Четыре всадника раздора

– Согласитесь, все-таки не десять лет.

– А если она выбрала какой-то заброшенный дом, который до сих пор стоит заколоченный? Их что, мало в городе?

Бергман кивнул, вряд ли соглашаясь с ее доводом, скорее хотел показать, что сказанное ею принял к сведению.

– Как думаете, на убийство Зорин способен? – спросил он, в упор глядя на Оксану.

Она растерялась, трудно сказать, что этому было причиной: вопрос, заданный в лоб, или его взгляд.

– Убить своими руками? – после продолжительной паузы сказала она. – Не знаю. Вряд ли. Он слишком осторожен. А еще – он трус. Кате не мог сказать прямо, что бросает ее, удрал в Москву и сидел там тихо, в надежде, что они больше не встретятся. Если бы был уверен в своей безнаказанности, убил бы не задумываясь. А так…

– Ну, убивать своими руками не обязательно…

– Да, но киллер тоже представляет угрозу. Верно? И если от него не избавиться, угроза сохранится на всю жизнь.

– Хорошо. Предположим, вы правы. Но вторую жену, которая тоже внезапно исчезла, он до самоубийства не доводил. Она прекрасно себя чувствовала, была всем довольна…

– Откуда вам знать? – перебила Оксана. – Откуда кому-либо из посторонних знать, что творится в душе у человека? Если человек улыбается, это вовсе не значит, что он счастлив. Вы сыщики, вот и поищите рядом с Зориным женщину. Возможно, тогда появится причина внезапного исчезновения его жены. Может, даже не одна.

– Я бы мог согласиться с вами, но, по словам ее матери, Нелли Зорина – человек с характером. Такие не полезут в петлю из-за того, что муж завел подружку. Зачем же устранять препятствие с их пути? Голубки жили бы долго и счастливо, и о ней даже не вспоминали. Думаю, она, скорее, решила бы усложнить им жизнь.

– Не знаю. Если вы правы, значит, Зорину пришлось рискнуть.

– И нанять киллера?

Оксана пожала плечами, однако было ясно: Максима Александровича она считает мерзавцем, способным буквально на все.

Бергман поднялся и, кивнув мне, шагнул к двери. Оксана вскочила, явно не ожидая, что мы уйдем вот так сразу.

Пока мы одевались, она нервно сжимала пальцы и наконец спросила:

– Вы обещали компенсацию…

– Ничего полезного вы не сообщили, а потраченное время я оплатил.



– Ты мог бы дать ей денег, – сказала я уже в подъезде. – Видно, что она нуждается.

– Мы не благотворительная организация, – усмехнулся Бергман.

– Она тебе просто не понравилась.

– Удивительно, да? – вновь усмехнулся он.

– Она малоприятная особа, но, согласись, в ее жизни мало радости.

В машине он некоторое время сидел, не заводя мотор.

– О чем ты думаешь? – не выдержала я.

– Зорин считает, его жена жива. Мы тоже так считаем, – повернулся он ко мне. В последней фразе слышался вопрос, и я кивнула. – Но ее нет уже месяц. Приличный срок. Я имею в виду, слишком много времени она находится у похитителей, если ее действительно похитили, а Зорин молчит, боясь навредить жене.

– Он сам и устроил это похищение?

– Или похищение организовала жена, чтобы отомстить мужу.

– На бабки развести?

– Почему нет? Или отправить за решетку. Женщины в гневе на многое способны, – Бергман улыбнулся, давая понять, что данное утверждение мне не стоит принимать близко к сердцу.

– Непохоже, что ей это удалось. Он на свободе, и в ближайшее время его, как я поняла, арестовывать не собираются. Хотя ситуация неприятная, согласна. Но сама Нелли что будет делать дальше? Внезапно появится безо всяких объяснений? Ее как минимум ждет крайне неприятный разговор с матерью, а есть еще полиция.

– Некоторые женщины не думают о подобных вещах.

– Некоторые, это какие?

– Избалованные, себялюбивые, взбалмошные.

– Зорина как раз такая?

– Это нам и предстоит выяснить, а заодно узнать, не было ли у нее сердечного друга.

Я согласно кивнула. Учитывая, что случилось с его первой женой, записать Зорина в Синие Бороды легче легкого. Может, этим и решила воспользоваться вторая супруга. Однако вопрос, как она собиралась «воскреснуть», остается в силе. Впрочем, она могла найти решение этой проблемы. Но пока предпочитает числиться без вести пропавшей. А что Зорин? Он о чем-то догадывается? Или совершенно точно знает о ее планах и пытается им противостоять?


– У нас получается: либо Зорин где-то удерживает жену силой, либо она всем головы дурит, – нарушила я молчание. – Почему бы не быть третьему варианту?

– Они в сговоре? – повернулся ко мне Бергман. – А причина?

– Пока я ее не вижу.

– Что ж, мы еще в самом начале пути. Наберемся терпения и будем следовать привычной процедуре. Позвони клиентке, поговори с ней о возможных увлечениях дочери. Вдруг ей что-то известно? Матерям, бывает, доверяют все секреты.

– Я бы поставила на подруг.

– Значит, поинтересуйся подругами. Ну, и домработница. Она-то о своей хозяйке знает очень много.

– А ты чем займешься?

– Встречусь с приятелем, поинтересуюсь, как далеко полиция продвинулась в поисках. К Боровской могу тебя отвезти.

– Не надо. Я на такси. Удачи.

Я покинула машину и направилась к троллейбусной остановке. «Ягуар» Бергмана плавно тронулся с места и вскоре исчез в потоке машин.



Евдокия Семеновна на звонки не отвечала.

Я топталась на остановке, толком не зная, что делать, ехать к ней, продолжая звонить по дороге, или, обратившись к Димке за помощью, для начала поговорить с домработницей. Тут и перезвонила Боровская.

– Слушаю, – голос звучал недовольно.

Я представилась, сказала, что у нас появились вопросы, и попросила о встрече.

– Приезжайте ко мне. Адрес запомните? – Она продиктовала адрес.

Закончив разговор, я вызвала такси и вскоре уже подъезжала к дому, который не иначе как «театральным» не называли.

Монументальная «сталинка» в семь этажей, с лепниной на фасаде и сейчас выглядела исключительно респектабельно. Построили ее для работников искусства, я насчитала шесть мемориальных досок, сообщавших о годах жизни известных личностей, о которых я по большей части не слышала.

Дом стоял на площади, напротив администрации, рядом сквер. В общем, место «козырное», как любит выражаться моя подруга. Наверное, поэтому деятелей искусства незаметно вытеснили бизнесмены. Мемориальные доски им вряд ли светили, зато парковку перед домом украшали «Гелендвагены», и даже один «Роллс-Ройс», правда, старенький.

Вспомнив подругу, я вдруг загрустила. Сколько мы не виделись? Я даже не удосужилась сообщить, что вернулась.

Почему бы не позвонить прямо сейчас? Однако звонить я не стала, решив, что это подождет. И почему-то была уверена: подождет не только сегодня, но и завтра тоже. Прежние друзья в мою теперешнюю жизнь не вписывались. Я сама толком не знала почему. Муки совести имели место, но я, похоже, ничего менять не собиралась. Вот так между делом узнаешь о себе не очень-то приятные вещи.

Я набрала номер квартиры, и мужской голос произнес:

– Слушаю.

– Это Елена. Я звонила Евдокии Семеновне полчаса назад.

Дверь открыли, я вошла в подъезд, и под бдительным оком консьержа начала подниматься по лестнице. Боровская жила на третьем этаже, на пороге ее квартиры стоял молодой человек в белом халате с короткими рукавами, джинсах с рваными коленями и домашних тапочках на босу ногу.

– Проходите, – сказал он очень серьезно, точно охранник в каком-нибудь сверхсекретном учреждении. – Евдокия Семеновна в будуаре.

Комната, в которой я оказалась через несколько минут (за это время я повесила в шкаф куртку и обрела тапочки, точно такие же, как у парня в халате), так вот, комнату, где на софе возлежала Боровская, назвать просто комнатой язык не поворачивался.

Будуар – совсем другое дело. На антикварном резном столике стояла чайная пара неземной красоты. Судя по запаху, в чашке отвар трав, мяту и корицу я отметила сразу, с остальными незадача. Бархатные шторы были задернуты, на полу ковер с экзотическим рисунком. Антикварное кресло, зеркало в пол, туалетный столик, живые цветы в вазах, а на стенах многочисленные портреты хозяйки, большинство в сценических костюмах. Дорогие безделушки вперемешку с салфеточками, шкатулочками, веерами. В простенке между окон лакированный шкаф с росписью: павлины под цветущими деревьями. Рядом ширма с точно таким же рисунком. Сделано в Китае, но годков эдак сто назад. Хотя, может, и больше.

На Евдокии Семеновне был атласный халат, тоже с павлинами, я решила, что это все же перебор, но о вкусах, как известно, не спорят. На коленях она держала открытую шкатулку с драгоценностями, когда я устроилась по соседству, шкатулку она захлопнула, успев к тому моменту надеть четыре массивных перстня. Камни настоящие, и стоят кучу денег.

– Убери, – сказала она парню, протягивая шкатулку вместе с ключом на цепочке, которую она сняла с шеи.

Парень подошел к китайскому шкафу, открыл его ключом и убрал шкатулку в один из выдвижных ящиков. Всего их было штук двенадцать. Если весь шкаф набит драгоценностями, мадам стоит проявлять осторожность. Надеюсь, квартира на охране.

– Что вы хотели, милочка? – устало спросила она и повернулась к парню. – Принеси гостье чаю. – И тут же, точно спохватившись, добавила: – Это Альберт Сергеевич, мой врач. Без него меня бы давно на кладбище снесли. Руки у него золотые. А какой чай заваривает!

– Спасибо, ничего не надо, – сказала я.

Парень хмуро меня разглядывал, слова Боровской его явно задели, не слова даже, а приказной тон. Руки он держал в карманах. Судя по всему, уходить не собирался. Роста он был невысокого, худощавый и крепкий. Лицо приятное, но не запоминающееся, красавчиком его точно не назовешь. Я вызывала у него тревогу. Бог знает почему. Может, боялся, я оперную диву ограблю.

– У меня несколько вопросов, – сказала я и выразительно посмотрела на Альберта.

Однако с места он не сдвинулся, и теперь вместе с тревогой я почувствовала его неприязнь.

– Ну, что ты стоишь? – ворчливо спросила Боровская. – Иди, нам поговорить надо.