Четыре всадника раздора

– Как бы нам не лишиться клиентки, – отложив телефон, вздохнул Бергман.

А я фыркнула и, смутившись, сказала:

– Извини, это нервное.

Далее события развивались быстро, хоть и без особого нашего участия. Экспертиза показала, труп ничего общего с Нелли Зориной не имеет. Женщину задушили и бросили в озеро. Произошло это примерно месяц назад. Точную дату назвать невозможно. Примерно в это же время исчезла Нелли, однако версию, что труп – пропавшая жена Зорина, пришлось признать несостоятельной, и головной боли у следаков прибавилось. Теперь к вопросу, где Зорина, добавился еще один: чей это труп?

Само собой, мы над этим тоже голову ломали. Мне не давала покоя реакция Зорина на вопросы о его первой жене. Наверное, по этой причине я и сказала:

– А если это не Нелли, а Аделаида Зорина?

– Она исчезла десять лет назад, – нахмурился Димка.

– Исчезла, да, но убить ее могли и месяц назад. Примерно в это время она пыталась задушить дочь.

– Почему бы и нет? – улыбнулся Бергман. – Пожалуй, мне стоит навестить следователя.

– Думаешь, тебя послушают?

– Ну, если они еще сами не сообразили проверить, то подсказке должны быть рады. Одна потеряшка и одно убийство все-таки лучше, чем две потеряшки и один неопознанный труп.

Максимильян стал звонить, а затем отбыл к следователю. Его словам вняли, и через несколько дней мы узнали результаты экспертизы.

В лесном озере действительно обнаружили труп Аделаиды – первой жены Зорина. К тому моменту Димка уже раскопал кое-какую информацию, так что удивления этот факт не вызвал. А раскопал Димка следующее: четыре года назад Вера Андреевна Литвиненко, бабушка Аделаиды, оплачивала лечение в частной психиатрической больнице некой Петровой Ольги Владимировны. Годом раньше она купила в Туле однокомнатную квартиру. А также ежемесячно переводила на банковскую карту деньги. Кстати, квартира куплена на имя Аделаиды, к тому моменту уже лет пять без вести пропавшей, банковская карта была на имя Веры Андреевны, но тот факт, что она самой себе регулярно переводила одну и ту же сумму, наводил на размышления.

Напрашивался вывод: бабка знала или догадывалась, где находится внучка, и совершенно точно не сомневалась в том, что она жива. Последний перевод на карту был три недели назад, следовательно, Вера Андреевна, по крайней мере, в тот момент, не догадывалась о судьбе Аделаиды, и считала ее живой, хотя она уже была мертва.

Из этого следовал еще один вывод: общение с внучкой не было регулярным. И то, что Аделаида не выходит долгое время на связь, дело скорее обычное. Хотя тут тоже наверняка не скажешь: даже если общались они постоянно и исчезновение внучки очень ее беспокоило в последний месяц, что она могла предпринять? Сообщить о том, что исчезнувшая десять лет назад Аделаида перестала выходить на связь?

Ко всему прочему, оставался главный вопрос: где Нелли Зорина? Именно ее нам поручили разыскать. В этом плане недавняя страшная находка не только ничего не объяснила, но еще больше все запутывала.

И все-таки я решила поговорить с Верой Андреевной, о чем и сказала Бергману.

Выслушав меня, он пожал плечами.

– Что ж… Если ты считаешь, что это необходимо… Поговоришь с ней одна? Или лучше со мной?

– Одна, – ответила я, он согласно кивнул. – Боюсь, Зорин будет против нашего разговора.

– Обойдемся без его разрешения.

Я отправилась в поселок в тот же день. Бергман остался ждать в машине, а я вдоль оврага направилась к дому Зорина, минуя охрану. Прошла сначала на участок Боровской, воспользовавшись ключом от калитки, а уже оттуда на участок Зорина.

Дверь на веранду была заперта. Я постучала по стеклу, не очень рассчитывая на удачу. Вряд ли меня услышат, да и не станет старушка спускаться вниз, чтобы узнать, кого вдруг принесло? Или все-таки станет?

С той стороны двери показалась домработница. С минуту смотрела на меня с недоумением, а потом открыла дверь.

– Здравствуйте, Мария Тимофеевна, – разулыбалась я. – Вышли на работу?

– Вышла. Уговорили. Все-таки не первый год здесь… А вы чего хотели-то?

– Вера Андреевна еще здесь?

– А куда ей деться? У себя.

– Вы в прошлую нашу беседу не упомянули о ней.

– Так вы не спрашивали.

– Как она себя чувствует?

– Ей, поди, девятый десяток, да и слепая почти… Но старушка бодренькая.

– Ей известно, что случилось с ее внучкой?

– Вы труп имеете в виду, что в озере нашли? Тут полдня полиция шастала по лесу. И в поселке. Только и разговоров было… страсти какие… Считай, совсем рядом с домом.

– Ей сообщили, что это ее внучка? – не отставала я.

– Само собой. Не сразу, конечно. Сразу то, поди, никто не знал, кого из озера выловили. Мне бы и в голову не пришло… А в полиции быстро одно с другим связали. Вот что значит специалисты, думают по-другому, не так как мы. Махом смекнули, что к чему. И теперь получается: первая жена, которую вроде как похоронили десять лет назад, была жива-здорова. А хозяин при живой жене второй раз женился. И вторая жена неизвестно где. Прям кино, прости господи. Я уж ничего не понимаю и помалкиваю.

– Но в доме больше находиться не боитесь? – улыбнулась я.

– Еще как боюсь, – она ухватила меня за руку и продолжила, понизив голос: – Я после отпуска пришла, а Инга мне и говорит: «В моей комнате убираться не надо, я, мол, сама». В школу ушла и комнату свою на ключ закрыла. Здесь все комнаты на ключ запираются, но ключи обычно в замке торчат. А тут нет. Ну, я в первый день ушла, у Инги не убравшись, а сама в беспокойстве. Чего доброго, скажут, недобросовестно к обязанностям отношусь. Мало ли что девчонка сказала, не она здесь хозяйка, деньги мне отец платит, ну, я ему: так мол и так. Он пошел с Ингой поговорить. Слышу, девчонка кричит. Я поначалу не поняла, что случилось. Оказывается, не по нраву ей, что к ней в комнату зашли. Отца родного, можно сказать, выгнала. Что же это делается, а? Конечно, молодежь сейчас с ума посходила, и в грязи сидеть для них – милое дело, лишь бы не трогал никто. Но мне-то что делать? Зорин рукой махнул: мол, не хочет, не надо, не обращайте внимания, возраст такой. Возраст-то возраст, но, боюсь, тут другое… – Она скорбно поджала губы, отводя взгляд.


– Что? – поторопила я.

С минуту она раздумывала, стоит ли продолжать, а в следующий момент уже шептала:

– Заглянула я в комнату к ней. Уж очень она бесилась. Неспроста такое. Мешать-то я ей не мешаю, убираюсь, когда она в школе, и ничего не трогаю. Ее книжки-тетрадки на том же месте оставляю. Никогда она мне ничего не говорила, да и, надо сказать, девчонка аккуратная. Бывает, забудет кофточку убрать или еще чего… И книжки всегда стопочкой, и одежда в шкафу. Грязное белье никогда не оставит, уберет в корзину в прачечной. Не то что мачеха. У этой полный кавардак… Ой, – тут Мария Тимофеевна испуганно замолчала. – Не говорят плохо-то… хотя… Первую жену, считай, похоронили, а она… может, и вторая объявится. Как думаете?

Стало ясно, от темы мы существенно отвлеклись.

– Вы про комнату хотели рассказать, – напомнила я.

– Про комнату, точно. У меня эта комната из головы не идет. В общем, взяла я ключ от соседней двери, думаю, может, подойдет? Чем черт не шутит… Он и подошел. Заглянула я в комнату. Все прибрано, все на своих местах. Не иначе, думаю, правда, блажь – никого к себе не пускать. И тут под ноги себе смотрю, а там пятно на паркете. Вроде что-то пролили. Вот тебе на, думаю, надо убирать, а ну как девчонка из школы вернется да скандал устроит? Лучше дверь запереть, и пусть между собой разбираются, а сама пятно разглядываю. А это вовсе не пятно… то есть пятно, но не простое. Кто-то в комнате круг нарисовал, это уж я сообразила, когда по следам пошла, по этой красной отметине. И знаете, что я вам скажу: круг-то кровью нарисовали. Вот не сойти мне с этого места. Бежала я из этой комнаты, ног не чуя. Потом вернулась, дверь заперла. И решила, все, ухожу, никаких денег не нужно. Но потом успокоилась. Пусть, думаю, хозяин с дочкой разбирается, а я никуда не полезу. Но и лишней минутки здесь не останусь. Убралась – и быстрей отсюда. Вот такие у нас дела, – со вздохом закончила она, и тут я услышала:

– Кто здесь? – Мария Тимофеевна, вздрогнув от неожиданности, торопливо перекрестилась. – Ох, господи, – пробормотала сквозь зубы и ответила громко: – Здесь вас спрашивают.

– Меня? – В голосе пожилой женщины беспокойство.

– Ну да.

– Кто спрашивает? Из полиции?

– Нет.

Кивнув домработнице, я направилась к лестнице, сообщив:

– Я бы хотела поговорить с вами.

Теперь я стояла у нижней ступени лестницы, а Вера Андреевна наверху. И вновь мне стало не по себе, может, из-за ее взгляда. Смотрела она словно сквозь меня. Она была в темном халате, на ногах тапки из войлока. Коротко остриженные волосы торчали в разные стороны, морщинистое лицо с запавшими губами, но, несмотря на все эти признаки старости, она не вызывала жалости. Скорее беспокойство.

– Я вас видела, – вдруг заявила она.

– Да, я была в доме несколько дней назад.

– Ты не можешь быть подругой Инги. Она намного младше. Тогда что ты делала в доме?

– Пыталась понять, чем занимается ваша внучка.

– Ладно, поднимайся.

Она повернулась ко мне спиной и, тяжело ступая, направилась по коридору. Я бегом припустилась по лестнице под взором Марии Тимофеевны, которая так и замерла с открытым ртом.

Вера Андреевна вошла в свою комнату, оставив дверь открытой, я вошла следом, торопливо прикрыла дверь.

– Все равно подслушивать будет, – усмехнулась она, махнув рукой. – Любопытная.

– Вы домработницу имеете в виду?

– Кого же еще.

Вера Андреевна опустилась в кресло. Теперь, с близкого расстояния, было видно: передо мной уже очень пожилой человек.

– Садись где-нибудь, – вздохнула она. – Ты не думай, я на Марью не сержусь. Любопытством все грешат. Она добрая, хоть и болтливая. А семья наша пересуды заслужила. Все не как у людей. – Она вновь усмехнулась.

Комната ее была небольшой и, несмотря на дорогую мебель, неуютной. Точно жилец не собирался здесь задерживаться надолго и держал при себе только самое необходимое. На столике рядом колода карт.

– Гадаю, – заметив мой взгляд, сказала она. – От безделья. Не вижу почти ничего, так, по привычке, время коротаю. От своей жизни давно ничего не жду. А в чужие вмешиваться грех. Хотя гадание всяк грех. Батюшка знакомый ругался на меня за это… Помер батюшка в прошлом году, а я все живу и живу… – Она вздохнула. – Тяжко жить, когда никого из близких не осталось.

– У вас есть правнучка…

– Есть. Будет кому добро оставить. Давно ей все отписала. На круг вроде бы неплохо выходит… – Она вдруг засмеялась. – Только на это и гожусь. А так почто я ей? Да и не растила я ее, вот и нет друг к другу ни любви, ни даже привычки. – Она немного помолчала. – Ну, рассказывай, кто такая… – Я коротко объяснила, а она кивнула: – Значит, теща Максима сыщиков наняла? Он мне говорил…

– Да. Мы пытаемся разобраться в ситуации.

– Хотела сказать, не похожа ты на сыщика, ан нет… Вижу плохо, хотя хватает разглядеть, что девушка ты молодая совсем и красавица. Такой в актрисы бы надо… А вот взгляд чувствую… точно мысли читаешь. Правда? Или мне по старческому слабоумию мерещится?

– Нет у вас старческого слабоумия, – ответила я. – А мысли читать я не умею. Но эмоции распознаю. И могу сказать, врет человек или нет.

– Ух ты… поди, нелегко тебе с таким даром?

– По-всякому бывает, – честно ответила я.

– Правду иногда лучше не знать, – хихикнула старуха. – Особенно в твоем возрасте.

– Почему? – спросила я, хотя об ответе уже догадывалась.