Девятая могила

– Значит, так, если я не вчера родился, то Нойман выехал за машиной с двойными шинами на набережную и наехал прямо на нее, так что она… Подожди, я только… Черт. По-другому и быть не могло.

– Что она? Кьель? Алле?

– Упала в воду.

– Ты считаешь, что шведская машина должна лежать где-то на дне в акватории порта?

– Я в этом уверен.

– Означает ли это, что преступник тоже попал в воду?

– Возможно. Или нет. Не знаю. Здесь много человеческих следов, но уже выпало столько снега, что непонятно, это следы одного человека или нескольких.

– Хорошо, зафиксируй как можно больше, и завтра выйдем на связь. – Она закончила разговор и опять легла на диван, пытаясь собраться с мыслями.

Если Рихтер увидел на снегу следы, значит, Аксель Нойман бросился за преступником, придя домой и обнаружив свою жену мертвой в постели. Судя по всему, он преследовал шведскую машину всю дорогу до паромного терминала в Хельсингере, где его и обнаружили, после чего началась настоящая погоня на автомобилях, которая резко оборвалась на набережной.

Но тогда остается вопрос: куда делись Аксель Нойман и его «БМВ»?

Возможно, он скрывается, поскольку рискует, что его обвинят в убийстве преступника. Другой вариант – преступнику удалось выбраться из машины на поверхность. Или он вообще не сидел в машине, когда та съехала за борт, а стоял где-нибудь, спрятавшись, чтобы потом напасть на Акселя и лишить его и жизни, и машины.

Вполне возможный сценарий. Но на вопрос, вероятен ли он, сама Дуня однозначно ответила бы «нет». С вероятностью это и рядом не стояло. Но что-то подсказывало ей, что вероятность в этом расследовании будет занимать самое последнее место.





23




Шведский Риксдаг занимает семь различных зданий. Восточное и Западное здания Риксдага на острове Хельгеандсхольмен, а также Депутатское здание, пожарная часть, «Нептун», «Кефал» и «Меркурий» в Старом городе. Все здания связаны между собой подземными туннелями и охраняются посредством сотни камер. Так что двум охранникам, которые сидят в дежурной части на нижнем этаже в Западном здании Риксдага, есть за чем наблюдать. Но учитывая общую площадь, количество переходов и помещений, а также высокопоставленных политиков, которые ежедневно бывают в зданиях, можно сказать, что весь комплекс фактически не охраняется. Если знать, где находятся камеры, можно без особых проблем остаться невидимкой.

После примерно двухчасового просмотра различных съемок, сделанных камерами наблюдений, Фабиану, Малин и одному из двух охранников в дежурной части удалось опознать министра юстиции, когда он выходил из зала пленарных заседаний через четвертый выход. В нижнем левом углу часы показывали 14:42, и они отчетливо увидели, что Гримос остановился, чтобы надеть пальто с меховым воротником, а потом направился к эскалатору.

– Ты видишь? Ты видишь, как он держит портфель в правой руке, а шляпу – в левой, – Фабиан показал на монитор, где министр спускается вниз на эскалаторе, и Малин ничего не оставалось, кроме как кивнуть.

В следующий раз они увидели министра, когда тот решительным шагом шел по большому залу Центробанка, как зал называется по старинке, хотя Центробанк уже давно переехал на площадь Брункебергсторг. Министр по-прежнему держал портфель в правой руке, а левой рукой надевал шляпу.

– Это самый короткий путь до Депутатского здания? – спросила Малин. Охранник кивнул.

– Во всяком случае, он, похоже, собирался выйти, – заметил Фабиан, который в движениях министра не уловил ничего, что предвещало бы необычный день.

Ничего не изменилось в поведении министра и когда он шел по так называемой «беговой дорожке» – первой части подземного коридора, ведущего к зданиям канцелярии в Старом городе. Министр не проявлял ни нерешительности, ни нервозности, когда шел по переходу, бросая взгляд через окно на пролив Риддарфьерден, где Полиция безопасности нашла его мобильный, или кивая в знак приветствия другим членам Риксдага, которые шли ему навстречу. Скорее всего, он не подозревал, что скоро случится, что бы это ни было.

Это произошло через несколько секунд.

Таймер в левом нижнем углу показывал 14:45.

Сойдя с «беговой дорожки» в подземный зал, министр остановился на ходу и повернулся, как будто его кто-то позвал.

– Покажи это еще раз и увеличь изображение, – попросил Фабиан. Вскоре опять показались те же кадры, только увеличенные и гораздо более размытые. Несмотря на это, нельзя было не заметить вопросительное выражение на лице министра.

– А мы можем посмотреть это под другим углом, чтобы увидеть, кто его окликнул? – спросила Малин.

– Камеры расположены здесь только у дверей. Политики не особо любят, когда за ними наблюдают. Но дайте-ка мне… – Охранник стал пробовать различные ракурсы камеры. – Вот. Вот он, – сказал он и нажал на «плей».

На экране охранник с усами и жирком вокруг талии окликает министра и машет ему, когда тот идет в противоположном направлении. Министр сразу же поворачивается, подходит к охраннику и наклоняется вперед, чтобы расслышать, потому что охранник ниже него на голову.

– Здесь есть микрофоны? – спросил Фабиан.

– К сожалению, нет. – Охранник увеличил кадр, где министр, как видно, слушает и кивает.

– Ты знаешь этого охранника? – спросила Малин.

– Нет, но у всех на форме должен стоять номер удостоверения личности, хотя в данном случае его загораживает министр.

Министр опять кивнул, пошел за охранником и исчез из кадра.

– И куда они делись? – поинтересовался Фабиан.

– Не знаю. Но, похоже, они продолжают идти прямо в сторону пожарной части или «Нептуна», вместо того чтобы повернуть направо в сторону Депутатского здания. Но…


– Смени камеру. Мы не должны потерять их.

– Фабиан, это же не прямой эфир, – заметила Малин. – Все же записано. Разве нет? – Она повернулась к охраннику, который кивнул с улыбкой превосходства.

Но Фабиан нисколько не успокоился. Это происходит здесь и сейчас. Прямо на их глазах исчез министр.

– Не понимаю, – охранник смотрел то на одни кадры, то на другие, причем некоторые были совершенно черными. – Похоже, часть камер… обрызгали спреем или чем-то в этом роде. Ко мне поступает тревожный сигнал о саботаже, только если кто-то перерезает кабель.

– Хорошо, покажи еще раз запись, где они появляются последний раз, и прокрути до 15:20.

Охранник кликнул на линейку времени на экране, и примерно через полминуты в кадре опять появился министр.

– Да, вот он. Он словно чем-то обеспокоен.

– Если это вообще он, – заметил Фабиан.





24




Дуня пыталась думать о чем-то другом. Но снимки никак не хотели ее отпускать. Фото всех этих изувеченных женских тел, которые, как отходы, швырнули на пол скотобойни. Всех разодранных женских лон, отрубленных голов и потухших взглядов. Эти снимки она проанализировала до мельчайших подробностей, отчаянно пытаясь уловить взаимосвязь с убийством Карен Нойман.

Проведя не один час на диване, она зашла в тупик и решила лечь спать. Но ее мозг не давал ей уснуть и продолжал работать самостоятельно. Услышав, как Карстен, придя домой после рождественского ужина, отпер и открыл входную дверь, она продолжала тихо лежать, надеясь на то, что, если достаточно хорошо притворится, в конце концов уснет по-настоящему.

Может быть, ей надо что-то сказать ему, а не лежать и притворяться. Объяснить, что это не очень хорошая идея, потому что ее голова сейчас занята прокручиванием снимков, на которых одну женщину за другой сначала насиловали, а потом распиливали, раскалывали или резали на куски.

Но вместо этого Дуня продолжала притворяться.

Продолжала предоставлять ему свободу действий.

Чем Карстен не замедлил воспользоваться.

Если он решался, такие аргументы, как усталость или головная боль, не срабатывали. То, что у нее нет никакого желания, его тоже не останавливало. Наоборот, он был уверен, что этому легко помочь, если он будет энергично тереть свой палец о ее клитор. Надеясь, что ее мозг получит так необходимую ему передышку, Дуня позволила Карстену войти в себя.

К сожалению, это не помогло.

Но в глубине души она все же хотела. Во всяком случае, она хотела захотеть. Поэтому позволила ему совершать движения, ритмичные, как метроном. Она кивала и пыталась издать хоть какой-то стон, когда он, пыхтя ей в ухо, спросил ее, хорошо ли ей.

– Да, кстати, я забыл сказать тебе одну вещь.

– Что такое? Это так срочно? – спросила Дуня, пытаясь выкинуть из головы картины того, что начиненная гвоздями бита может сделать с женщиной.

– Да, иначе я забуду. На выходные мне надо будет поехать в Стокгольм. Вернусь не раньше вторника. – Он все глубже и глубже проникал кончиком языка в ее ухо, и Дуня подумала, что он, наверное, не понимает, какое при этом раздается шуршание.

– Я не совсем уверен, но насколько я понял, семинар посвящен новому способу расчета кредитной стоимости фирмы после слияния.

Дуня кивнула и позволила ему продолжать делать свое дело. Неужели речь идет о пяти совершенно разных преступниках? Шести, считая убийцу Карен Нойман. Шесть различных мужчин, которые втайне готовились без предупреждения напасть на невинную жертву с изощренной злобой, а потом вернулись к своей совершенно нормальной жизни.

– Прости, что вчера я не хотел. Но знай: сейчас я собираюсь сделать все, чтобы компенсировать вчерашнее.

Дуня кивнула и попыталась не придавать значения тому, что у нее все высохло и защипало. Она вспомнила, сколько раз они занимались сексом, когда только познакомились. Они делали это везде и несколько раз в день. Все крутилось вокруг их любви. Она ходила, постоянно испытывая возбуждение, и они испробовали все возможные и невозможные позы.

А теперь она не знала, как назвать то, чем они занимаются. Во всяком случае, это не секс. Хотя она только и слышала, что с годами это становится глубже и интимнее. В их случае это стало только хуже и до такой степени однообразным, что любая поза, отличная от миссионерской, считалась преступлением.

Если бы он хоть раз удивил ее чем-то неожиданным. Что угодно, только не монотонные фрикции. Если бы он просто двигался не так равномерно, или, еще лучше, вышел бы из нее и стал ласкать ее языком. Сколько уже они этим не занимались? А потом, может быть, поставил ее на четвереньки и взял бы ее… Вот оно что, вот где связь. Внезапно Дуня так четко представила себе это, что не могла понять, почему не подумала об этом раньше.

– Что такое? – Карстен остановился на ходу.

– Ничего. Продолжай.

Общим знаменателем было само изменение. Как она и все остальные могли это не заметить? Разумеется, это один и тот же преступник. Он просто не хотел делать два раза одно и то же. Если он стремился словить кайф, у него не было другого выбора, кроме как каждый раз придумывать новый, а лучше всего еще более садистский способ.

Дуня снова притворилась. Теперь чтобы закончить. Через две минуты Карстен перекатился на свою сторону, довольный своими достижениями, и она смогла встать с кровати.

– Любимый, я скоро приду. Я просто должна кое-что сделать.

– Хорошо, обещаю никуда не уходить. Только знай: я еще не полностью закончил, – сказал Карстен, схватившись за свой член.

– Я быстро, обещаю, – ответила Дуня, натянув кимоно и исчезнув из комнаты, прекрасно понимая, что он много раз успеет заснуть, прежде чем она освободится.