачала я головой. – А вот ваша жена вполне в состоянии со мной побеседовать. Думаю, она заинтересована в том, чтобы Юлю нашли поскорее, а раз так, то вряд ли откажется ответить на несколько вопросов. Где удобнее разговаривать?

– Проходите в кухню, – пригласил Мещеряков. – Сейчас я позову Олю…

Я уселась на табурет, пока Павел Олегович будил свою жену. Вскоре в кухню вошли Мещеряков и заспанная женщина, которой на вид было лет двадцать семь, не больше. Невысокая и миниатюрная, чем-то она напоминала восточную девушку. Может, из-за черных прямых волос, постриженных под «каре», а может, из-за разреза глаз или хрупкого телосложения. Одета Оля была в темно-синий халат с широкими рукавами, который на ней выглядел как японское кимоно. Молодая женщина совсем не была похожа на свою сестру, даже удивительно, что у нее и у Кати были общие родители.