Чернокнижник

— Убогое, кстати, имечко, — буркнул я. — К тому же, сомневаюсь, что выйдет… Одрианна. — Подул на сороку и вновь скривился. Потому что птичка шевельнула деревянной головой и распахнула вырезанные ножом крылья. Чирикнула, ожидая сообщения.

— Вот видишь, — голос Армона прозвучал так спокойно, что захотелось швырнуть в него чугунок. — Между вами брачная связь, как у супругов. Ты ведь не пользовался сейчас силой? Я так и думал. Сороки реагируют на имена законных супругов, с круговой связью. Да ты и сам это знаешь. — Оборотень протянул ладонь к лепешкам, оторвал кусок одной. Если бы я не знал его четыре года, даже поверил бы, что он действительно спокоен. Но я не поверил, да и клыки у оборотня вылезли. — Сообщи ей, где мы.

Я пожал плечами и сказал птичке адрес. Отряхнувшись, сорока взлетела и унеслась к круглой дыре в стене, предназначенной специально для вестников.

— Обязательно было портить мне аппетит? — проворчал я, отпивая болтанку из яиц.

— Анни волнуется. А я обещал. — Армон намазал на лепешку масло.

Я хмыкнул, подумал и все-таки заказал себе хелль.

— Итак, что мы имеем? — подытожил я, когда основная часть завтрака улеглась в животе и можно было неспешно доедать остатки. — Если в общих чертах, то все началось с пропажи Дориана из дома… Одри. Бедняга аптекарь неизвестным образом открыл портал на Изнанку и теперь обитает с другой стороны мира. Я тоже там побывал, причем, как я там очутился и как вернулся — ума не приложу. Пока нас мотало по Империи, в Кайере разгромили мой родовой дом. А вчера я узнал, что в городе объявился новый чернокнижник. — Я сделал большой глоток хелля. — Сильный. И в свете всего произошедшего, сдается по мою душу, да не для дружеских посиделок и обмена опытом!

Я коротко рассказал, что узнал в доме удовольствий.

— Если малышка Терри не ошиблась, то этот гад — ходячее оружие. На нем руны разрушения, столь мощные, что способны разорвать Кайер. Чтобы удерживать эту силу спящей, надо обладать огромным даром.

Сделал знак подавальщице, что кружку с хеллем можно и обновить.

— Так что встречаться с ним мне совсем не хочется.

Армон повертел в руках кружку с чаем и со стуком поставил ее на стол.

— Все это дурно пахнет, — пробормотал он.

— Это на кухне шкварки подгорели, — съязвил я, но напарник не улыбнулся. С чувством юмора у него не очень.

— Я ночью наведался на окраины, послушал, что говорят бродяги, — продолжил Армон. — Ты же знаешь, они лучше всех осведомлены о происходящем в городе.

Я кивнул — это правда. Безмолвные и грязные тени, шныряющие по подворотням и дворам в поисках пищи и подаяния, знали, чем дышит Кайер, лучше городских ищеек.

— Бродяги обеспокоенны, говорят, в городе творится что-то странное. Находят магов, вернее, то, что от них осталось — пустые оболочки, без капли силы. Чернокнижников. Понятно, говорить об этом не станут, никто темных не любит… многие считают, что это расплата за ваши ритуалы и они заслужены. Ловцы, похоже, считают так же и ничего не делают. А в главном храме верховный жрец во всеуслышание объявил чернокнижников прислужниками Изнанки, и это на обеденном песнопении, громогласно… — Армон покачал головой. — Ты ведь понимаешь, такие слова не говорят без одобрения, — напарник ткнул пальцем в потолок, а я сделал еще один глоток хелля. Напиток горчил. — Не нравится мне все это. Чернокнижников всегда не жаловали, но и понимали, что без них — никуда. А сейчас, похоже, собираются пойти дальше и вовсе запретить…

— И все это в то время, когда кто-то открывает портал на Изнанку, — задумчиво протянул я. — Сдается мне, мой четырехлапый друг, мы угодили в конкретную и смрадную задницу! Надо за это выпить!

Армон проводил мрачным взглядом очередную кружку хелля, что принесла подавальщица.

— Я думаю, нам надо убираться из Кайера, Лекс. — Он отвернулся от призывной улыбки служанки. — Если жрецы делают подобные заявления, то вскоре и аресты начнутся. Это то же самое, что крикнуть «фас» своре голодных собак.

Я пожал плечами и посмотрел в окно. Там как раз подъехал извозчик, возница вовсю улыбался осматривающейся пассажирке. И вновь повернулся к Армону.

— Не переживай, тебя не тронут. Если не будешь рассказывать всем, с кем провел последние годы. На худой конец, скажешь, что я тебя заставлял. Бил, когти вырывал и шерсть подпаливал, чтобы слушался! Еще можешь добавить про несчастное детство, на это все ведутся. У тебя морда смазливая, еще и пожалеют, если постараешься. Так что…

Армон так резко перегнулся через стол и схватил меня за воротник, что я даже удивился. Верховный Грохх, ну и реакция у этих лохматых…

— Я хелль разлил, — прохрипел, пытаясь вырваться из захвата Армона. — Хотя плевать, ты же платишь.

— Может, хватит идиотничать, Лекс? — прорычал оборотень. — Прекрати изображать из себя шута! Надо смываться из города, продумать план, а ты снова пьешь и придуриваешься!

Армон встряхнул меня, ворот разорвался, а я, не мудрствуя лукаво, опустил на голову напарника глиняную кружку. Она раскололась, выплескивая остатки пенного содержимого, правда, оборотень от этого лишь разозлился, но пальцы не разжал.

— Хватит! — рявкнул напарник и отлетел, потому что мой аркан наконец сработал.

— Рубашку порвал, — хмыкнул я, потирая горло.

Но на меня уже летел черный клубок шерсти, Армон обернулся в прыжке. Я свалился под стол, прополз под ним и выкатился с другой стороны. Оборотень зарычал, запрыгнув на столешницу, разнося посуду ударом когтистой лапы. Подавальщица, еще минуту назад раздающая напарнику призывные улыбки, теперь визжала, прячась под стойкой. Немногочисленные посетители прижались к стенам, забыв о кушанье, хозяин метнулся за вилами.

— О, Богиня! Армон! — воскликнула Одри, появляясь в дверях и обозревая картину.

Я поднялся и стряхнул ладони, освобождаясь от остатков силы. Стянул с чужого стола кубок с вином, хлебнул одобрительно. Правда, не забывая наблюдать, как меняется обличив напарника и вместо черного зверя проявляется мужик. Голый, понятно. Подавальщица заткнулась и рассматривала оборотня с интересом. Мальчишка-служка незаметно пополз к валяющемуся на полу кошелю оборотня, что вывалился из разорванных штанов.

Одри залилась краской, Армон, прищурившись, уставился на меня. Потом посмотрел в окошко, он как раз находился там, где я сидел. И с того места отлично видно подходящих к таверне посетителей… И оскалился. Я же рассмеялся, понимая, что он догадался.

— Я это запомню, — пообещал напарник.

— Запиши лучше, — хмыкнул я и кивнул хозяину заведения. — Эй, Шуар, у тебя найдутся штаны для моего не в меру ретивого друга?

— Так не в первой, Лекс. Найду. Только с вас опять двойная оплата, — отозвался, усмехаясь, трактирщик и потопал на второй этаж, в комнаты.

— Сегодня угощает Армон, — я плюхнулся на лавку, выбрал из кучи с кашей шкварку и отправил ее в рот. Потом подумал и загреб ладонью перловку — не пропадать же добру! А то, что завтрак слегка раскидан по столешнице — так я не привередливый.

Одри наградила меня презрительным взглядом, смахнула с лавки крошки и осколки битой посуды, осторожно села напротив.

— Сорока принесла весть, что вы здесь, — начала она, провожая взглядом задницу Армона, который отправился за трактирщиком наверх.


Я зачерпнул еще каши. Одри снова окатила меня ледяным презрением.

— Платочка не найдется? — хмыкнул я, стряхивая с пальцев жирную крупу. Честно, ужасно хотелось вымыть руки, но ради отвращения во взгляде Одри я готов был и потерпеть. Скривившись, как на кислое, она достала надушенный кусочек батиста с монограммой, протянула, и я тщательно, с удовольствием протер им стол.

— Ты… Ты что делаешь? — девчонка так опешила, что даже заикаться начала. С трудом удержал на лице серьезную мину, ну как вот с ними общаться? Наи-и-ивные…

— А ты предпочитаешь, чтобы на столе был свинарник? Фу, а выглядишь приличной девушкой. Ну, когда не являешься ко мне с интересными предложениями. — Окинул ее взглядом. — Ну и когда одета. — Она открыла рот, собираясь что-то сказать, побледнела и закрыла. Я довольно хмыкнул. — Что, не убирать? Ну как скажешь.

Бросил замызганный платочек на столешницу и «ненароком» опрокинул кружку с остатками болтанки из яиц. Уж не знаю, каким чудом она уцелела, но сейчас оказалась вполне достойным штрихом в общей картине завтрака под названием «хуже, чем в хлеву». Одри зашипела кошкой и вскочила, потому что болтанка опрокинулась в ее сторону, грозя залить опрятное синее платье. Жаль, не залила, девчонка оказалась проворнее. С пятном на юбке она выглядела бы не такой безупречной, мелочь, а мне было бы приятно. Но, увы.

— Ты… Ты!

— Угу. Твой словарный запас так скуден, что мне за тебя стыдно, дорогая женушка. Придется заняться твоим образованием.

— Не смей! Чтоб ты…

— Сдох? — хмыкнул довольно. — И воображения ни на грош. Примитив. Смрадные потроха, и наградили же демоны супружницей! Боюсь, я слишком быстро с тобой заскучаю, детка. Ты уже придумала, как будешь возрождать мой быстро гаснущий интерес?

Одри хрипло вздохнула, снова побледнела и высоко задрала подбородок, окинув меня ледяным взглядом.

— Плохо, милая, — констатировал я. — Меня ледышки не возбуждают. Ты хоть у местных подавальщиц поучись, смотри, как бедрами вертят! А ты? Стоишь, как палка, королеву изображаешь… Фу.

Увернулся и заржал, потому что Одри все-таки не сдержалась, швырнула в меня тарелку.

— Лекс, тройная оплата за посуду, — крикнул от стойки Шуар.

— Урод! — зашипела Одри, я послал ей воздушный поцелуй.

— Вот так уже интереснее!

Армон спустился вниз в широких штанах и темной рубашке, дал знак подавальщице, чтобы убрала, и отобрал у мальчишки свой кошель, продемонстрировав бедняге клыки.

— Так я только для сохранности, господин, чтоб другие не стянули! — клятвенно уверил паренек, стуча зубами и незаметно возвращая в кошель монеты. — Вот клянусь Богиней! Вот чтоб мне равновесия как своих ушей не видать! Вот чтоб меня разорвало…

— Брысь, — велел Армон, и мальчишка испарился. Напарник улыбнулся Одрианне.

— Вижу, вы уже успели поругаться.

— Он намеренно ко мне цепляется!

— Конечно, намеренно, — Армон сел и задумчиво проследил вязкую струю стекающей яичной болтанки. — У Лекса любимое развлечение — выводить из себя окружающих. Он всегда найдет твою самую больную точку и будет давить на нее до тех пор, пока ты не кинешься на него с кулаками. У него просто талант находить чужие уязвимые места.

Я отвесил шутливый поклон.

— И я изумляюсь, как с таким талантом он все еще жив, — продолжил Армон. — И единственное, что можно сделать — это игнорировать его. — Напарник отодвинулся, когда болтанка потекла с его стороны. — Или превратить свои слабости в силу.

— Пока вы оба далеки от такого совершенства, — я подал знак, чтобы мне принесли еще хелля.

Одрианна затихла, о чем-то задумавшись. Через минуту наш стол стараниями прислужницы стал чистым, напарник коротко пересказывал Одри разговор, а я заскучал.

— Думаю, что на рассвете нам стоит покинуть Кайер, — вынес Армон вердикт. — Здесь находиться опасно. Тебе тоже, Анни.

— Но как же… — растерялась Одри. — Здесь мой дом! Я надеялась, что смогу вернуться в него, что все уляжется… Я не хочу никуда ехать!

— Так и решим, — обрадовался я. — Мы поедем, а ты оставайся!

Внутри кольнуло болью, и я сжал зубы. Проклятая связь! Я даже попытался убедить себя, что желаю девчонке лишь добра и пекусь о ее благополучии, но ничего не выходило. Я знал, что ей нельзя оставаться в столице, и испытывал боль, предлагая это. Проклятие!

Отвернулся к окну, отвлекаясь разглядыванием улицы. На булыжниках мостовой плясали искры света, отражаясь от камней, словно они были зеркальными. Тишина утра завораживала и умиротворяла, погружая меня в спокойное оцепенение. Солнечные пятна скакали по мостовой, и мой взгляд устремлялся за ними: от ступеней до порога желтой булочной, от лужи с радужными переливами до блестящего обода тележного колеса, от колеса до стекол на часовой башне с замершей стрелкой…

— Тихо как, — задумчиво протянул я. Улица уходила вниз, с горки, и вся лежала, как стрела — четкая, блестящая, гладкая…

— Тихо? — переспросил Армон, отвлекшись от Одрианны, бросил быстрый взгляд в окно. И вдруг вскочил, оскалившись, и открытой ладонью хлопнул меня по лицу. Не слишком сильно, но в голове загудело, а негодование на миг выжгло сонное оцепенение, и я увидел улицу — настоящую. Грязные повозки, спешащих торговок с корзинами, снующих мальчишек и орущих зазывал. Жижу на обочинах, сточные канавы и орущих возниц, что не могли разъехаться на узкой улице. Кайер уже проснулся, и жизнь в нем кипела, смеялась, орала и воняла. Все, как всегда. Никаких блестящих искр и пустоты…

— Скорее! — прохрипел я, понимая, что руки и ноги не слушаются… — Морок… Черный ход…

— Да понял я! — Армон вытащил меня с лавки, встряхнул. — Сильное воздействие? А-а-а, чтоб тебя! Одри, не отставай!

Глупых вопросов девушка задавать не стала и послушно метнулась за нами. Вернее, за напарником, который споро тащил меня в сторону кухонь. Благо, оборотни сильнее людей в разы, потому что вешу я немало, да и ростом почти с Армона. Прошипев что-то сквозь зубы, он закинул меня на плечо и рванул с такой скоростью, что Одри едва поспевала, путаясь в юбках. Хозяин таверны заподозрил неладное и отпрыгнул в сторону как раз вовремя: стена, возле которой мы сидели еще минуту назад, качнулась, вздулась пузырем, словно гнойный нарыв. Вспухла возле окна, как раз там, где была моя голова, и… разлетелась, осыпая таверну градом каменных осколков. Трактирщик выдал такое заковыристое ругательство, что я восхищенно присвистнул, правда, его кроме меня мало кто услышал. Потому что посетители с воплями неслись к выходу, подавальщицы снова орали, а груда камней, дрогнув, взлетела в воздух, выискивая цель.

Армон заскочил в кладовую и захлопнул дверь как раз вовремя — цель оказалась найдена.

— Ложись, — прохрипел я. Напарник упал, закрывая своим телом одновременно и меня, и Одри. Дверь вылетела, снесенная магическим ударом, мелкие камни, словно выпущенные из пращи, пронеслись над нами, оцарапав спины, и стаей рассерженных ос вонзились в противоположную стену.