Чистый лист

— Я начинаю любить этот ваш этикет, — пробормотала себе под нос.

На этом пришлось сворачивать разговор: мы миновали короткий тихий коридор с висящими на стенах портретами и фотографиями незнакомых людей, и лакей с поклоном открыл перед нами еще одну дверь.

За ней оказалась небольшая уютная гостиная. Четыре вычурных кресла стояли широким полукругом у низкого столика, заполненного разнообразными закусками на изящных тарелочках. Кресла были развернуты к тяжелой гардине, отделявшей ложу, конечно если это она, от остального зрительного зала. Напротив той боковой двери, через которую мы прошли, виднелась еще одна такая же, а напротив портьеры — широкая, двустворчатая, похожая на парадную.

Два кресла оказались заняты. В дальнем сидел, покачивая в ладони пузатый бокал, отлично сохранившийся мужчина неопределенного возраста «за пятьдесят». Правильные, строгие черты лица, несколько смазанные и размытые временем, недлинные темные волосы, едва тронутые сединой. Морщины легли на смуглую кожу высокохудожественно, придав обаяния и какой-то одухотворенной мудрости, словно перед нами сидел мудрейший жрец великого бога. Глаза — карие, внимательные, смотрели пронзительно и цепко, давая понять, что если жрец и мудрый, то бог его — совсем не добрый. Хотя, возможно, справедливый: никакие явственные пороки по его лицу не читались. Впрочем, что я знаю о местной косметике и возможностях магии?

Дама, делившая ложу (ой, как двусмысленно звучит!) с владыкой, а это наверняка был он, вполне подходила своему спутнику. Примерно того же возраста, все еще красивая — очень величественно красивая. Закрытое длинное платье глубокого синего цвета очерчивало отличную фигуру, ряды крупного жемчуга обнимали стройную шею, подчеркивая безупречную осанку и горделивую посадку головы. Забранные в высокую прическу волосы насыщенного шоколадного цвета лежали идеально, их время пощадило, не поспешив покрывать серебром. Глядя на эту даму, я сама невольно расправила плечи.

— Добрый вечер, владыка, владычица, — дважды поклонился Май.

Опомнившись, я изобразила нечто неловко-приветственное с приседанием и поклоном, мысленно отругав себя за непредусмотрительность. Чем паниковать попусту, могла бы хоть спросить, как положено здороваться с правителем!

Но либо получилось у меня не настолько криво, как представлялось, либо, что вероятнее, присутствующие оказались слишком тактичны, чтобы заострять внимание на таких мелочах.

— Здравствуй, князь, — кивнул Тихомир… Пятый, кажется?

— Она действительно очаровательна и экзотична, — заметила его супруга, с интересом разглядывая меня. Враждебности или пренебрежения в прямом спокойном взгляде не было, обыкновенное любопытство, и это обнадеживало.

— Да, что это я… Представь нам свою даму.

Дальше около минуты ушло на расшаркивания. Владычицу, как я узнала, звали Айрина. Мое имя вызвало у венценосной четы улыбки, а на вопрос о том, где Май отыскал себе такую необычную и столь подходящую ему невесту, тезке позволили отшутиться дежурным «боги послали». Но я ощутила затылком, что нас взяли на заметку и маленький секрет моего появления на свет скоро перестанет быть секретом — во всяком случае, для этой четы и некоторых их подчиненных. А там уже стоило полагаться на владыческую милость. Надо было предложить Маю сразу во всем сознаться, не дожидаясь карательных мер…

В ответ на просьбу о разрешении на брак владыка тоже, в свою очередь, ограничился отговоркой, что не настроен сегодня обсуждать серьезные вопросы, а желает просто отдохнуть.

Меня по повелению владычицы усадили рядом с ней, и дальше разговор вела именно она, а правитель в основном наблюдал, и прочитать по лицу его отношение к происходящему, к Недичу или ко мне не получалось.

Айрина держалась благосклонно, с участием и искренней, но прохладной заботой сердобольной двоюродной тетушки или какой-то другой дальней родственницы. Меня чуть потряхивало от волнения и страха ляпнуть что-то не то, но самообладания, чтобы беспомощно не оглядываться на Мая, хватало. Ежу понятно, что повлиять на владычицу и хоть что-то изменить тезка не в состоянии, так зачем лишний раз показывать ему, насколько мне трудно?

И при чем тут, в самом деле, еж? Ох уж мне эта память, лучше бы чем-то полезным поделилась…

Спасло меня представление. Разговор прервался, когда померк свет и, дрогнув, раздвинулись в стороны отделявшие нас от зала портьеры, а через мгновение подняли занавес на сцене. Наверное, по желанию владыческой четы здесь могли поставить звукоизоляцию или вообще отложить представление до тех пор, пока правитель посчитает разговор оконченным. Но Айрина милостиво разрешила мне перевести дух и, кажется, с искренним интересом сосредоточилась на театральном действии. Я же в поисках моральной поддержки склонилась, насколько позволяло кресло, к Маю, поймала его руку и переплела пальцы.

— Все хорошо, ты молодец, — едва слышно шепнул тезка, прижался губами к моему виску, погладил ладонь.

Я бы, может, поспорила, но — не сейчас. А пока от поддержки Недича, оттого, что он просто находился рядом, стало легче.

Интересно, а владычица прежде в следственном комитете не служила? Кажется, допрашивала она меня очень профессионально, со знанием дела. Вроде бы никаких провокационных вопросов не задавала, интересовалась как будто только моими впечатлениями от столицы, тактично и вскользь касалась отношений с Маем и вообще вела светскую беседу. Но я чувствовала, что безнадежно тону, и давно уже выболтала все, что знала. Сильнее всего выбивала почву из-под ног мысль, что я даже толком не могу сказать, где и в чем именно прокололась и что конкретно поняла по моим словам эта необычная женщина.

Как бы я ни надеялась, представление вечно длиться не могло, антракт наступил возмутительно скоро. Но тут я вспомнила, что женщина имеет право на маленькие слабости, и отпросилась «попудрить нос». Увы, далеко для этого идти не пришлось: уборная находилась за второй маленькой дверцей. Тоже музейного вида, с туалетом за роскошной расписной ширмой, с мраморной раковиной, золочеными кранами и огромным зеркалом, но я уже начала потихоньку привыкать к подобным интерьерам. По меньшей мере они перестали повергать в ступор.

Соблазн отсидеться до третьего звонка я героически преодолела и вернулась в ложу, где Май держал оборону за нас обоих. За время моего отсутствия диспозиция изменилась: Недича пересадили поближе к венценосной чете. Не думаю, что это была его инициатива, скорее со мной закончили и решили плотнее взяться за самого князя.

Лучше бы мы пошли смотреть закулисье в компании Чичича. Хоть он подозреваемый в убийстве и нескольких покушениях на Мая, но вопросы его можно игнорировать или прямо отказываться отвечать, а тут приходилось все время быть начеку.

Впрочем, один плюс у владыческого внимания имелся: после спектакля и допроса нас провели через ту же маленькую дверцу и какие-то внутренние коридоры прямо к выходу на стоянку.

Оказывается, бояться надо было не внимания толпы, а всего двух человек, после светской беседы с которыми мы с Маем погрузились в авто вымотанные и измочаленные.

— Может, стоило сразу во всем сознаться? — предположила я, когда вороной монстр тронулся с места.

— Может, и стоило, — вздохнул Май. — Только для этого нужно было предупредить Стевича и договориться с ним. Я же обещал хранить в секрете твое происхождение. Но, думаю, возможность пооткровенничать нам предоставят, вряд ли владыка удовлетворился тем, что мы наплели сегодня.

— Угу. Главное, чтобы продолжение разговора состоялось не где-нибудь в пыточных застенках, — проворчала я. — Не удивлюсь, если меня заподозрили в шпионаже и, может, даже причастности к крушению дирижабля…

— Вряд ли все так трагично, — попытался успокоить меня тезка. — Тогда разговор быстро сменился бы допросом.

— А это был не допрос? — удивилась я. — Странно. По-моему, Шешель мучил вопросами меньше, чем владычица. Она, часом, не его коллега?

— Нет, — засмеялся Май. — Она принцесса, дочь наместника Элды, это провинция на востоке. Но очень неординарная женщина, факт. Ходят слухи, что контрразведку курирует именно она, а не владыка.

— И я понимаю почему, — нервно хмыкнула я. — Наверное, владыка такой удаче только рад.

— Не думаю, что дело тут в удаче, он очень тщательно подходил к выбору супруги. — Недич пожал плечами. — С другой стороны, и без удачи не обошлось: у них очень теплые отношения, это видно. Редкость для брака по расчету. В любом случае за них и Ольбад можно только порадоваться.

— За них — можно. Но я бы лучше за нас порадовалась в связи с отсутствием интереса владыки, прессы и прочей нечисти.

— Нечисти? — переспросил он растерянно. — Это ведь не про их… немытость?

— Ой, ну ты нашел, к чему придраться! — хихикнула я. — Не знаю, но, скорее всего, нет. У меня есть смутная ассоциация, что это нечто зловредное, но почему оно грязное — понятия не имею. Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом, не настолько сложном. Ты, например, обещал придумать мне занятие на тот момент, когда я получу документы.

— Я обещал постараться, — педантично поправил Май. — Честно говоря, мне не очень нравится эта идея…

— Только не говори, что хочешь усадить меня дома или вообще заставить таскаться по светским мероприятиям! — уставилась я на него с наигранным ужасом: понимала, что подобное Недичу и в голову не придет, поэтому всерьез не боялась.


— Я еще жить хочу, — засмеялся он. — Я о другом. Думаю, мое мнение тут ничем не поможет и даже навредит. Тебе самой стоит определиться, чем ты хочешь заниматься, а не пытаться найти какое-то временное решение, только чтобы не было скучно.

— Я хочу в Зоринку, — заявила уверенно. — И точно хочу заниматься какой-то техникой. Например, дирижаблями. Или самолетами. То есть дирижабли — это просто здорово, а самолеты вызывают смутную материнскую нежность: кажется, я с чем-то таким и работала и совсем не против продолжить. Вот только не знаю, с магией или нет, я же в ней пока не очень понимаю. Хотя практикуюсь, да. Кстати, я хотела попросить у тебя какое-нибудь наглядное пособие для обучения! А то тот шарик, что я взяла у Стевича, мало для этого подходит.

— Дам, конечно. Если ты планируешь поступать осенью, разумнее всего нанять тебе учителей. Можно договориться в той же самой Зоринке. Заодно, пока будешь учиться, окончательно определишься, куда именно хочешь поступать, экзамен-то общий.

Последний факт меня озадачил, пришлось Маю давать пояснения. Оказывается, при поступлении в университеты — не только Зоринку, но и все остальные на территории Ольбада — кандидаты получали одно огромное задание, охватывающее не только основные предметы, но и психологическую подготовку. Собственно, что-то вроде него мне уже давал Стевич.

Знать решительно все, конечно, не требовалось, и для каждой специальности определяющими являлись результаты решения собственного блока вопросов. Но, помимо готовности учиться на выбранном факультете, по результатам экзамена оценивалась общая подготовка. На ее основе абитуриентам нередко поступали неожиданные и обычно приятные предложения. Кому-то назначалась отдельная стипендия, кому-то предлагали другую специальность, кому-то — ее расширенную версию, а кому-то даже целевое обучение и контракт на будущее.

Не знаю, кто разработал эту систему, как они умудрялись все это регулировать и сколько народа занималось оценкой знаний молодежи, но идея мне понравилась.

Болтовня о Зоринке и перспективах моего обучения помогла отвлечься, успокоиться и стряхнуть напряжение, поэтому домой мы приехали в гораздо лучшем настроении. Ну в самом деле, какой смысл трястись от беспокойства теперь, когда ничего изменить нельзя! Какое бы впечатление мы ни произвели на владыку с супругой, изменить его уже не получится. Да и не настолько все плохо: нас же отпустили!

Дома Май нашел для меня нужное пособие — небольшой белый кубик без особых примет. Со слов тезки, каждая грань была пропитана определенной магией, причем неоднородной. То есть для новичка во время тренировок поверхность окрашивалась в один из цветов, а более опытный специалист мог разглядеть сложные узоры. Но сам Недич, как он признался, дальше бесформенных пятен на однородном фоне не продвинулся: магом, как оказалось, князь не был никогда, даже до аварии. Что-то умел, но это самое «что-то» умело почти все взрослое население мира.

На следующее утро в Зоринку отправились спозаранку, Май решил не затягивать с моим обучением и до своих занятий разведать обстановку. Я же устроилась в его кабинете: с большой кружкой кофе, шариком, кубиком и парой книжек.

Однако сколько-нибудь продвинуться мне не позволили. Буквально через пару минут после ухода Недича на пороге неожиданно возник Стеван Шешель.

— Ага, — глубокомысленно изрек он, окинув меня удовлетворенным взглядом. — Это я удачно зашел.

— Доброе утро, — растерянно ответила вежливая я. — Май скоро вернется.

— Да меня и ты устроишь, — усмехнулся он уголками губ, шагнул в кабинет — и запер за собой дверь, повернув ручку замка. Походя поднял стул, поставил напротив, уселся на него верхом, сложив руки на спинке, и коротко велел: — Ну, рассказывай.

— Рассказывать что? — осторожно уточнила я.

— Все, — отозвался Шешель. — Но больше всего меня интересует, на кого ты работаешь и какие именно цели преследуешь, так профессионально окручивая князя Недича.

— Эм… А может, ты все-таки Мая подождешь? — неуверенно предложила я, с напряжением и надеждой поглядывая на дверь.

— Что мне скажет Май, я и без него знаю, — отмахнулся следователь. — И насколько он адекватен и непредвзят, когда речь идет о тебе, я тоже в курсе. Рассказывай. Не трать мое и свое время и не вынуждай меня выходить за рамки дружеской беседы. Я не люблю калечить людей, особенно женщин, но умею.

Говорил он с обыкновенной своей снисходительной усмешкой в уголках губ, но глядел так, будто хватал за горло цепкими, холодными, твердыми пальцами. И в интонациях отчетливо звучало нечто такое, что мешало воспринимать его слова как попытку запугать и надавить. Он не угрожал, он просто рассказывал варианты дальнейшего развития событий.

Я судорожно сжала обеими руками шар, опять бросила нервный взгляд на дверь. Ну как же не вовремя ушел Май! А в собственных способностях противостоять Шешелю при любом раскладе, будь то словесное объяснение или драка, я не сомневалась: не было таких способностей, даже намека на них!

— Это сложно объяснить, — неуверенно проговорила я, нервно облизнув пересохшие от страха губы.

— Постарайся. В твоих интересах сделать так, чтобы я поверил. А то пока я разрываюсь между подозрением в шпионаже и в запланированной афере. Уж очень ты похожа на госпожу Кокетку.

— Ну, понимаешь… — пробормотала я, скользнув взглядом по двери вниз, потом зацепилась за щель под ней, перевела взгляд в сторону…

Из-под шкафа выглядывала крыса. Здоровенная, серая, толстая крыса! Та самая, я уверена!

Взвизгнув на грани ультразвука, я швырнула в тварь то, что было у меня в руках, и взлетела на спинку кресла.

— Убери ее! Убери-и-и!

— Хм. Талантливо, — задумчиво протянул Шешель, не двигаясь с места. — Даже, я бы сказал, гениально.

— Уберии-и! — повторила я, жмурясь. Отчаянно хотелось вот прямо сейчас научиться летать, но оставалось только стараться глубоко дышать. Это было трудно, потому что сердце колотилось в горле, перекрывая доступ кислорода.

— Бледность, испарина, тремор… Ты что, в самом деле боишься мышей? — рассеянно уточнил мужчина. Судя по звуку, поднялся, прошел к стене и хмыкнул весело: — Поразительная меткость!

Я рискнула открыть глаза — и тут же зажмурилась, пытаясь целиком умоститься на своей жердочке.

— Убери ее, ну пожалуйста!

— Расскажешь правду — уберу, — отозвался этот садист, подходя ближе.

Над его ладонью парил шар, а внутри — дергала лапками мерзкая серая тварь.

— Пытки запрещены Женевской конвенцией!

— Кем запрещены? — озадачился он.

— Понятия не имею! — честно ответила ему и протараторила: — Я вообще не из этого мира, о прошлой жизни ничего конкретного не помню, только вот эти словечки разные… Стей, пожалуйста, убери эту тварь! — взмолилась под конец.

— Чего?! — изумился Шешелль. — Все, считай, убрал. Из какого другого мира? Ты свихнулась от страха, что ли?

— Нет, но могу, — огрызнулась я, рискнув опять открыть глаза.