Девятая могила

– Это не у меня нет времени, чтобы заботиться о собственных детях.

– Да, тут ты совершенно права. И, кстати, теперь ты можешь идти.

– Значит, так: Соня обещала заплатить мне еще и за целую ночь, поскольку она не знала, когда ты появишься.

– Об этом не беспокойся. Я заплачу тебе за целую ночь, только уходи, – сказал Фабиан и весь напрягся, чтобы силой не вытащить ее с балкона.

Став на тысячу крон беднее, он достал пачку отрывных листков для заметок и начал писать.

«Дорогая Соня.

Понимаю, что у тебя стресс. Но всем время от времени нужен перерыв.

Фабиан».



Он прилепил листок к подогретой в микроволновке кружке с латте, поставил ее в бумажный пакет и туда же положил миндальную полоску и диск CD, на который записал композицию Принца I Would Die 4 U[10] девятнадцать раз подряд. Каждая запись за каждый совместный год. Под эту мелодию они танцевали в день знакомства, и с тех пор она стала «их песней».

Фабиан помнил все, будто это было вчера. Как ему удалось одолжить у кого-то членский билет в «Лидо» – ночной клуб, расположенный в здании бывшего порнокинотеатра на улице Хорнсгатан, членами которого главным образом были писатели, музыканты и артисты.

Попав внутрь, он все время нервничал: а вдруг кто-то обнаружит, что он не пишет и не играет в группе, или, самое худшее, что он из провинции Сконе. Поэтому он ни с кем не разговаривал, а только болтался у танцпола с пивом в руке. Наконец, через несколько часов признавшись самому себе, что здесь не очень-то весело, пошел в гардероб за своей курткой.

Но стоило ему взять куртку, как диджей поставил эту композицию и навсегда изменил его жизнь. Фабиан вернулся и первый раз осмелился выйти на танцпол. А ведь он никогда не танцевал. Ему никогда не удавалось сделать хотя бы шаг в такт музыке. Но это не играло никакой роли, потому что она вдруг просто оказалась там. Может быть, она была там все время. А может быть, только что возникла из лучей света. Он не знал и, не думая, протиснулся вперед и стал с ней танцевать.

По Сониной версии, она увидела его первая, но это ничего не меняло. Фабиан пришел в свою гавань и до сих пор помнит, как опьянел от счастья в тот момент, когда она взяла его за руку.

Две минуты и пятьдесят девять секунд.

Больше не потребовалось, чтобы оба поняли.

Что они нужны друг другу.

И тут песня закончилась.

Вопрос в том, сколько времени им нужно теперь, думал Фабиан, спускаясь по лестнице к ожидавшему внизу такси, которое должно было взять у него пакет и отвезти в мастерскую Сони в Старом городе.





59




Дуня Хоугор очнулась от сна без сновидений, словно ее включили и вставили в розетку. Сначала она подумала, что кто-то пытается задушить ее, прижав полиэтилен к лицу. Как бы глубоко она ни дышала, к ней не поступал воздух, пока ей не удалось повернуть голову набок.

Потом она вообразила, что находится дома в своей кровати, просто случайно накрылась с головой одеялом. Но хотя был разгар зимы и Карстен заменил лимонные жалюзи на темно-коричневые, в спальне никогда не было настолько темно. К тому же все вокруг нее тряслось и качалось из стороны в сторону.

Она находилась в машине, это совершенно ясно. Но как она туда попала и почему лежит в позе зародыша, не имея ни малейшей возможности пошевелиться? Что произошло? Дуня попыталась вспомнить, но у нее ничего не вышло. Словно последние дни, или это были часы, по-прежнему оставались чистым листом, который ждет, что его заполнят воспоминания и впечатления.

Но когда они стали проступать и, как разбрасыватель навоза, пачкать все вокруг, она сразу же захотела вернуться обратно в неопределенность и спасительное забвение. Но теперь было слишком поздно. Воспоминания о расследовании в отношении изнасилованных женщин, замученных до смерти, навсегда отпечатались в ней и никогда ее не покинут. Ровно как и то, что она увидела в заброшенном производственном здании перед тем, как все почернело.

Она попыталась выпрямить ноющее тело, но было слишком тесно. Одна нога по-прежнему болела после ушиба, а другая упиралась во что-то твердое. К тому же шуршало и давило со всех сторон и концов, словно из нее хотели выдавить весь воздух.

Дуня поборола желание сдаться и попыталась собраться с силами, чтобы перевернуться на спину, вытянуть обе руки и как можно дальше отодвинуть от себя то, что шуршало прямо над ее лицом. Через пять минут ей удалось получить доступ к воздуху, и она наконец смогла сделать несколько полноценных вдохов.

Кстати… Фонарик. Она достала его из кармана джинсов и нажала на маленькую кнопку на конце ручки. Свет был таким слабым, что казалось, в любой момент может погаснуть, но в то же время достаточным, чтобы убедиться: как она и подозревала, шуршали черные мешки для мусора.

Она взяла карманный фонарь в рот и, проткнув указательным пальцем пластиковый мешок прямо над ней, проделала в нем достаточно большую дырку.

Сначала из мешка закапало.

А потом полилось.

Прямо на лицо.

Ей в ноздри ударило едкое зловоние, как от химического оружия. Она громко кричала те немногие секунды, пока вязкая жидкость стекала прямо в ее открытый рот. Потом замолчала и отвернула лицо, одновременно почувствовав, как машина затормозила и сделала резкий поворот.

Металлический вкус свидетельствовал о том, что это кровь. Но жуткий запах подсказывал, что кровь смешана с трупной жидкостью. У Дуни начались позывы на рвоту, и она попыталась сделать так, чтобы ее вырвало, но из нее вышло только несколько комков слизи, которые она сумела выплюнуть. Все это напомнило ей операцию по удалению гланд, которую она перенесла подростком, когда одна из ран в горле никак не заживала. Через несколько дней ее вырвало таким количеством свернутой крови, скопившейся в желудке, что ее пришлось отвезти на скорой в неотложную помощь, где ей прижгли глотку паяльником.

До этого момента это было самым худшим в ее жизни.


Дуня попыталась успокоиться, хотя чувствовала, как вязкая жидкость течет по горлу и затекает под блузу над левой грудью. Чтобы не впасть в панику, надо попытаться думать о чем-то другом. Например, первое, что она сделает, когда вернется домой, – примет прекрасную горячую ванну и попросит Карстена пойти купить пиццу в «Pizza Mira», хотя он считает это слишком вредным. Но ей хочется именно этого. Номер пятнадцать с помидорами, сыром, луком, шпинатом, картофелем и брынзой, а сверху – луковый соус.

Если она когда-нибудь попадет домой.

Когда на нее стекли последние капли, она посветила в дырку фонариком и встретилась с уставившимся на нее мертвым взглядом. Но ни взгляд, ни широко открытый рот ее не удивили. Только она рассчитывала увидеть Катю Сков, а увидела Акселя Ноймана.

Так вот где он лежит – расчлененный в мешке. Точно как Катя Сков, с которой она, вероятно, делит пространство. Но ее преступник по какой-то причине пощадил. Или у него просто не было времени и он направлялся куда-то, где мог спокойно продолжить свою работу? Нет, постой-ка… вот они остановились. Послышалось, как глушат двигатель, и сразу же после этого дверца машины хлопнула и закрылась. Она представила себе, как открывают крышку багажника и ее вытаскивают оттуда. Как он оставил ее напоследок и выдумал что-то совершенно особенное, чтобы получить как можно больше удовольствия от ее смерти.

Дуня сделала новую попытку вытянуть ноги, одновременно слыша, как что-то тащат по крыше машины. Но они словно лишились возможности двигаться. Тогда она начала отодвигать один из лежавших под ней мешков, в котором, как она догадывалась, находились две ноги. После этого она смогла вытянуть руки за головой и стала обшаривать пол за мешками. В конце концов дотронулась до шершавой стены, поверхность которой напоминала рогожку. Она ощупывала руками прорезь посередине, пока не нашла то, что искала. Оно было в форме петли, и когда Дуня потянула ее, раздался щелчок и стена исчезла.

Теперь она наконец смогла отползти от мешков и через отверстие перебраться на заднее сиденье машины. Она по-прежнему не могла пошевелить ногами, хотя чувствительность вернулась. Словно кто-то облил их газированной водой. Она подтянулась к правой задней дверце и попыталась ее открыть. Это единственный шанс выбраться из машины, пока преступник не вернулся. Прочь отсюда. Но как бы она ни тянула и ни рвала ручку, дверь не открывалась. Незаметно для себя она поддалась отчаянию и больше не могла сдерживаться: она кричала и била по оконному стеклу, пока не истратила всю энергию, после чего сникла и зарыдала.

И только когда она успокоилась и вновь открыла глаза, заметила рукоятку, торчащую на полу под пассажирским сиденьем совсем рядом с ней.

Топор. Орудие убийства, которое Кьель Рихтер и его люди так и не нашли.

Зная, что ей не следует этого делать и что Рихтер, возможно, будет вне себя, Дуня подняла его обеими руками и ударила им по стеклу, собрав все свои силы. Топор отскочил обратно, словно прокрученный задом наперед фильм. Она ударила снова. И снова. Через десять ударов она увидела трещину, а еще через десять стекло разбилось. Она провела лезвием по краям, чтобы убрать последние осколки, вылезла через отверстие и почувствовала, что дотронулась головой до какой-то покрышки, а потом упала вниз на твердый холодный пол.

Прочь, повторяла она про себя. Где бы она ни находилась, отсюда надо выбраться. Как можно быстрее, пока он не вернулся за ней.

Дуня выползла из-под покрышки и сощурилась от обилия света. Ноги ее по-прежнему не слушались, и она волочилась по шероховатому полу, который царапал ей кожу на предплечьях. Под ней – большая белая стрелка, а над ней – сотни ламп дневного света, освещающие бесконечно длинные ряды машин. Людей видно не было. Он действительно просто оставил ее?

Кровь наконец стала приливать к ногам, и она собралась с силами и осторожно встала на здоровую ногу. Нога дрожала от напряжения, и вскоре сама Дуня задрожала всем телом. Без своего зимнего пальто она замерзла. Может быть, оно осталось в машине. А может, и нет. Неважно. Ничто не заставит ее повернуть назад.

Хромая, она пробралась через несколько автомобилей и попала в другой ряд, а потом в еще один. И, в конце концов, увидела вывеску, которую надеялась найти. Стеклянные двери бесшумно раздвинулись, и помещение по другую сторону показалось на несколько градусов теплее. Может быть, там даже была плюсовая температура. Винтовая лестница вела вверх и вниз, но Дуня добралась до нескольких лифтов и нажала на кнопку.

Почти сразу же подал сигнал самый дальний лифт, и хотя она постаралась добраться до него как можно быстрее, ее и без того ноющее тело чуть было не зажало дверьми. В кабине она нажала на зеленую кнопку, и пока ждала, куда поедет лифт – вверх или вниз, обернулась к зеркалу. Но увидев себя, ничего не поняла.

Совершенно ничего.





60




– Что мы тогда будем делать? – спросила Матильда, которая все еще дулась из-за того, что он выключил «Короля Льва».

– Для начала пойдем купим вкусной еды и приготовим хороший ужин. – Фабиан обернулся к Теодору, который, вопреки обыкновению, согласился оторваться от компьютера и выйти из своей комнаты.

– А мы купим конфеты? Пожалуйста… – заныла Матильда.

Фабиан вспомнил о запрете на конфеты, который Соня ввела в конце лета, когда стала беспокоиться за вес Матильды. Сам он никогда не разделял беспокойства жены, и в любом случае лишние летние килограммы уже исчезли.

– Хорошо, – в конце концов сказал он. – Только ничего не говори маме.

– И рождественский напиток, он уже кончился!

– Конечно. И можем взять какой-нибудь фильм, который мы еще не смотрели сотни раз. Хорошо?

– Да! – закричала Матильда и захлопала в ладоши.

– А ты, Тео? Что скажешь?

Теодор пожал плечами и посмотрел четко мимо Фабиана.

– Конечно, звучит неплохо. Но я не могу.

– Это почему, позволь спросить?

– У меня другие планы.

– Вот как, какие планы?

Теодор опять пожал плечами.

– Ничего особенного. Пойду встречусь с ребятами.

– А с какими ребятами? – Фабиан чувствовал себя как старая пластинка, которую заело.

– Ты их не знаешь.