Четыре всадника раздора

– Завтра вместе ужинаем.

– Впечатляет.

– Посмотри на него, кто ж ему откажет? – засмеялся Димка.

– К сожалению, такие женщины встречаются, и гораздо чаще, чем хотелось бы, – серьезно ответил Бергман.

– Да ладно, так я и поверю. Когда ты берешься кого-то охмурить… – Димка вдруг замолчал, улыбка сползла с его лица, и он, нахмурившись, уставился в тарелку.

– Димка прав, – подхватила я. – Перед твоим обаянием трудно устоять.

– Тебе? – спросил он.

Димка испуганно замер.

– Мне тоже. К счастью, я знаю о тебе чуть больше, чем другие, это не позволяет особенно обольщаться.

– Ты ничего обо мне не знаешь, – пожал Максимильян плечами. – Точнее, не желаешь знать.

– Сейчас как раз тот случай, когда желаю. Майя, та девушка, о которой мы говорили. Она перестала приходить в магазин. Ты угрожал ей?

– Угрожал? Что за нужда угрожать этой девице? Ты знаешь, в магазине заправляет Василий Кузьмич, а мне трудно представить, что он способен кому-то угрожать.

– У вас странная мания вечно цепляться друг к другу, – заявил Димка. – Такое впечатление, что вы втюрились по самые уши, но не хотите в этом признаться.

Он поднялся и демонстративно покинул столовую, не доев свой ужин. Бергман вздохнул, проводив его взглядом, и уставился куда-то в угол.

– Мы в самом деле ведем себя так глупо? – спросил с сомнением.

Вместо ответа я тоже поспешила уйти, злясь на себя, на Бергмана и на Димку.

Примерно через час в дверь моей комнаты постучали.

– Да, – крикнула я.

Максимильян замер на пороге. Дверь не закрыл. Выглядел сосредоточенным, словно сию минуту принимал важное решение. А я с раздражением подумала: «Ужин в одиночестве его вряд ли порадовал, но он не стал его прерывать. В любой ситуации он следует своим правилам».

И словно прочитав мои мысли, он сказал:

– Я не могу быть другим.

Он привалился к дверному косяку и теперь разглядывал свои туфли, сунув руки в карманы брюк. Я молчала, стоя к нему спиной, очень надеясь, что он уйдет. Его присутствие было мучительным. А слова бесполезны. Потому что он прав: он не может быть другим, и я не в состоянии принять его таким, каков он есть. Он знает, я знаю… Это и удерживает его от решительного шага. Потому что в действительности это шаг в никуда. По этой причине он и не закрыл дверь. Эта чертова открытая дверь помогает сдержаться. И ему, и мне.

Он подошел, взял меня за плечи, развернул к себе и поцеловал. И на краткий миг я подумала: все просто. Если есть главное, остальное преодолимо.

– Ты тоже не сможешь, – отстранившись, криво усмехнулся он, глядя мне в глаза. И пошел к двери. Уже на пороге повернулся и с улыбкой сказал: – Но это не мешает нам быть друзьями.

– Иди к черту! – крикнула я. – Иди к черту, Бергман!

Этот дурацкий вопль, должно быть, разнесся по всем этажам, но ни Димка, ни Лионелла никак себя не проявили.

Вслушиваясь в тишину дома, я поняла, что не различаю его шагов. Словно, переступив порог, он растворился в небытие. Это вдруг по-настоящему испугало.

Держась за ручку двери, я позвала испуганно:

– Эй, ты где?

– Здесь, милая, – ответил он из своего кабинета. – Не беспокойся, я всегда рядом.

И вновь дом погрузился в тишину, словно затаился, боясь помешать хозяину.

«Бежать отсюда надо», – испуганно подумала я и поспешно закрыла дверь.



Когда Джокер говорил о предстоящем ужине с Аллой, мне и в голову не могло прийти, что он собирается привести ее в «дом с чертями». Воображение рисовало местом встречи роскошный ресторан, где Бергман будет щеголять перед дамой эрудицией, прекрасным воспитанием и неслыханной щедростью. Но ближе к вечеру Лионелла заявила:

– Хозяин предупредил, что у нас будет гостья.

– Чудеса, – ответила я и отправилась в его кабинет.

Бергман изучал какие-то бумаги, сидя за столом, и я спросила, пытаясь преодолеть неизбежную после вчерашнего неловкость:

– Лионелла что-то напутала, или ты собираешься привести Аллу сюда?


– По-моему, отличная идея. В приятной атмосфере мы получим ответы на все вопросы. Я, кстати, рассчитываю, что вы составите нам компанию.

– Она сбежит, как только нас увидит.

– Женщины нерешительны, когда чего-то не понимают. А еще любопытны.

– Тебе, конечно, лучше знать. Но если ты собираешься устроить ей экскурсию в подвал, то это плохая идея.

– Что за мысли? Мне бы такое и в голову не пришло.

– Ну, ну… – кивнула я и удалилась.

Спустя два часа я услышала, как он прошел по коридору, потом внизу заработала машина. Вслед за ним удалился Димка, должно быть, отправился сменить Клима на боевом посту. Я читала, сидя у окна, и продолжала злиться на весь свет, не находя особых причин такой немилости.

Еще примерно через час приехал Клим, я слышала, как он внизу разговаривал с Лионеллой. К моему великому удивлению, у них завязалось что-то вроде дружбы. Впрочем, слово это не совсем подходит. Скорее это следовало назвать сдержанным, но уважительным интересом. Оба были подчеркнуто вежливы и ненавязчиво демонстрировали симпатию.

Я затруднялась сказать, кто в этом смысле удивлял больше: Лионелла, которая никого, кроме хозяина, казалось, в грош не ставит, или Клим, который ко всем относился с презрительным равнодушием.

Подойдя к лестнице, я услышала, как Лионелла говорит:

– Вы прекрасно выглядите.

– Спасибо. Вы знаете, как я ценю ваше мнение, – ни намека на иронию. – Галстук вызывал сомнение.

– Нет-нет, все идеально.

Клим прошел в кабинет Бергмана, где тот обычно принимал посетителей, и я отправилась туда же. Клим устроился на диване, лежал, закинув руки за голову, уставясь в потолок, совершенно не заботясь о том, что помнет свой костюм из темно-серой шерсти.

Я подошла, ухватилась за конец галстука. На бледно-розовом фоне крохотные паучки, которых и разглядишь не сразу.

– Кто додумался до такой гадости? – скривилась я.

– Известный итальянский дизайнер, – отозвался Клим, не глядя на меня.

– Он псих.

– Возможно.

– Вы ворковали, словно голуби.

– Не завидуй.

– Теряюсь в догадках, откуда вдруг такая симпатия.

Клим перевел взгляд на меня.

– Ты знаешь, в Средние века палачу перед казнью делали подношения. Обычно монету.

– Чтобы его задобрить?

– Люди серьезно относились к смерти. Палач старался достойно выполнить свою работу, а тот, кто шел на казнь, достойно умереть. Взаимное уважение – залог того, что все произойдет, как надо.

– И при чем здесь Лионелла? – усмехнулась я.

Он пожал плечами и рассмеялся.

– Димка приглядывает за Альбертом? – спросила я, сообразив, что внятного объяснения так и не дождусь.

– Ага.

– Есть что-нибудь интересное?

– Пока нет.

О чем еще спросить, я не знала, и убралась к себе под его насмешливым взглядом. А Клим через некоторое время спустился в кухню, где пил кофе с Лионеллой. Вещь неслыханная. Кухню она считала своей территорией, правда, Воина иногда там кормила, но нас с Димкой всегда гнала. И вот теперь они распивали кофе, неспешно беседуя, в чем я смогла убедиться, из любопытства спустившись вниз. Я видела их через приоткрытую дверь, проходя мимо. Во взгляде и голосе Лионеллы было почтение, а Клим улыбался ей краешком губ, поощрительно и даже добродушно.

Само собой, нарушать их идиллию я не стала. Вскоре после этого в доме раздался телефонный звонок, и примерно через полчаса появился Бергман в сопровождении Аллы.

Оставив дверь в свою комнату открытой, я прислушалась к голосам. Слов разобрать невозможно, но, судя по восторженным возгласам, Бергман устроил гостье экскурсию. Я так увлеклась, что не заметила появления Лионеллы.

– Хозяин ждет вас через двадцать минут в столовой, – сообщила она. – И не забудьте одеться поприличнее.

– Поприличнее, – передразнила я, когда дверь за ней закрылась.