Девятая могила

– Сказать? Либо просто из вредности. Либо, что более вероятно, тебе слабо пойти против Слейзнера, хотя ты, так же как и я, хорошо знаешь, что ему совершенно наплевать, что у нас не тот человек. Ему лишь бы статистика хорошо смотрелась.

– Ты забываешь о третьей альтернативе. Что на самом деле это был Бенни Виллумсен. – Хеск повернулся к Дуне спиной и покинул комнату.





81




Прижимая мобильный к уху, Фабиан вышел из лифта, спустившись на три этажа под землю, и пошел по коридору в сторону архива.

– Алле? Ты меня еще слышишь?

– Да, и если тебе хоть немного интересно, что я выяснила о Гидоне Хассе, ты сейчас меня выслушаешь, – сказала Нива и объяснила, как трудно было его найти.

Фабиан дал себе обещание, что вечер в «Людмаре» – его последняя встреча с Нивой. Но после разговора с Эдельманом он понял, что нет другого выхода, кроме как возобновить с ней контакт и рассказать все от событий последних суток до своих версий о том, как все взаимосвязано.

К его большому облегчению, она сразу поверила его рассказу и к тому же согласилась помочь, не требуя взамен ни баров, ни ужинов. Нива только предупредила, что будет принимать участие в расследовании, пока оно официально окончено.

– Гидон Хасс, или Гидон Эзра Хасс, это его полное имя, – врач и патологоанатом, который специализируется – а теперь сядь – на пересадке органов.

– О’кей. – Фабиан почувствовал, что наконец нащупывает нить. – А у него есть своя клиника?

– Была. А именно Израильский национальный судебно-медицинский институт в Абу-Кабире. По слухам, под его руководством институт собрал большое количество органов и тканей и служил своего рода узлом связи и одновременно одним из самых крупных поставщиков на черном рынке торговли органами. Еще всего лишь несколько лет назад эта деятельность была в Израиле совершенно легальной.

– Легальной?

– Да, поскольку они предпочитают, чтобы их хоронили целыми, добровольное донорство органов стоит у них на одном из самых последних мест в западном мире.

– Тогда откуда они получали все органы? – спросил Фабиан, продолжая идти вперед вдоль рядов передвижных полок, одновременно проверяя, есть ли связь.

– В основном от так называемых охотников за органами, которые орудуют в бывших советских республиках и в беднейших частях Азии и Латинской Америки. И если верить самым страшным обвинениям, часть органов они также брали у раненых палестинцев.

– Мило.

– Еще бы.

– Но в клинике в Абу-Кабире он больше не работает, – сказал Фабиан и дошел до полки под номером 152.

– Да, его уволили, как только новый закон вступил в силу, и с тех пор его не видели.

– Вот как. Он что, в бегах? – Фабиан отодвинул полку в сторону, протиснулся в образовавшийся проход и быстро нашел папки с архивным номером 0912-305.

– Как я уже сказала, он не делал ничего противозаконного, и ему не от чего бежать.

– И все же Хасс ушел в подполье.

Как он и думал, папки были пусты.

– Похоже, что так.

Конечно, в них лежали материалы, которые в глазах непосвященных могли напоминать материалы расследования. Несколько копий документов тут, несколько снимков там, но они не имели ни малейшего отношения к настоящему следствию.





82




Первый раз Дуня пошла на рождественский корпоратив в полиции Копенгагена два года тому назад. Она не могла оправиться от переживаний до весны, хотя была наслышана о реках алкоголя, танцах лимбо, где каждая неудачная попытка стоила предмета одежды, и сломанных под весом человеческих тел копировальных машинах. Но она не была готова к тому, что это поле битвы окажется во много раз хлеще, чем фестиваль в Роскилле. Коллег, которые в обычной жизни производили впечатление вполне благоразумных людей, словно подменили, и они вели себя как свиньи, которым сделали лоботомию. И это еще мягко сказано.

На следующий год она лежала дома с гриппом, который не оставлял ее в покое до января. Когда Дуня вышла на работу, никто не хотел рассказывать подробности, но решение руководства в дальнейшем проводить рождественские корпоративы по понедельникам говорило о многом.

Несмотря на это, Дуня сначала решила не идти. Главным образом потому, что Слейзнер посадил ее рядом с собой, но еще и потому, что знала, как переживает Карстен. Как бы она ни заверяла его, что ей никогда не придет в голову пойти на сторону, тем более с коллегой по работе, Карстен набрасывался на нее, как следователь на допросе, и требовал полного отчета за каждую проведенную на вечере минуту.

Но в конце концов она передумала. Не потому, что ей хотелось пойти. Нет, ей было не до праздников. Поражение у Педерсена в отделе судмедэкспертизы не отпускало ее, и хотя анализ ДНК образца спермы указывал на Бенни Виллумсена, она не могла поверить, что он действительно стоит за убийствами. Он не только совершенно ничего не понял, когда она спросила его о производственном помещении под Чевлинге. Он к тому же был на голову выше и на несколько размеров больше, чем тот мужчина, которого Дуня застала за разделыванием Кати Сков.


Где-то есть совсем другой мотив, связанный с пропавшими органами, в этом она была уверена, и ей было трудно понять, почему у Хеска, Педерсена и Рихтера нет желания выяснить это. Словно они так прогнулись под Слейзнером, что не решались идти на конфликт. Или, может быть, у них просто нет сил в эти последние дни перед Рождеством.

Сама она не хотела оказаться в их положении и пользоваться свободой от ответственности и возможностью всегда свалить вину на кого-то другого. Когда ничто, по большому счету, не имеет значения. Особенно правда. И тут она вспомнила о том, что сидит рядом со Слейзнером.

Дуня решила прибегнуть ко всем уловкам и по максимуму использовать ситуацию, чтобы склонить его на свою сторону и дать ей возможность продолжить расследование. Поэтому в кои-то веки она более тщательно наложила макияж, а не просто тушь для ресниц и тени для век, как обычно. С помощью пудры и крема ей удалось замаскировать самые страшные синяки и, перепробовав несколько помад, она выбрала самую красную, идеально подходящую к красному платью. Вместо маленьких жемчужных сережек, которые мама подарила ей на конфирмацию, Дуня надела два больших золотых кольца, забинтовала левую лодыжку, которая уже начала заживать, эластичным бинтом, натянула чулки с контрастной стрелкой и наконец надела туфли с самыми высокими каблуками, какие у нее были.

Удивившись, как в них легко стоять, она сделала несколько кругов по гостиной с таким видом, словно никогда больше не дотронется до кроссовок. После чего встала перед зеркалом в спальне, поправила волосы так, чтобы спрятать под ними царапину на лбу, и стала себя рассматривать.

Второй раз за последнее время Дуня не узнала себя в зеркале. Платье, макияж, туфли. Да, она совсем на себя не похожа. Во всяком случае, какой она себя представляет. Но дело было далеко не в одежде. Вещи послужат всего лишь для того, чтобы обвести Слейзнера вокруг пальца. Нет, тут что-то другое. То, что гораздо труднее надеть.

Что-то в ее взгляде.





83




– Речь идет о самоубийстве, а я этим вообще не занимаюсь, – сказала Азиза Тострем, в обычной жизни один из самых доброжелательных людей, которых знал Фабиан. Всегда можно было задать еще один вопрос, и ее терпению не было предела, когда кто-то что-то не понимал. Сейчас в ее голосе уже звучало раздражение. – К тому же следствие окончено.

Фабиан открыл тяжелую железную дверь и прошел в гараж, выдерживая паузу.

– О’кей… – в конце концов вздохнула Тострем. – На что ты хочешь, чтобы я посмотрела?

– Не знаю. Лучше всего проверить, все ли органы на месте. – Он услышал в мобильном тяжелый вздох.

– Фабиан, мы имеем дело с утопленником, и помимо полных воды легких никаких видимых повреждений не было.

– Да, но чего-то не хватает, я в этом уверен. Глаза. Вы их проверили? – сказал Фабиан, услышав по изменившейся акустике помещения, что Тострем находится в морге и открывает одну из морозильных камер.

– Да, сюрприз, глаза на месте. Ты серьезно думаешь, что кто-то мог пропустить…

– Азиза, я понимаю, что глаза на месте, но ты можешь их осмотреть?

– А почему я должна…

– Сделай, прошу тебя.

Новый тяжкий вздох. Последовала тишина, во время которой Фабиан сел в машину и повернул зажигание. Так что он нисколько не удивился ответу.

– Черт побери, ты прав. В правом глазу нет роговицы.

– Спасибо. Только это я и хотел узнать, – сказал Фабиан и закончил разговор.

Вот что делал преступник в квартире под ремонт. Утопив Семиру Аккерман, он отрезал и вынул ее правую роговицу. Такое вмешательство никто бы не обнаружил, пока все были сосредоточены на ее полных воды легких.

Фабиан подъехал к гаражным воротам, которые стали медленно пропускать дневной свет. По телу пробежал озноб, и он задрожал, хотя холодно не было. На спине выступил пот, и рубашка прилипла к телу. Пульс участился. Что-то случилось. Он только не понимал что, пока до него не дошло, что он находился совсем близко. Он, вероятнее всего, наскочил бы прямо на преступника, если бы не скрытая камера на книжной полке Оссиана Кремпа.

Ясно, что через нее его увидел преступник и понял, что есть риск, что он в любую минуту обнаружит переход в квартиру на ремонте. Может быть, он даже уехал на «Опеле», стоявшем на парковке прямо перед его машиной.

Фабиан выехал из гаража полиции и направился куда глаза глядят. Ему надо было только отъехать от работы. От Эдельмана и всех остальных. Он свернул направо по улице Бергсгатан, а потом повернул налево в сторону улицы Хантверкаргатан. Пульс пришел в норму.

Если окажется, что даже часть сведений, которые раздобыла Нива, соответствуют действительности, разразится такой скандал, что репутация Израиля потонет в крови на многие годы вперед. Теперь совершенно ясно, что к этой истории причастно израильское посольство. Но по-прежнему непонятно, каким образом и было ли это санкционировано сверху. А поскольку следствие не было официальным, он не мог просто так вызвать людей на допрос, тем более если речь идет о сотрудниках посольства.

Когда он поравнялся с Ратушей, на пассажирском сиденье зазвонил телефон. Он увидел, что это Малин Ренберг. Он не стал брать трубку, и включился автоответчик. Но когда коллега через секунду сделала новую попытку, понял, что она, как назойливая муха, почуявшая запах крови, не сдастся, пока ей не ответят.

– Привет, как раз собирался тебе позвонить, чтобы узнать, как у тебя дела, – сказал он, проезжая по мосту Васабрун.

– Не смеши меня…

– Малин, я действительно собирался…

– Если тебе это правда интересно, могу сказать, что никогда в жизни мне не было так скучно. Мне так тошно, что, обещаю, если скоро ничего не произойдет, я окончательно сойду с ума. Поэтому расскажи, что происходит.

– Ничего особенного. Я только что встречался с Эдельманом, и мы договорились, что я уйду на рождественские каникулы с…

– Ха. Ха. Ха.

– Что?

– Ради бога, прекрати… Кого ты пытаешься обмануть? Самого себя или?..