Девятый ангел

– А что я должен видеть?

– Листья…

– Листья?..

– Сухие листья, как там, в овраге. Видишь?

– Нет.

– Я тоже не вижу, а они тут были. И девушка…

Он тяжело вздохнул, резко встал на ноги, подхватил Юлю за подмышки, как маленькую, потянул вверх.

– Пойдем. Нужно поговорить.

Говорили на кухне. Кухня казалась самым нормальным и самым безопасным местом в этом страшном доме.

– Куришь? – Макс положил на стол пачку сигарет.

Вообще-то, Юля не курила, но сейчас вот… захотелось. Только руки дрожали так сильно, что никак не получалось прикурить. Макс прикурил сам, сразу две сигареты: одну себе, вторую ей.

– Что ты видела? – спросил, усаживаясь напротив. – Кроме листьев, которых нет? Что за девушка?

– С крыльями. С проволочными крыльями, как у тех… в овраге. – Макс казался таким же сумасшедшим, как и она сама. Ему можно рассказать правду. Вдвоем слетать с катушек не так страшно.

– Как она выглядела, эта девушка? – Он подался вперед, едва не выронил сигарету.

– Я не знаю. Я видела только крылья и руки. Она была там, на чердаке. Она пыталась спуститься ко мне, а я испугалась.

– Испугалась, и что?..

– И закрыла глаза.

– И не посмотрела? Не попыталась с ней поговорить?! – Он вдруг рубанул кулаком по столу. Юля вздрогнула.

– С галлюцинацией? – спросила шепотом. – Ты привез меня в этот чертов город, бросил одну в этом чертовом доме и сейчас спрашиваешь, почему я такая необщительная? Почему не пожелала поболтать?!

– С кем? Ну, скажи, с кем ты не пожелала поговорить?

– С призраком…

Ничего такого она сказать не хотела, потому что призраки – это еще страшнее, чем шизофрения. Но вот как-то так получилось. Она сказала, а Макс не удивился. Он погасил недокуренную сигарету, крепко, до боли, сжал Юлину руку, сказал с мольбой в голосе:

– Я прошу тебя, малая, я очень тебя прошу! Если она придет к тебе в следующий раз, открой глаза, спроси, что она хочет. Спроси, где она…

– Она в морге, Макс. – Ей вдруг стало его жалко. Еще больше жалко, чем саму себя. – Это та девочка, которую я нашла в овраге. Понимаешь? Ко мне приходила мертвая девочка. Но мы ведь понимаем, что такое невозможно. Нет никаких призраков, есть галлюцинации. Так что мне спросить у галлюцинации в следующий раз, до того, как я сама умру от разрыва сердца?

– Я бы сам… – Он больше не сжимал, он гладил ее руку. Рассеянно и неспешно, как гладят подвернувшуюся под ладонь кошку. – Честное слово, я пытался! Думаешь, мне хотелось втягивать во все это тебя?

– Во что втягивать?

– Если бы у меня получилось, тебе не пришлось бы переживать вот это все. – Он ее не слышал, ее несчастный сумасшедший дядюшка Макс. – Но генетическую программу не сломать. Или что там отвечает за вот это все?! – Он обвел растерянным взглядом кухню. – Я с детства ничего не чувствовал и не видел. Линка, твоя мама, видела, а я – ни хрена! Сказать по правде, я вообще считал, что она чокнутая, как наша бабка. А потом она сбежала. Представляешь? Оставила меня, девятилетнего пацана, в этом доме одного. Если бы старуха не окочурилась, я бы, наверное, сошел с ума еще тогда, в детстве. Я как в паутине здесь барахтался. Но она окочурилась, а меня отдали в детдом.

– Какая старуха?

– Моя бабка. Когда Линка сбежала, она очень разозлилась. Да что там разозлилась?! Она в ярость пришла. Тут такое творилось. Тут мебель летала сама по себе…

– И свет сам по себе включался-выключался…

– И свет. – Он посмотрел на нее требовательно. – Уже было такое?

– Сегодня. – Что это? Коллективная семейная галлюцинация?

Макс удовлетворенно кивнул.

– Я тогда счастлив был, что меня забрали. Веришь, в детском доме мне было зашибись! Там мебель не летала. – Он горько усмехнулся. – Кто ж думал, что придет время и я захочу вот это все! – Он снова обвел взглядом кухню. – Захочу взять. Вот только проблемка, малая! Фишки эти передаются исключительно по женской линии. От самой старшей к самой младшей. Линка была самой младшей, но не захотела такого-то счастья, сбежала. Она сбежала, а старуха умерла. А потом и Линка умерла. Мне когда сообщили, я даже не удивился, она с детства тяжело все это переносила, отвергала. А я обижен на нее был. Тоже с детства. За то, что сбежала, бросила меня здесь одного, не позвонила, не навестила. И тебя бы я не забрал, малая, ты уж не обессудь. – Макс встал, вытащил из шкафчика початую бутылку виски, плеснул себе на дно бокала, выпил одним махом. – На тебя моя обида автоматом перешла.

– Зачем тогда опекунство оформил? – А вот ей не было обидно. Как можно обижаться на чужого человека?

– Зачем? – Он глянул на нее сквозь граненое стекло бокала. – А затем, что ты теперь самая младшая, и все эти гены, вся эта хрень теперь в тебе бурлить должна.

– Какая хрень?

– Ведьмовская! – рявкнул и опустевший бокал швырнул в стену.


Значит, не просто шизофреник. Значит, буйный…

– Ты думаешь, мебель тут просто так летала? И шаги? И голоса?! Это все оттого, что прабабка твоя была натуральной ведьмой. И это не образное выражение, даже не надейся! Дыру в потолке видела?

– Трудно не заметить.

– Умирала она тяжело. Как слегла, так жить в доме стало совсем невыносимо, ходуном ходил дом. Я этого уже не видел, меня к тому времени в детдом определили. Это мне потом соседи рассказывали. Не передала свои способности Линке, вот и мучилась. Чтобы ушла наконец, разобрали и потолок, и крышу. Дом с этой дыркой в башке потом еще лет пятнадцать стоял. Удивительно, что не сжег его никто. Побоялись, наверное.

С дыркой в башке… Выходит, не ей одной почудилась трепанация. Максу вот тоже почудилась.

– А я теперь типа преемница? – Разговор этот был настолько дикий, что и реагировать на него серьезно у Юли не получалось.

– Типа того.

– И я типа будущая ведьма? Ну, чисто гипотетически?

– Чисто гипотетически.

– А тут мои гены должны проснуться на радость всем оставшимся в живых родственникам?

– На радость мне. Ты пойми, малая, я бы сам, но это только по женской линии…

– Я бы поняла, да вот загвоздка. Прервалась преемственность поколений. Нету прабабки. – Она бы заорала, если бы не сорванные голосовые связки. Оставалось только шипеть. И молиться, чтобы поскорее наступил рассвет. На рассвете можно свалить из этого дурдома куда подальше, пусть бы даже и в приют!

– Но ведь ты их видишь! – Макс достал новый бокал, снова плеснул себе вискаря. Шизофреник и алкоголик. А мама была наркоманкой…

– Кого?

– Мертвецов. Столько лет никто ту яму не находил, а ты первый день в городе и уже нашла!

– Случайно нашла!

– Не случайно. Они тебя позвали.

– Бред!

– А потом одна из них сама к тебе пришла, вот только ты, дура такая, глаза закрыла…

– Сам дурак!

– Дурак. – Макс согласно кивнул. – И виноват перед тобой, малая, за то, что оставил тебя тут на ночь одну. Но я же не знал… Я же думал, что и она там, в овраге. Я чуть с ума не сошел…

Юля знала и верила. Такое отчаяние симулировать невозможно.

– Но ее ведь там нет. – Ей бы вещички паковать, а она сидит тут, мать Терезу из себя строит.

– Нет. – Он посмотрел на нее красными, воспаленными от усталости глазами. – В овраге нет. Да вот только и рядом со мной ее тоже нет. Уже скоро год, как она исчезла.

– Может, сбежала? – Нет, не получится из нее мать Тереза. Вон как Макс побледнел.

– В полиции мне тоже так сказали. Может, надоел я ей. Может, разлюбила. Может, вообще с новым любовником куда свинтила. Так мне сказали. Да только она не такая! Понимаешь ты это или нет?! Мы любили друг друга!

Эхо подхватило его отчаянный крик, понесло сквозь пролом в потолке на чердак, там и задушило.

– Я искал ее. У меня друзья айтишники. Помогали. Не может такого быть, чтобы человек не оставил никаких следов, даже электронных. А она не оставила. Вот просто ушла на работу и не вернулась… И тогда я вспомнил…

– Про любимую бабушку.

– В доме поселился. – Он ее не слышал, ему было важно выговориться. – Ремонт начал делать. Крышу перекрыл. Стены простукивал. Искал книги, записи хоть какие-нибудь. Думал, смогу сам попробовать. Ну, разбудить в себе эту вашу силу. Да только ни хрена. А потом Лина умерла, а ты объявилась на горизонте.

– И ты решил, что у меня получится то, что не получилось у тебя?

– Хотя бы попробуй. – Макс смотрел на нее с мольбой. – Просто когда в следующий раз кто-нибудь из них к тебе придет, открой глаза, посмотри, выслушай. Вдруг они тебе что-нибудь про нее расскажут, а?

А за окнами уже загорался рассвет, подсвечивал черноту робким розовым.

– Извини. – Юля встала из-за стола. – Но это без меня. Нет у меня никаких сверхспособностей. У меня отягощенный психиатрический анамнез. У тебя, наверное, тоже. Я уеду, Макс. Я здесь, знаешь, тоже как в паутине. А хочешь совет? Ты вот это все еще раз в полиции расскажи. Теперь они тебе должны поверить, после всего того, что тут случилось.

– Ты такая же… – Макс говорил тихо, сдержанно, но в сдержанности этой чудилась такая ярость, такое отчаяние, что Юле стало страшно. А пожалуй, и не стоит дожидаться, когда рассветет окончательно. – Послушай, у меня есть деньги! Я хорошо зарабатываю! Ну, хочешь, я тебе заплачу?! Не нужен тебе этот дом?! Не вопрос! У меня есть свой собственный, кирпичный, двухэтажный. Давай завтра же пойдем к нотариусу, я его на тебя оформлю, а?! Ну помоги ты мне, малая! Хоть ты мне помоги!

– Да я не знаю, как тебе помочь! – И рассвета дожидаться не стоит, и вещи собирать! Бежать нужно отсюда как можно дальше. Вот прямо сейчас!

И она побежала. Схватила со стула свой рюкзак с документами и деньгами и помчалась через гулкий темный холл к запертой входной двери. Позади загрохотало. Макс ломился следом, круша по пути мебель. Успеть бы!