Дерзкая темная ночь
Часть 50 из 58 Информация о книге
– Что произошло? – настойчиво допытывается он. – Тем вечером вы тут с трудом отходили друг от друга. А сегодня ты приехала одна и спала в своей комнате впервые за долгие годы. Расскажи. Оставив яйца и хлеб на столе, я достаю сковородку. – Я не хочу говорить об Оливере, – говорю я, чувствуя, что меня застали врасплох внезапно появившиеся слезы. Понимаю, что папа видит, как я их смахиваю, поэтому бормочу: – Прости, я на взводе. Я испортила все, что только возможно. Фильм, будущую серию книг. Отношения с Оливером. Все. – Это не похоже на тебя, особенно что касается Оливера. Я смеюсь и включаю конфорку. – Не похоже? Вспомни, когда Оливер впервые пришел сюда. Ты смотрел на него как на вымирающий вид. – Это просто было необычно, – оправдывается он. – Ты еще никогда не приводила домой парня. – Я паниковала насчет работы и сказала ему, что мне нужно немного пространства, перерыв. Ну а он отправился ужинать с кем-то еще. – Потираю глаза. – Он злится и, думаю, поэтому-то и пошел. – Я кладу кусочек масла на сковородку и наблюдаю, как он тает. – Я сожалею о том, что сделала, но теперь не знаю, как это исправить. – Но ты ведь буквально… – Он делает паузу и качает головой. – Честно говоря, я из-за этого больше расстроен, нежели из-за произошедшего с Эллен. Ко мне приходит облегчение. Где-то в глубине моего сознания запечатлелся образ папы в тот момент, когда его оставила мама, и я боялась, что он снова станет таким, если Эллен уйдет. Слава богу, что он уже другой. – Так, давай с самого начала, – говорит он. – Что у тебя с работой? – Я пропустила срок сдачи книги. Не говоря уже о трех интервью, что я проспала. – Папины брови, кажется, взлетели к потолку. – В жизни не запарывала дедлайны, но я настолько отвлеклась, что запоздала со сдачей книги, будучи не в состоянии сосредоточиться. Я обжариваю на сливочном масле кусочки хлеба, переворачивая, чтобы они схватились со всех сторон. – Но ты только не расстраивайся, – предостерегающе поднимает руки папа, – потому что я просто пытаюсь понять – какое это имеет отношение к Оливеру? Из-за дискомфорта, что я обсуждаю это с отцом, в животе все сжимается, но у меня уже нет сил сопротивляться. – В последнее время, сев за работу, я ловлю себя на том, что кручу в голове, что он сказал или сделал. И настолько забылась, что решила, будто у меня есть еще неделя, чтобы закончить «Майского Жука». – Но ты все же успела ведь, нет? – Я задержала книгу на три недели. Думаю, я свалила вину на произошедшее с Оливером вместо… Даже не знаю… Папа ждет несколько секунд, что закончу, а потом мягко продолжает: – Вместо того чтобы признать, что ты была совершенно и оправданно потрясенной? В этом ключе причина моего безумия не такая уж и непонятная. – Лола, детка, твоя жизнь перевернулась с ног на голову еще до отношений с Оливером. Я разбиваю в сковородку два яйца, убавляя огонь, чтобы они не пережарились. Он так легко меня понимает. От этого снова на глазах наворачиваются слезы: – Я знаю. – За последние несколько месяцев ты провела в самолетах больше часов, чем мой сосед-пилот. – Знаю. – Ты помнишь, когда впервые начала рисовать? – спрашивает он. Немного подумав и вытерев слезы, я отвечаю: – Нет. – Потому что тебе кажется, что так было всегда. Поначалу были просто каракули на каждом листке бумаги и выигранные конкурсы раскрасок в супермаркетах. Но после ухода мамы все изменилось. Вместо того чтобы развлекаться рисованием, оно стало твоим единственным занятием. Каким-то наваждением. Меня часто мучала бессонница, и, проходя мимо твоей комнаты посреди ночи, я заставал тебя сидящей, сгорбившись, за столом и рисующей. Это было твоим способом спрятаться от невзгод. В те времена я не всегда был приятным в общении, и ты отображала на бумаге все свои мысли и чувства. Я молча жду, когда он продолжит, наблюдая, как готовятся яйца. Желтки поблескивают канареечно-желтым, а кусочки хлеба схватываются белками. Я практически вижу поднимающийся жар от сковороды, он деформирует воздух над ней. – Тебе необходим Рэйзор. Необходим твой мир, где ты все контролируешь, где невозможно сказать лишнего или что-то испортить, потому что все там создано тобой. Герои там говорят то, что не можешь сказать ты. И им не важно, сделаешь ли ты что-то не так. Рэйзор от тебя не уйдет. Он твоя семья. – Папа делает паузу и потом продолжает: – Уверен, это пугает – хотеть кого-то так же сильно, как ты Оливера. Я смотрю на него ничего не выражающим взглядом: – Пап. Он возвращает мне такой же взгляд, но его чуть мягче и более понимающий. Мудрый. – Я не сомневаюсь, что все это подавляет и пугает. Уверен также, что страшит необходимость поделить свое внимание между этими двумя объектами любви. Ты не хочешь потерять ни один из них. И ни один не хочешь бросить, при том, что Рэйзора ты знаешь дольше. Оглянувшись на сковородку, я аккуратно переворачиваю хлеб и яйца. – Ты сделала глупость, а Оливер, вместо того чтобы оставаться сильным и непоколебимым, как скала, таким, к какому ты и привыкла, отошел в сторонку и дал тебе то, о чем ты просила. А на свидание пошел, чтобы убедить тебя в своей точке зрения. – Не оборачиваясь, я чувствую, как он наклоняется вперед, локтями опираясь на стойку. – Я верно оценил ситуацию? Я поправляю яичницу краешком лопатки, не глядя на его, уверена, самодовольную улыбку до ушей. Мне неприятно, что этот разговор еще раз прошелся по ранам, оставшимся после ссоры с Оливером в баре. – Да. Папа встает и идет к шкафу взять тарелки. – Но по крайней мере он сделал, о чем ты его просила, так что тебе нечему удивляться. У меня вырывается недоверчивый смешок: – Намекаешь, что я намеренно саботировала отношения с Оливером? Папа качает головой. – Я всего лишь говорю, что ты непростой человек. У тебя есть провальный опыт в отношениях, и независимо от твоего решения, будто он распространится на последующие, это не так. Я всегда беспокоился, что у тебя что-то вроде синдрома покинутости[52]. И отчасти я прав. Я смотрю на него, разинув рот и мысленно сочиняя отповедь века, но он продолжает: – Но мне кажется, на самом деле ты боишься не оказаться брошенной, Лола. А боишься, что это тебе придется отказаться от того, кого любишь. Внутри мне что-то с грохотом рассыпается: – Папа… – И поэтому отказываешься заранее. Или же, исходя из того, что хорошо тебя знаю, ты в принципе не позволяешь отношениям становиться глубже. Я изо всех сил стараюсь проглотить огромный комок в горле, раскладывая лопаткой наш завтрак по тарелкам, что он держит в руках. Мельком глянув на него, я уже не могу отвернуться. – Ты не твоя мама, детка, – шепотом говорит он. Горло стискивает еще сильнее: – Я знаю. – Нет. – Он кладет одну руку мне на щеку. И поворачивает мою голову, чтобы я снова посмотрела на него. – Услышь меня сейчас. Ты не она. – Я киваю, торопливо и молча смаргивая слезы. – Выясни, как сбалансировать отношения с Оливером с карьерой, о которой ты мечтала всю жизнь, – говорит папа. – Потому что иначе останешься ни с чем, если решишь, что должна выбирать. * * * Выйдя из лифта, на другом конце коридора я вижу Лондон. Она в шортах и топе, из-под которого видны завязки ее бикини. Закрыв дверь и выпрямившись, она оборачивается и замечает меня: – Привет, бродяга. Пыталась до тебя дозвониться, но ты не отвечала. – Извини, – говорю я. – Я была у Грега. Они кивает и кидает ключи в свою маленькую сумочку: – Я так и подумала. В ванной нет твоей зубной щетки, но при этом ты была не у Оливера. Кивнув, я поправляю ремешок сумки на плече: – Эллен его бросила, и я поехала посмотреть, как он. Выражение ее лица прекрасно отражает мое двойственное к этому отношение. Она знает, что я была не большая фанатка Эллен. – Он в порядке? – В порядке. – Покусывая губу, я пытаюсь не выглядеть спятившей или ревнующей, или какой-нибудь еще, когда спрашиваю: – А как ты узнала, что я не с Оливером? Ямочки Лондон – милейшие на свете, а ее улыбка такая успокаивающая, что мне тут же хочется ее обнять. – О, я столкнулась с ним в «Царской гончей». Оливер был без меня у Фреда? Мое сердце падает: – Ого! – Я приходила пообщаться с Фредом насчет работы, – говорит Лондон. – А когда выходила из его кабинета, увидела сидящего за стойкой Оливера. Избегая встречаться с ней взглядом, я ищу в сумке свои ключи: – Он был… с Финном, Анселем или с кем-то еще? Понимающе улыбаясь, Лондон прислоняется спиной к стене и скрещивает руки на груди: – Не-а, просто сидел один, мрачный и вызывающий жалость и умиление. Мы поболтали пару минут, потом я сказала, что тебя до завтра не будет, и он спросил, не против ли я устроить дружеские посиделки.