Девятая могила

Фабиан ничего не понимал.

– Его дочь. Она зарегистрирована в квартире по адресу: улица Блекингегатан, 67В, но учится в Лунде. В принципе мы уповаем на божью милость, но попытка не пытка.

– Разумеется. Потрясающе. Не знаю, как тебя благодарить.

– Конечно, знаешь. Увидимся завтра вечером.

В трубке щелкнуло. Фабиан встал с крышки унитаза и сунул мобильный в карман. Он не знал, нарушил ли врач закон, позволив своей дочери сдать квартиру одному из своих пациентов. Может быть, он даже не пошел против собственных правил. Но какую-то этическую грань он, несомненно, переступил.



– Фабиан, чем ты там занимаешься? – Малин подошла прямо к нему, как только он отпер и открыл дверь туалета.

Вопрос был чисто риторическим. Она наверняка уже точно вычислила, о чем идет речь. Она всегда видела его насквозь. «Такой же предсказуемый, как Дональд Дак в сочельник», – обычно говорила она, и пока что ему ни разу не удалось ничего от нее скрыть. И все же он стал оправдываться, как упрямый осел.

– Что такое, уже и в туалет нельзя сходить?

Она фыркнула и сунула голову в туалет.

– С каких это пор ты стал опускать после себя крышку унитаза? Ты даже не удосужился намочить раковину. Это Нива?

Фабиан кивнул и собрался было признаться, но ему не дали и слова сказать.

– Фабиан, я прекрасно понимаю, о чем ты думаешь. Но уверяю тебя: эта женщина приносит несчастье. Нива Экеньельм – живая катастрофа на двух стройных ногах, которая впивается зубами во всех, кому недодают дома.

Фабиан сделал усилие, чтобы придать своему лицу как можно более недоумевающее выражение.

– И не стой здесь, как дурак. Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю.

– Нет, не знаю, – Фабиан мысленно выругался – до чего же жалко звучали его слова. К счастью, ему не надо было дальше унижаться, поскольку к ним присоединились Томас и Ярмо.

– Вот вы где. Пойдете с нами? – спросил Томас, на нем был бронежилет.

– А куда? – поинтересовалась Малин.

– Кибер-Войтан не нашел никакого другого адреса, и мы решили поехать на квартиру в Норсборге, – сказал Ярмо, натягивая кожаную куртку. – Если повезет, мы что-то найдем, от чего можно будет оттолкнуться.

– Лучше поедем сюда, – Фабиан показал свой раскрытый блокнот. – Я больше верю в этот адрес.

– Дай-ка посмотреть, – Малин взяла блокнот. – Как ты его раздобыл? В смысле, как его раздобыла Нива?

– Какая Нива? – Томас повернулся к Фабиану. – Экеньельм?

– Это только догадка. Но многое указывает на то, что он снимает квартиру у дочери своего врача, который, кстати, живет в Эншеде на одной улице с тобой, – сказал Фабиан и почувствовал, что снова выводит судно на верный курс.

Но Малин не слышала, что он сказал. Она стояла, пристально глядя на адрес.

– Улица Блекингегатан, 67В… Я могу ошибаться, но это не… – Она подняла глаза и посмотрела на своих коллег. – Разве это не в том самом квартале, где находится ремонтируемая квартира на улице Эстгетагатан?





38




Именно об этом ее предупреждал отец, думала Катя Сков, которая не знала, ни где она находится, ни как она сюда попала. Поэтому он вложил так много миллионов в различные системы безопасности и требовал, чтобы она ни при каких обстоятельствах не выходила из дома в Снеккерстене, заранее не согласовав это с телохранителями. Последние годы он почти постоянно говорил о том, что изощренные преступления получают все большее распространение, поскольку классические кражи стало труднее осуществлять.

Но теперь он стал фактом, самый страшный кошмар ее отца.

Ее похитили. Схватили и увезли, как в плохом фильме с заранее известным счастливым концом. Но это был не фильм.

Она попыталась вычислить, как долго лежит здесь, но сдалась. Учитывая, сколько она вчера приняла на грудь, на ее представления о времени едва ли можно положиться. К тому же было темно. Так темно, что она ничего не видела перед собой на расстоянии в несколько сантиметров, хотя глаза давно должны были привыкнуть.

И здесь так тесно. Она попыталась вытянуть руку, чтобы почесать нос, но у нее ничего не получилось. Ее завернули во что-то твердое, наверное, ковер, который, судя по запаху и шуршанию, был обернут в полиэтилен. Конечно, ей следовало бы испугаться, но у нее не было сил придавать этому значение. Все наверняка образуется.

Она закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на том, что произошло. Но вскоре все завертелось, и ощущение, что закон тяготения рано или поздно перестанет на нее распространяться, становилось все сильнее. Она все еще была под кайфом, и если так пойдет, она скоро не сможет сказать, где верх, а где низ.

Они, конечно, хотели напугать ее. Ее должна охватить паника, и она должна стучать и кричать что есть мочи. Но она не собирается доставлять им такое удовольствие. Нет, она намерена вести себя очень тихо и спокойно, чтобы в конечном итоге беспокоиться начали они. А когда они наконец откроют ее и вынесут на свет, она притворится мертвой, как следует поступать, если случайно упал в медвежью берлогу.

И только для того, чтобы услышать их реакцию, – ведь теперь то, что должно было принести им миллионы, не представляет никакой ценности.


Она стала вспоминать вечеринку. То, что поначалу было задумано как довольно спокойное мероприятие, переросло в самую жуткую оргию, где гости практически опустошили все ее запасы и совокуплялись в каждом углу. Но так было почти всегда. Спонтанные вечеринки оказывались самыми веселыми и удачными.

А когда Нильс предложил поехать в Хельсингер и покататься на пароме, как настоящие шведы… Нет, кстати, предложил не Нильс, а та девушка, которую кто-то привел с собой. Как бы там ни было, она не смогла отказаться. От возможности просто смыться без ведома отца или кого-либо из охранников она прыгала от счастья.

С ней были ее ближайшие друзья и еще несколько человек, имен которых она не знала. Они выбрались из дома через окно ванной комнаты, и им удалось перелезть через стену с помощью торчащей ветки дерева.

Такси уже ждали их чуть поодаль на улице Страндвей, и не успела она и глазом моргнуть, как они уже сидели на шведском пароме по дороге в Хельсингборг.

Все единодушно решили продолжать праздновать и на шаг опережать скучные серые будни. Сама она примерно так и жила последние десять лет.

Ее отец делал все, что было в его власти, чтобы она успокоилась и начала заботиться о своем здоровье. И, бог свидетель, она испробовала все – от работы на одной из его фирм до терапии, физической активности и лекарств. Но ничего не смогло избавить ее от чувства, что ей нечего терять. Что в любую секунду все может прекратиться. Ведь как ни крути, она живет взаймы, и почему бы тогда не жить на полную катушку. Высасывать все соки из каждого дня, будто он последний. В общем, как там, в переводе с латыни: «лови чертов момент».

Ясно, что ее отец представлял все совсем не так, когда ей поставили диагноз, и он начал дергать за все нити. Нет, будь его воля, она бы делала самую крутую карьеру и работала как минимум шестьдесят часов в неделю. Но ради чего? Денег у них и так столько, сколько им никогда не истратить.

Дело не в том, что она не могла понять его разочарования. Особенно в первые годы. Но сейчас уже прошло десять лет, а оно никуда не делось и пронизывало их отношения. По большей части он пытался его скрыть, даже если оно все чаще мелькало в его глазах, а между строк в его репликах сквозила такая глубокая горечь, что, казалось, он сожалеет о том, что вообще помог ей.

Раздалась вибрация, и она услышала, как заработал двигатель. От этого или от осознания того, что она находится в багажнике автомобиля, но она испугалась. По-настоящему испугалась. Или нет, ее охватил ужас. Словно только сейчас до нее дошло, что это не понарошку. Что это не просто дурацкий розыгрыш, который скоро закончится. Ужас окатил волной, словно ее ударило сильным током. Каждый мускул напрягся до судороги, и она услышала, как изо всех сил закричала.

Но ковер так эффективно глушил звук, что скоро она оставила попытки и замолчала, одновременно почувствовав, что они медленно двинулись вперед. Несколько раз подпрыгнув, они выехали на более ровную поверхность. Они съехали с парома, ничего другого это значить не может, подумала она. Но в какой стране она находится, она не знала. Как не знала и того, что ее ждет.

Первый раз за многие годы она осознала, что ей есть что терять.





39




Фабиан не мог понять, как другие производят впечатление таких уверенных в своем деле людей, когда звонят в дверь квартиры, стоя наготове с оружием. Как будто точно знают, что их ждет. Или выставляют вперед пистолеты, чтобы скрыть, что испытывают такую же неуверенность, как и он сам. Он действительно понятия не имел, что его ждет, когда они войдут. Может быть, их сразу окутает белый дым, их усыпят, и Оссиан Кремп выколет им глаза.

Если он вообще дома.

Если он вообще здесь живет.

Позвонив несколько раз без результата, Томас настоял на попытке отпереть дверь отмычкой. Через полчаса они вызвали настоящего слесаря, который открыл дверь за десять минут. Что значительно дольше, чем те тридцать секунд, которые это обычно занимает. Они все поняли, когда открыли дверь и увидели с внутренней стороны дополнительные замки.

Поскольку Фабиану на мобильный пришло сообщение, он не вошел вместе с остальными. Оно было от Сони. Она написала, что не знает, когда сегодня вечером придет домой из мастерской. Поэтому попросила соседскую девушку забрать Матильду из школы и посидеть с ней до половины седьмого, когда ей надо будет пойти в кино. Фабиан ответил, что постарается до этого вернуться домой, и пожелал жене удачи с картинами.

Едва войдя в холл, он убедился, что Нивино предположение, вопреки всем ожиданиям, соответствует действительности. Вне всякого сомнения, в квартире жил далеко не здоровый человек.

– Срань господня… – произнес Томас и вставил пистолет в кобуру, висевшую у него на плече.

– А я еще считаю, что у нас дома бардак, – сказала Малин и обвела взглядом гостиную, которая одна была завалена таким количеством барахла и хлама, что у Хиллеви Стуббс и ее сотрудников уйдет целая вечность на осмотр этих завалов.

– Пожалуй, так примерно выглядит у Ярмо дома после развода. Хотя у тебя больше порногазет, – сказал Томас с ухмылкой и похлопал по куче бесплатных газет высотой в два метра.

– Заткнись и займись чем-нибудь полезным, – пробормотал Ярмо и пошел в спальню.

– Предлагаю разделиться и каждому взять по комнате, – продолжил Томас и вынул из кучи газету.

– По-моему, мы уже так и сделали, – отозвалась Малин и стала осматривать содержимое нескольких черных мешков для мусора.

– Черт, это не улучшит нам настроение, – заметил Томас. – Во всяком случае, мы точно попали в нужное место. – Он показал газету, где глаза у всех людей на снимках были тщательно вырезаны. – Посмотрите. Он, черт возьми, прошелся скальпелем по каждой странице. – Томас пролистал газету, где везде вместо глаз зияли пустые отверстия.

Пытаясь отключиться от чужих голосов и «разговорить» квартиру, Фабиан вставил наушники в айпод и включил No Balance Palace своей любимой датской группы Kashmir.

Квартира была угловой, окна выходили на улицу Блекингегетан и на улицу Эстгетагатан. В глубине комнаты у обеденного стола в скругленном углу было окно. Он задумался, но не смог вспомнить, видел ли он раньше угловую квартиру, где окно располагалась бы, как здесь, прямо в углу.

Фабиан обернулся и отметил, что старые тканые обои и свисающие с потолка чешуйки краски говорят о том, что и в этой квартире предстоит большой ремонт. Может быть, Кремпу разрешили снимать квартиру до начала ремонта. И, тем не менее, он заставил каждую полку и каждый шкаф различными безделушками. Во всей комнате не было ни миллиметра свободного места, и Фабиан, едва войдя в квартиру, полностью согласился с Малин и остальными, что здесь царит больший бардак, чем на свалке крупногабаритного мусора.

И только сейчас он увидел, что на самом деле здесь нет особого бардака. Да, многие вещи были небрежно разбросаны по полу. Но в основном все было сложено в аккуратные кучи и старательно рассортировано по категориям.

Очевидно, Оссиан Кремп был коллекционером.

Фабиан дошел до самой дальней комнаты в квартире и обвел ее взглядом. Похоже, комната служила кабинетом. У одной стены стоял старый письменный стол, и в отличие от остальной квартиры на столешнице ничего не лежало.

Он вошел и сел на рабочий стул, который заскрипел, когда он отклонился назад. Письменный стол был сделан из дерева, породы которого Фабиан не знал. Прямо под столешницей находилось три ящика – один подле другого. Ящики с пустыми зияющими замочными скважинами были без ручек. Зато они оказались незапертыми, и он выдвинул их, поддев снизу.

В правом ящике лежали длинные ножницы, скальпель и рулон скотча. В среднем был альбом, набитый газетными вырезками с фотографиями Карла-Эрика Гримоса и Адама Фишера. У всех фотографий, сделанных в разное время и в разной обстановке, имелось одно общее: отсутствие глаз.

Так же, как и в газетах, каждый глаз был вырезан точным движением, и вместо него красовалась пустая дыра. Фабиана поразило, насколько глаза выражают личность: и Гримос, и Фишер на снимках больше напоминали живых мертвецов, чем самих себя.