Девятая могила

Хотя Малин выключила звук на своем мобильном, он отвлек ее внимание, когда начал вибрировать, как визгливая игрушка, на столе рядом с кроватью. А она наконец начала к чему-то приходить. Мысли разбежались, и она не знала, хватит ли у нее сил, чтобы снова собрать их.

В довершение всего это был Андерс. Он столько раз пытался дозвониться, что над ней нависла бы угроза развода, если бы она сразу не ответила.

– Привет, любимый, – сказала она, притворяясь, что только что проснулась.

– Почему ты не отвечаешь?

– Э… Разве я этого не делаю?

– Ты же не работаешь?

– Как я могу работать, если ты все время меня за это ругаешь? Но ты ведь не поэтому позвонил мне и разбудил меня?

– Точно?

Малин демонстративно вздохнула.

– Ты думаешь, я лежу здесь и вру тебе прямо в лицо? – спросила она, поняв, к своему удивлению, как складно врет.

– Нет, но…

– Вот и хорошо. Я лежу наполовину под наркозом и понятия не имею о том, что происходит за дверью моей палаты. Я даже не в состоянии открыть компьютер с тех пор, как ты был здесь.

– Ладно, извини. Я не хотел… Я только…

– Волнуешься. Любимый, я знаю. Но сейчас мне это не поможет. Я только хочу, чтобы это закончилось. Ты что-то еще хотел?

– Нет. Или да. Кстати, вчера приходила Урсула. Это ты просила ее повесить рождественские шторы на окно в кухне?

– Нет. Она повесила?

– Да, и они… как бы это сказать… по-настоящему безобразные. Их даже невозможно описать. В Польше они наверняка считаются красивыми. Но у меня полностью пропадает аппетит, и теперь я не знаю, как мне быть. Я боюсь до них дотронуться.

Малин прекрасно поняла, что имеет в виду Андерс. С год назад их уборщица стала все больше брать на себя смелость и вмешиваться в убранство их дома. Сначала потертая подставка для ног, которую она унаследовала от своей бабушки, к большой радости Андерса ушла в ящик в подвале. Но когда через неделю их белое покрывало заменили на что-то синтетическое и шуршащее с яркими цветами, Андерс тоже возмутился, и они вместе сложили покрывало и постелили свое белое.

Что оказалось очень плохой идеей.

Урсула ничего не сказала. Но начала медленно, но верно наказывать их, убирая все хуже и хуже. Спустя несколько недель они с помощью деликатных записочек попытались напомнить ей, сколько пыли под кроватью и что холодильник надо мыть и с внутренней стороны. Но чисто не становилось. Пока они не прогнулись и не постелили цветастое покрывало, которое било их током, как только они до него дотрагивались. Сейчас она привыкла и к нему, и к садовому гному, которого получила, когда ей исполнилось…

Малин вдруг поразила одна мысль, такая же неожиданная, как и тот факт, что она забеременела близнецами всего лишь спустя несколько недель после того, как они решили оставить все попытки завести детей. Но теперь, когда она была беременна, это казалось совершенно естественным.

– Любимая, ты здесь?

– Да, но…

– Как мне поступить? Она ведь совсем расстроится, если я их сниму.

– Андерс, я не знаю. Но я должна заканчивать. В любую минуту придет врач, и мне надо успеть в туалет.

– Но подожди, ты думаешь, она рассердится, если я…

– Потом поговорим подольше. Пока. Люблю тебя. – Она закончила разговор, откинулась в постели и закрыла глаза, пытаясь как можно быстрее снова сосредоточиться.

Малин была совсем не уверена. Но, без сомнения, многое говорило о том, что это кто-то из уборщиц. У них не только был доступ к ключам и кодам. Они к тому же оставались на месте, когда остальные сотрудники уходили домой. И если их присылала сторонняя клининговая фирма, их считали «своими», хотя они не числились в штате посольства.

Существовал только один способ узнать, как все обстояло на самом деле.





86




Дуня вздрогнула и поняла, что, наверное, спала. Она сидела пристегнутая, а вокруг нее все тряслось. Она не понимала ни где находится, ни как она сюда попала.

– Мы прибыли в аэропорт Стокгольма Арланда. Прошу вас оставить пристегнутыми ремни безопасности до полной остановки самолета и пока не погаснет световое табло, – сообщил голос в громкоговорителе.

Точно, вспомнила она, когда самолет затормозил. Мерзкий рот Слейзнера на ее губах. Хеск, предложивший заявить в полицию, рискуя всей своей карьерой. И это человек, который никогда не смел и слова сказать поперек. Может быть, таким образом он просил прощения. И она сама, которая покачала головой и попросила его вызвать такси. Ей хотелось как можно быстрее уйти, и она притворилась, что этого никогда не было. Что ничего не произошло.

– Улица Блогордсгаде, 4, — сказала Дуня водителю. Но поравнявшись с неоновым термометром на Ратушной площади, который показывал минус пять, из-за чего реклама пива «Карслберг» над ним казалась совершенно неуместной, она поняла, что меньше всего хочет попасть на свою улицу. Зачем лежать одной и обнимать саму себя? Уж если кому и обнимать ее после всего произошедшего, так это Карстену. Тоска по нему навалилась на Дуню с такой силой, что у нее не оставалось выбора, кроме как полететь в Стокгольм.


Водитель только покачал головой, но согласился сделать запрещенный разворот у гостиницы «Александра» и повез ее в Каструп. Ей повезло – она купила билет на самолет, вылетавший через пятнадцать минут. Она прошла контроль безопасности и к тому же успела заказать в устричном баре бокал белого, и ее настроение улучшилось.

А когда Дуня вышла из вращающихся дверей и к своему удивлению почувствовала, что здесь совсем не так промозгло и холодно, как в Копенгагене, инцидента со Слейзнером будто никогда и не было. Она посмеялась над своей затеей. Как же Карстен удивится! Она, которая всегда стремилась все контролировать и быть во всеоружии, теперь находилась в диаметрально противоположном положении.

Из вещей у нее были только кошелек, слишком короткое красное платье и зимнее пальто. К счастью, у нее хватило здравого смысла пойти на рождественский вечер в сапогах, а туфли на каблуках нести в пакете. Иначе ей бы пришлось передвигаться на инвалидном кресле, так у нее болели ноги.

Она рукой остановила такси и, стараясь как можно четче говорить по-шведски, попросила водителя отвезти ее в гостиницу «Кларион» у Сканстуля. Дуня впервые была в Стокгольме, и пока что ей не очень нравилось. Она успела увидеть лишь сложное нагромождение дорог и бетонных виадуков.

И только после длинного туннеля репутация Стокгольма как одного из самых красивых городов мира перестала казаться ей такой уж ошибочной. Внезапно перед ней предстал прекрасный вид, и над замерзшей водой она увидела свет множества зажженных окон. Благодаря ли большому открытому пространству с засыпанным снегом льдом, беззвездному небу, освещенному мосту вдалеке или возвышенностям района Сёдермальм с его крутыми скалами, усеянными домами, сказать сложно, но это действительно было потрясающе красиво.

Через секунду Дуня вернулась в бетонный ад, который всю дорогу до гостиницы упрямо портил открывающийся перед ней вид.

– Простите, как, вы сказали, его зовут? – спросил молодой человек с тонкими усиками за стойкой регистрации, хотя Дуня уже повторила два раза.

– Карстен Ремер, – произнесла она как можно медленнее. – Может, я лучше напишу?

– Нет, не надо, – ответил мужчина и улыбнулся в знак того, что он совсем не против оторваться от своей книги, пока его пальцы стучат по клавишам.

Дуня не могла понять, почему так сложно узнать номер комнаты. Наверное, решила она, это равноценно хакерской атаке на суперсекретный сервер. Через несколько минут ресепшионист поднял глаза от экрана и прижал пальцы к усам.

– Насколько я вижу, номер забронирован только на него.

– Да, но я его невеста, а поскольку это сюрприз, он понятия не имеет, что я здесь.

– К сожалению, я не могу давать ключи от номера кому попало.

– Я хорошо это понимаю. Но я не кто попало. Как я уже сказала, я его невеста.

– Простите, я вас не понимаю, – перешел на английский ресепшионист.

– Я его невеста, и это сюрприз. Поэтому номер забронирован только на одного человека, – на английском продолжила диалог Дуня.

Мужчина кивнул, хотя улыбка давно исчезла.

– Извините, но я не могу…

– Послушайте. Если вы о деньгах, то я без проблем заплачу еще за одного человека. Если вы дадите мне этот гребаный ключ. – Она протянула ему свою кредитку и посмотрела на него так настойчиво, что ему ничего не оставалось, кроме как сдаться.

Номер находился на пятом этаже, и в лифте она поправила волосы и освежила губы помадой. Прямо перед тем, как вставить ключ в замок, заставила себя надеть каблуки, несмотря на боль в ногах.

Она придержала дверь, чтобы та не хлопнула, и по темному коридору пошла к комнате. Комната была больше, чем предполагала Дуня, но там не было ни кровати, ни Карстена. Зато она услышала его отдаленное бормотание и звук телефонной трубки, которую положили на рычаг. И чтобы у него не возникло никаких подозрений, она быстро вошла в комнату и развела руками.

– Тадам!

Дуня не знала, какой реакции ждала. По крайней мере, большей. В кровати полулежал Карстен с обнаженным торсом и пристально смотрел на нее с таким видом, будто его только что уволили. Она не знала, как это понимать. Он страшно удивился или просто пришел в ужас?

– Привет. Это я, Дуня. Ты что, не рад? – она помахала ему рукой, и только тогда он расплылся в улыбке. Как по заказу.

– Прости, любимая. Я… Я просто не ожидал, что ты…

– Приеду в Стокгольм. Теперь нас двое. – Она сбросила с ног туфли. – Ты ведь не против, если я время от времени буду прыгать на тебя в постели? – Она подползла к нему на четвереньках и потянулась вперед, чтобы поцеловать его.

– Но подожди… – Карстен остановил ее. – Я не понимаю. Что произошло? Разве ты не идешь сегодня на рождественский вечер?

– Да, но ты знаешь, как бывает. После всего, что случилось, мне меньше всего хотелось туда идти, и я села на самолет и прилетела к тебе.

– О’кей, но… – Карстен почесал затылок, обвел комнату взглядом и только потом снова посмотрел ей в глаза. – Я хочу сказать… Как ты себя чувствуешь? Мы даже не успели поговорить. Я только… Наверное, это было ужасно.

Дуня кивнула. У нее не было сил ни говорить, ни отвечать на его вопросы, и она прервала его поцелуем.

В начале их отношений это могло продолжаться до бесконечности. Когда они были влюблены. Словно он никогда не кончится.

Поцелуй.

Их губы могли составить бесконечное количество комбинаций, каждая из которых была маленьким откровением. Их языки никак не могли насладиться друг другом, и он страшно нравился ей на вкус, не говоря уже о его теплом влажном дыхании. Они теряли себя и почти тонули друг в друге, и она почему-то считала, что так будет всегда.

Но через полгода с небольшим Карстен стал закрывать глаза. Она хотела было спросить его почему, но решила сделать вид, что все в порядке, и надеялась, что скоро он снова станет их открывать. Поцелуи стали короче, а его язык, похоже, устал играть с ее языком. Через какое-то время Дуня собралась с духом и спросила, что не так. Может, она плохо пахнет? До сих пор она помнит, как он только покачал головой и ввел свой язык в ее рот. С того раза она сама стала закрывать глаза, и еще через несколько недель они вообще перестали это делать.

Сейчас они снова целуются, и он даже смотрит на нее. И все равно что-то не так. Что-то… Она не могла определить точно. Может быть, блуждающий взгляд, словно он хочет смотреть мимо. Или язык двигался недостаточно энергично.

Дуня прервала поцелуй.

– В чем дело? – спросил он. – У меня пахнет изо рта?

– Нет, мне просто надо… Знаешь, дорога и все такое. – Она задом сползла с кровати. – Скоро приду.