Черный Леопард, Рыжий Волк

– Не перечь мне, мальчик. Он перестал верить, как ребенок, перестал верить тому, что я твердила ему в течение всех этих лун. Воровкой детей назвал он меня! Увы, так уж повелось: какой ребенок захочет знать, что его собственная мать бросила его на съедение диким псам? Назвал он меня воровкой детей, потом ушел искать свою маму. Даже ударил меня, когда я встала на его пути. Дети мои были слишком потрясены, не то и вправду убили бы его. Он спрыгнул с дерева и побежал на юг.

Я оглянулся. Понял: кое-кто из этих детей мог бы убить меня, глазом не моргнув.

– Ты получишь мальца обратно.

– Этот паршивец может скукожиться, залезть своей маме в коу и пришить пуповину к своему животу – это меня не заботит. Но он украл кое-что драгоценное для меня.

– Камень драгоценный? Доказательство того, что ты женщина?

– Проклятым окажется день, когда твой разум угонится за твоим языком. Желчный пузырь козла, принесенного в жертву на церемонии моего посвящения. Он с тех пор был у меня в волосах. Сбежал он утром, но выкрал его раньше, ночью, когда я спала.

– Украл с твоей собственной головы!

– Пока я спала.

– Я думал, околдованные спят чутко.

– Что ты знаешь про околдованных?

– Что их любая мелочь разбудить может.

– Должно быть, потому ты и бродишь по ночам.

– Я не…

– Надеюсь, ты отыщешь, что ищешь. Хватит. Я должна пузырь вернуть. Тебе нравится болтать про ведьм. Так вот, без него ведьмы прознают про это место. Моим чарам не сдержать их всех. Прежде чем сказать мне, что тебе плевать на моих детей, знай: я уже знаю об этом. Тебе безразличны дети, зато не будет безразличной золотая монета, раз уж ты не оставил ни одной в доме своего деда.

– Нет никакой нужды в золоте в селе…

– Ты никогда больше не вернешься в то селение.

Она глянула на меня твердо, похожий на рубец узор вокруг ее глаз делал их лютыми. Я первым отвел взгляд.

– Забирай монеты и отыщи пацана.

Она послала нас с Леопардом. У него, сказала, тоже нюх есть.

– Почему б мне просто не взя…

Она швырнула мне в лицо набедренную повязку. Вонь ринулась мне в нос – я и дохнуть не успел.

– Потому что я знаю, как этот нюх действует, мальчик. Тебе ни за что не перестать разыскивать того, кто оставил запах, иначе это доведет тебя до безумия.

Она была права. Знать этого я никак не мог, зато почувствовал, как только Сангома высказалась. И не знал, что смогу возненавидеть ее еще больше.

– Бери монеты и отыщи пацана.

Она посылала со мной Леопарда. У него тоже нюх есть, пояснила. Я думал, она собирается отправить меня с Кавой. По виду Леопарда не скажешь, был он доволен или недоволен. Только перед самым нашим уходом я увидел их на крыше третьей хижины: Кава размахивал руками, как сумасшедший, Леопард же выглядел, как обычно. Кава бросил палку, и Леопард молнией взлетел к нему, вцепившись рукой юноше в горло. Кава засмеялся. Леопард отпустил его и пошел прочь.

– Следи, куда этот котяра долбаный ведет тебя, – предупредил меня Кава, когда мы с ним вскоре увиделись.

Я наполнял винные бурдюки водой из реки. И вот что произошло. Я спустился к реке наполнить мехи, потом отыскал красную грязь и белую глину. Провел белую линию, разделив ею лицо. Потом еще одну – прямо по надбровью. Потом красные линии на щеках и по ребрам, которые выдавались все больше, что не так меня беспокоило, как мою мать.

– Он никуда меня не ведет, – отозвался я. – Я иду отыскать того пацана.

– Следи, куда поведет тебя этот долбаный котяра, – повторил Кава.

Я промолчал. Пытался нанести раскраску позади коленей. Кава подошел ко мне сзади и зачерпнул горсть белой глины. Втер ее мне в ягодицы и ноги до колен и ниже, до самых икр. Я не стал говорить ему, что наносил другой узор.

– Леопарды животные хитрые. Тебе известны их повадки? Знаешь, почему они в одиночку бегают? Потому что они даже собственную породу предать готовы, да еще и за добычу, к какой и гиены не притронулись бы.

– Он тебя предавал?

Кава поднял на меня взгляд, но ничего не сказал. Он натирал мои бедра. Мне хотелось, чтоб он перестал.

– После того как вы вдвоем отыщете пацана, он намерен податься в южные земли. Луговые земли сохнут, и добыча портится.

– Если ему хочется.

– Он слишком долго был человеком. Охотники в две ночи его укокошат. Охотиться теперь опасней: полно зверей, что пополам его порвут. А у тамошних охотников отравленные ядом стрелы, и там убивают детей. Там есть звери больше этих деревьев, растут стебли трав, что обожают кровь, звери, какие п…

– Порвут его пополам. Тебе что нужно, чтоб он сделал?


Кава смысл с рук глину и принялся выводить узор на моих ногах.

– Он уйдет от меня, забудет эту женщину и ее проклятых детей. Это он придумал спасать их и сюда приводить, не я. Жить им или помереть – дело богов. Кто живет наверху?

– Я не…

– Она каждый день носит туда еду. Теперь тебя водит.

– Завидуешь.

– Тебе? Да моя кровь – это кровь вождей!

– Я тебе не вопрос задавал.

Он рассмеялся:

– Ты хочешь поиграть в ее темное искусство, и недовольные создания сделают, как ты пожелаешь. Но Леопард идет со мной. Мы возвращаемся в селение. Между нами: мы убили людей, повинных в смерти моей матери.

– Ты говорил, что родных твоих убил ветер. Ты говорил…

– Я знаю, что я говорил, я был там, когда говорил это. Леопард сказал, что как-нибудь он подстроит так, что вы вдвоем найдете пацана. Скажи ему, что ты решил не искать.

– И потом?

– Я все сделаю, чтоб он понял, – произнес Кава.

– В твоем обличье нет будущего.

– Что?

– Кто-то сказал мне на днях, – сказал я.

– Кто? Никто не проходил в этом месте. Ты так же сходишь с ума, как и эта сука. Видел я тебя на крыше той хижины, стоишь, воздух обнимаешь и играешь с ним, как с ребенком. Она заразила это место. Что тебе известно об этом пацане? Что он удрал, потому что он неблагодарный? Она называла его вором? Может, убийцей?

Он встал и смотрел на меня.

– Называла, значит? Место-то для твоих собственных мыслей оставила, или там у тебя одни ее? Ты скоро и сам заговоришь, как она. Пацан побег совершил, – заявил он.

– Ни в одной из известных мне тюрем нет всего двух стен.

– Чего ж он тогда сбежал?

– Он думает, что родители каждую ночь оплакивают его. Что он не минги.

– И кто говорит, что он врет? Сангома? Какое у нее есть доказательство? Ни один из здешних детей еще не вырос настолько, чтобы понимать как-то по-другому. Сангома прожила на деревьях десять лет, так где же дети, что повзрослели? Теперь ты и это животное отправляетесь охотиться за одним таким и вернете его. Что ты сделаешь, когда он скажет: нет, не пойду я обратно с вами?

– Теперь я тебя слышу. По-твоему, и Леопард для нее тоже дурак.

– Леопард совсем не дурак. Его-то я понимаю. Ему все равно. Она говорит: ступай на восток – и он идет на восток, покуда там есть рыба и бородавочники жирные. В душе же своей ему на все плевать…

– Не то что в твоей – яростью так и пышет.

– Вы двое трахались в лесу, – выпалил он.

Я глянул на него.

– Он сказал мне, что учил тебя из лука стрелять. Зверь долбаный, он меня сказками кормил.

Я счел за благо не отвечать. Оставить его в неведении или сказать, мол, ничего подобного не было и не будет, чтоб ему покойней стало? Только еще я подумал: а обделайся все боги с его нуждой в покое.

– Никогда он тебя не полюбит, – обронил Кава.

– Никто не любит никого, – сказал я.

Он ударил меня в лицо, прямо в скулу, и сбил меня с ног прямо в грязь. И прыгнул на меня, пока я еще подняться не успел. Коленями придавил мне руки и опять ударил в лицо. Я коленями ему в ребра. Кава вскрикнул и свалился. Только я кашлял, задыхался, плакал, как маленький, и он опять на меня навалился. Мы покатились, и я стукнулся головой о камень – небо посерело, потом почернело, грязь проваливалась, слюна его била мне в глаз, а я Каву даже не слышал, только видел его широко разинутую глотку. Мы скатились в речку, руки Кавы оплели мне шею, он окунал меня в воду, вытаскивал, опять окунал, вода заливала мне нос. Леопард прыгнул Каве на спину и куснул его в шею. Сила удара сбросила обоих в реку. Я подобрался и увидел, что Леопард все еще держит Каву за шею и вот-вот примется трепать его, как куклу. И я закричал. Леопард выпустил его, но зарычал. Кава, шатаясь, отступил подальше в реку и тронул себя за шею. Когда он отнял руку, та была в крови. Кава посмотрел на меня, потом на Леопарда, все еще выписывавшего круги в речке, все еще дававшего понять, где преступать черту негоже. Кава повернулся, взбежал на берег и ринулся в кусты. Шум возни привлек Сангому, которая спустилась с Жирафленком и Дымчушкой, та промелькнула у меня перед глазами и опять исчезла. Леопард успел обратиться в человека, и мы пошли мимо Сангомы к хижине.

– Не забывай, для чего я посылала за тобой, – сказала она мне.

Бросила мне плотную простыню, когда я выбрался из реки. Я подумал: мне, чтоб вытереться.

– Она вся пропахла этим пацаном.

– Этот пацан у меня в носу застрянет на долгие луны.

– Тогда тебе лучше пошевеливаться и найти его, – сказала Сангома.