Девятая могила

Томас поднял глаза, повернулся к Ярмо с сосредоточенным видом и кивнул.

– Ты уверен? – спросил Ярмо.

Томас опять кивнул.

– Одна зеленая, а другая каряя. Это, должно быть, Фишера.





35




Эта мысль пришла ему в голову, когда Томас Перссон пошутил, что преступник, может быть, просто хотел есть. Наверное, было бы проще подойти к письменному столу и поискать в компьютере. Но Фабиан хотел, чтобы его оставили в покое, пока он не будет знать наверняка. Мысль еще только-только зарождалась, а из-за настроения в группе по причине слияния двух расследований ее могли сразу же отвергнуть. Поэтому он первым поспешил выйти из совещательной комнаты и спустился в бумажный архив в подвале здания полиции. Он принялся искать среди раздвижных стен и дошел до второго квартала 1993 года.

Ему было двадцать семь лет, и он заканчивал последний курс Высшей школы полиции. Лето выдалось ранним, и большинство его однокурсников мечтали о прекрасном отпуске до начала службы. Но не Фабиан. Он мог думать только о расследовании убийства, о котором почти каждый день появлялись новости в газетах. В Стокгольме свирепствовал серийный убийца, явление необычное. Нечто такое, о чем только читаешь в газетах, но чего на самом деле никогда не бывает в жизни. Особенно в такой стране, как Швеция.

Но именно той весной оно случилось, и он до сих пор помнит, как это всколыхнуло чувства всей страны. В первую очередь из-за крайне жестокого насилия и страданий, которым подвергались жертвы, но и из-за последующего решения суда, приговорившего преступника к лечению в психиатрическом стационаре закрытого типа вместо пожизненного заключения.

Фабиан не мог вспомнить имени преступника. Только то, что оно было каким-то необычным. Зато он вспомнил, как нашли семь жертв, которых несколько недель прятали в совершенно разных местах до того, как подвергнуть их…

Он прервал собственные мысли и вытащил первую из пяти пухлых папок. Вот оно. Следствие, над которым он хотел бы работать.

Он открыл дело и, увидев написанное имя, вспомнил все, словно это было вчера. Снимки различных жертв с выколотыми глазами, которые полиция разрешила опубликовать. Страх того, что кто угодно может оказаться следующей жертвой. Заголовки, которые наперегонки оглашали все детали в отношении Оссиана Кремпа – первого в Швеции настоящего каннибала.

– Значит, я считаю так, – сказал Томас, идя по коридору рядом с Малин.

– Никто не видел, куда пошел Фабиан? – спросила Малин. Ярмо пожал плечами. – Его и здесь нет, – заключила она, войдя в их рабочий кабинет.

– Он, может, просто пошел в туалет, – отозвался Ярмо.

– Прости, но я собирался кое-что сказать, – произнес Томас.

– Говори, говори, – Малин поставила сумку на стол и стала в ней рыться.

– Значит, так: мы с Ярмо работали над этим свыше…

– Но пожалуйста… у меня нет больше сил слушать одно и то же. К тому же я очень плохо себя чувствую, и меня скоро вырвет, если я не найду… Кто взял мои… Нет, вот они, – она молниеносно надорвала пачку печенья, запихнула в рот две штуки сразу, прожевала и как можно быстрее проглотила, после чего села на стул и выдохнула. – Черт, чуть было…

– Ты закончила? – спросил Томас и подошел к Малин, которая кивнула и запихнула в рот еще два печенья. – Хорошо. Тогда, может быть, объяснишь мне, что значит «одно и то же». Мы, черт возьми, должны решить, как будем…

– Нет, единственное, что мы должны, – начать работать, – сказала Малин и сглотнула. – А если ты этого не переживешь, тебе лучше уйти и дуться где-то в другом месте.

Томас собирался ответить, но под взглядом Ярмо успокоился и стиснул зубы.

– Ладно. Тогда какого черта вы ждете?

– Хорошо! Как приятно! Все будет очень хорошо, вот увидишь. – Малин встала. – Предлагаю начать с того, что мы посмотрим, есть ли что-то общее у Карла-Эрика Гримоса и Адама Фишера. Ведь все равно мотив надо искать в этой взаимосвязи.

Ярмо кивнул. Томас упрямо и сосредоточенно молчал.

– О министре юстиции мы знаем довольно много, – продолжила Малин. – Но что мы знаем об Адаме Фишере? И почему мне кажется, что я видела его в бульварной прессе?

– Адаму Фишеру тридцать три года, он сын дипломата, и, похоже, его цель в жизни – никогда не стать взрослым, – сказал Ярмо. – Ему нравится тратить папины деньги, разъезжать в дорогих автомобилях и ходить на вечеринки и премьерные показы. А больше ничего и не надо, чтобы мелькать в бульварной прессе.

– А его отец? Его кто-то знает?

– Да, во всяком случае, я и Ярмо, – сказал Томас. – Его звали Рафаэль Фишер, и он был израильским послом здесь, в Стокгольме, почти все девяностые.

– Израильским послом? – переспросила Малин.

Томас кивнул.

– Вот он, – сказал Ярмо и показал на черно-белый снимок на доске.

Снимок, похоже, был сделан во время какого-то торжества. Седой как лунь пожилой мужчина в темном костюме сидит за празднично накрытым столом вместе с двумя другими мужчинами.

– А этот молодой слева? Это Адам? – спросила Малин.

– Да. Снимок, скорее всего, сделан на свадьбе его сестры. Когда это было? – Ярмо повернулся к Томасу.


– В августе 98-го, – ответил Томас. – Через три месяца старик умер.

– Но почему не он, а Адам держит трость? – спросила Малин. – И почему он немного бледный и худой?

Ярмо снял снимок с доски, чтобы рассмотреть получше. Действительно, на снимке бледный молодой Адам сидит, держа в одной руке трость.

– Да, действительно, ты права. Мы думали, он просто взял трость отца.

– Дай посмотреть, – Томас взял фото и стал вглядываться.

– А кто это с другой стороны? – Малин показала на мужчину, сидящего с правой стороны. Он наклонился к старому послу, будто только что сказал нечто доверительное.

– Хороший вопрос, – откликнулся Ярмо. – Мы пытались это выяснить, но безуспешно.

– Вот он снова, но уже с нынешним послом, – Томас показал на цветное фото того же человека спустя десять лет. На фото он выходил из машины вместе с нынешним послом и еще одним мужчиной.

– А кто этот третий? – спросила Малин.

– Посол Израиля в Копенгагене, – ответил Ярмо.

– Понятно, он знает всех. А вы обращались в посольство?

Ярмо и Томас покачали головами.

– Тогда, я считаю, мы начнем с… Вот ты где. Где ты был? – воскликнула Малин при виде Фабиана, который входил в комнату в обнимку с архивными папками.

– В архиве. Я нашел подозреваемого. – Фабиан обрушил гору папок на свой письменный стол.

Томас схватил одну из папок и открыл ее.

– Оссиан Кремп? Кто это такой, черт возьми?

– Забавно, что ты об этом спрашиваешь. Именно ты навел меня на мысль о нем.

– Это не тот каннибал? – спросил Ярмо. Фабиан кивнул.

– Я тогда еще не работал в Государственной криминальной полиции, но патрулировал город в машине с радиосвязью и слышал об этом массу разговоров.

– Кто-нибудь может рассказать, о чем идет речь? – попросила Малин.

– Вот. – Томас показал разворот со снимками изувеченных жертв с выколотыми глазами.

– Мило, – сказала Малин. – А почему именно глаза?

– Насколько я помню, – ответил Фабиан, – преступник утверждал, что только слушал голоса, которые приказывали ему собирать различные «избранные души».

– О нет, только не клиника. А теперь его выписали или как?

– Три года и четыре месяца назад.

– Значит, его посчитали здоровым, – сказала Малин и покачала головой. – Как будто немного лекарств и терапия могут помочь тому, кто способен на такое.

– А то, – отозвался Томас. – Что касается других болезней, то тут врачам приходится признавать, что парализованный низ тела навсегда таким и останется. Но в психологии по-другому. Здесь все могут выздороветь с помощью небольшого лечения, независимо от того, до какой степени они ограничены в движениях.

Малин посмотрела на Томаса удивленным взглядом.

– Ты это сам придумал или первый раз прочел газету?

Томас улыбнулся ей в ответ и потянулся за пачкой печенья.

– Угощайся. У меня все равно пропал аппетит, – сказала Малин, листая дальше материалы старого расследования. – Между жертвами была какая-то взаимосвязь или их выбирали наугад?

– Насколько я помню, жертвами были и мужчины, и женщины. По-моему, среди них даже была какая-то знаменитость, – заметил Ярмо.

– Ты имеешь в виду того радиоведущего, который зачитывал морские сводки? – спросил Фабиан.

– Точно. То же самое относится и к Фишеру, и к Гримосу. Они ведь тоже знаменитости в своем роде.

– Может быть, он выбирает тех, кто его раздражает? – предположил Томас.

– Во всяком случае, вот объяснение, почему его раздражал один из них, – сказала Малин, подняв глаза от папки. – Знаете, кто отвечал за расследование?

Ее коллеги покачали головами.

– Карл-Эрик Гримос.