Девятый

А то я не догадался…

— Глянем, что там: может, найдется поудобнее дорога и брод. А то здесь придется до полудня прорубать дорогу — телеги не пройдут.

Объезжая мелкие озерца, которых здесь оказалось немало, добрались до руин. Не так давно в этом месте располагался городок. Невысокий вал зарос колючим кустарником, от частокола на нем осталась лишь линия кочек и бугров; на месте деревянных построек зеленели курганы, затянутые сочной травой. Зато каменные сооружения частично уцелели: толстая башня, сложенная из массивных известняковых блоков, стены сложного здания, по архитектуре напоминавшего храм иридиан, два очень длинных дома — будто здесь стрелковые тиры располагались.

Я подъехал к башне, спешился, зашел в дверной проем. Внутри лишь обломки обрушившихся перекрытий и ласточки, с чириканьем маневрирующие вокруг многочисленных гнезд.

Выбравшись, увидел, как Ктор указывает на длинные здания:

— Казармы бывшие — в королевстве и сейчас любят такие строить: ничем не отличаются. Крыши провалились, а стены до сих пор стоят.

— Хороший был городок — с каменными домами и башней. Стены вон какие крепкие.

— Да не помогло им это — убежали все или под поганью остались. Можно пошарить по округе — вдруг старое убежище найдем? Там, бывает, кое-что остается хорошее… слышал про такое дело. Или просто тут покопаться — если народ здешний не смог уйти, то добро может найтись.

— Ага… для тебя оставили. Пойдем к реке — проверим, что там насчет переправы.

Река здесь была столь же мелкой, хотя и пошире. Вода бурлила меж огромных камней, оставшихся от опор давно разрушившегося моста. Пойменного леса нет вообще — только чахлые кустики, которых телеги даже не заметят.

Повеселев, я приказал Ктору:

— Пошли бойцов к обозу: пусть сюда его проведут — хорошее место для переправы. А сами дальше проедем — глянем, можно ли по этой равнине нормально пройти. Вдруг болота дальше начнутся — не нравится мне эта пустошь.

— Не похоже: почва — песок сплошной, низин серьезных не видно, и растений болотных мало, лишь местами. Но глянуть надо, тут вы, сэр страж, правы.

Два воина направились к реке, оставшиеся поплелись за мной, в сторону темнеющего на горизонте леса. Едва отъехав от руин, наткнулись на поляну, усеянную странными плоскими камнями. Присмотревшись, различил на одном буквы местного алфавита.

Ктор присвистнул:

— Кладбище! Самое настоящее, из древних! Похоже, городок этот старый совсем, раз здесь так хоронили. Видите, как лежат: явно над отдельными могилами. Сейчас всех сжигают в одном месте, и камни, кому надо, приносят к нему, один к одному укладывая. А тут не так все… До погани, говорят, всех в землю зарывали, даже голову не отделяя от тела. Теперь так только некоторые еретики поступают, да и то нечасто. Если, конечно, живешь в спокойном краю, то можно и так, но только кто знает, будет ли спокойно завтра. Все ведь быстро может поменяться…

— Большое кладбище… — заметил я.

— Видать, городок военный — по казармам заметно. В них юнцы теснились, в избах ветераны и старшины, в башне генерал сидел. Вояки королевские и сейчас помирать любят по разному поводу, а хоронить их должны были как положено, вот и не жалели для такого дела тесаного камня. Интересно: где они на этой плоскотине столько его наломали?

Меня сейчас геологические загадки вообще не интересовали — остановился у каменного столбика с острой верхушкой. Примерно по пояс человеку, торчит из земли строго вертикально.

— Дорожная веха, — любезно пояснил Ктор.

— Толку от старой дороги нет — все позарастать должно, — заметил я.

— Это точно, только столбики и остались.

Дальше поехали молча, больше ничего достойного внимания не попадалось.

Интересно, сколько лет прошло с тех пор, как люди оставили эту землю? Понятия не имею — Здравствуйте и компания не научили меня определять подобное по степени разрушения деревянных и каменных построек, решили, что без такого знания можно обойтись. Доводилось мне видеть деревни, брошенные двадцать-тридцать лет назад. Там стены изб стояли будто новенькие, хотя с крышами бывали проблемы. Но, возможно, повреждало их не время, а человек — срывали доски и рубероид для своих нужд. Здесь от стен и следов не осталось — древесина сгнила. Сто лет? Больше? Не знаю… В любом случае достаточно много, чтобы догадаться: погань в этом мире далеко не вчера появилась, но не так уж и давно.

Под размышления время тянулось быстро, вскоре далекий лес начал демонстрировать подробности. Сосняк — это хорошо. Не такой величественный, как тот, по которому сейчас плетется обоз, но на вид проходимый. Да и чего ему не быть проходимым — здешние сосны на болотах не растут, а если деревья высокие и старые, то расстояние между ними во многих местах достаточное для прохода узкой повозки. Не помню, как с этим на Земле обстояло, но здесь подобным лесам можно смело доверять.

Ктор, будто читая мои мысли, несмело предложил:

— Сэр страж, может, к переправе вернемся? Сосняк хороший, тянется, наверное, далеко, обоз можно без боязни сюда вести. А дальше одним отходить опасно — мало ли… Арисат не велел отрываться.

— Ладно, возвращаемся. Как раз полежу на песочке — что-то не выспался.

— Во, отдохнете! А мы с ребятами пошарим по развалинам, вдруг чего найдем.

Вот же клептоман-кладоискатель…

На реке оказалось все так же тихо и спокойно. Рыбки плещутся, птички чирикают, солнышко поднялось, хорошо прогрев песочек. Благодать — люблю валяться на теплом пляже.

Увы, не успев даже толком задремать, вынужден был перебраться в тенек под старой ивой: кольчуга, нагреваясь от солнечных лучей, грозила превратить меня в запеченный мясной пирожок с железной корочкой. Здесь уже ничто не мешало и, положив голову на седло, разрешил себе отключиться.

Стреноженная лошадь жует травку возле развалин. Там же бродят «золотоискатели», топорами и палками копаясь в мусоре: несметные сокровища ищут. На случай внезапного появления врага или хищника имеется Зеленый, усевшись на край седла, он одним глазом дремлет, другим — несет службу.

Можно смело расслабиться…





* * *



Опять лошади — это, видимо, заговор с их стороны. Картины детства перемежаются зрелищами конных забегов или баталий. Скачу по лугу, преследуя улепетывающего зайца. Замахиваюсь кистенем, и тут же, будто программу на телике переключили, вижу перед собой накатывающуюся лавину синемундирной кавалерии. Солнце отблескивает на лезвиях сотен палашей и сабель, но перед самой сшибкой внезапно обнаруживаю себя маленьким ребенком, тянущимся к праздничному столу за кружкой: роста не хватает, а взрослые игнорируют.

Самое интересное, что прекрасно понимаю — это всего лишь сон. Но при этом не могу на него влиять, будто кино смотрю от лица актеров. Кадры увековечены, изменения сюжета недопустимы. Так что помчаться на коне к красивым барышням у меня не получится.

И мыслю вполне здраво, будто бодрствую. Начинаю догадываться, что не сон это, а какое-то странное состояние сознания, то-то я после ночных скачек чувствовал себя словно лимон выжатый. Что со мной происходит? Очевидно, последствия переноса в чужое тело — раньше ничего подобного за собой не наблюдал. Некоторые мелкие проблемы со зрением и координацией движений меня покинули еще в первые дни после переноса, и я решил, что прижился здесь окончательно.

Похоже, поторопился с выводами…

Просыпается банк памяти, оставшейся от прежнего хозяина? Вряд ли, в одном из эпизодов видел что-то вроде флага с дореволюционными надписями — буква «ять» хорошо различалась. В другом фигурировали всадники в буденновках, при звездах — сомневаюсь, что у прежнего владельца этого тела случались встречи с красной кавалерией.

Тогда что это? Шиза пришла? Не удивлюсь: перенос сознания, для нее очень благодатная почва.

А если отбросить подозрение в психзаболевании? Что я имею? Имею визуальный ряд картин прошлого — воспоминания маленьких детей (похоже, разных) и взрослых дядек, скачущих на лошадях. Память предков проснулась? А раньше почему не просыпалась? Ну… раньше, к примеру, я не умирал и не переносился в тело жителя другого мира. Ни один специалист не скажет, что после такого может начаться. Тот же Ваня честно предупреждал, что не исключен коллапс личности или, наоборот, раскрытие новых возможностей.

Коллапса пока не наблюдаю, как и новых возможностей. Толку от этих картинок ноль, скорее даже вред: я из-за них не выспался ночью.

И сейчас спать не дают…

Стоп. Раз я чувствую физическую усталость после них, значит, что? Возможно, тело выполняет какую-то работу. Нет, не коней таскает: допустим, мышцы напрягаются, повторяя усилия человека, чьи воспоминания я вижу. Можно ли груз этих чужих воспоминаний сделать своим? Научиться фехтовать тяжелым мечом, как далекий пращур, или стрелять из лука? Было бы полезно, особенно если среди предков затесался Робин Гуд…

Сон! Приказываю немедленно перенести меня в тело лучника! Программа не сменилась — опять кони да кони. Хоть бы конного стрелка дали так нет же…

Не было в роду лучников? Может, итак… Сон! Приказываю перенести меня в тело великого мечника!

Опять лошади…

Получается, что мои предки из лука не стреляли и мечом не махали? Ага, так я и поверил. Двое родителей, четверо бабушек и дедушек, восьмеро прабабушек и прадедушек, шестнадцатеро прапрадедушек и прапрабабушек… и так далее. Чем дальше от меня, тем больше — не верю, что все они страдали пацифизмом. Я вот вроде человек мирный, но драки никогда не пугался — гены сказываются.

Тогда что получается? А не знаю я, что получается. Перенос сознания штука тонкая, будем считать, что активизировалась память предков или я подключился к какому-нибудь информационному банку ноосферы, причем избирательно: лишь лошади и детские картинки доступны.

Ну и ладно, раз так, попробую покататься по-настоящему, а не тихим шагом, как с обозом. Раз уж все так реально, то, может, хоть джигитовке поучусь, надеюсь, после пробуждения навык сохранится. Точнее, не сохранится — вспомню то, что уже знал, пусть и опосредованно: не зря ведь, наверное, мозоли не натираются седалищные.

И я покатался.





* * *


В детстве я был не слишком сильным ребенком — быстро вытянулся вверх, а вот вширь разросся далеко не сразу. Выглядел будто шнурок ходячий, за что, из-за парадоксов подростковой логики заработал кличку Толстый. Каждый уважающий себя школьный хулиган считал своим долгом затеять со мной драку, чтобы потом похваляться перед одноклеточными дружками великим свершением: избил пацана на голову выше.

Естественно, мне это не сильно нравилось, и я решил покончить с проблемой трудным, но правильным методом — научиться давать сдачи. О боксе тогда еще не задумывался — продукция мирового кинематографа буквально вынуждала остановить выбор на восточных единоборствах.

Я так и сделал.

Задним умом понимаю, что «сэнсэй» мне попался далеко не первосортный, но тогда этого знать не мог, он мне казался Чаком Норрисом. Уже на первом занятии я увидел, как ловко машут ногами старшие ученики. Ноги у меня были длинные — воображение тут же нарисовало картину, как одним взмахом я отправляю в нирвану сразу всех своих обидчиков.

Картинка понравилась.

На все том же первом занятии я выведал, что для успешной работы ногами надо иметь растянутые связки и гибкие суставы. Собственно, все полтора часа «сэнсэй» учил нас разминаться и растягиваться, так и не показав секретных приемов мордобоя. И еще я узнал, что растяжка — долгий процесс: за один день садиться на поперечный шпагат не научишься.

Ситуация с хулиганскими домогательствами не терпела отсрочек, и я решил форсировать события.

Две тренировки в неделю слишком мало, уже на следующий день я приступил к растягиванию сразу всего, что только можно. Разминкой пренебрег — нельзя терять драгоценное время. Часа два терпеливо, глотая слезы, выворачивал суставы и сухожилия. На шпагате чокнулся — пытался выполнить его за день. И чем больше старался, тем ниже удавалось сесть пусть на сантиметр или даже миллиметр: так мне казалось. Связки и хрящи подчинялись диктату — я на глазах становился резиновым!

Следующий день стал днем великой кары…

Болело абсолютно все, каждая косточка, каждая жилка, каждый сустав. Ходить я мог с трудом, и только в очень странной позе, будто всадник, оставшийся без лошади, но сохранивший положение «в седле». Унитаз превратился в электрический стул, а спускаться по лестнице получалось лишь боком.

Мне было невероятно хреново, лишь веки, наверное, не болели.

А вот сейчас болели даже они, даже поднять не рискую…

Все тело превратилось в сгусток боли и немощи. Ломота такая, будто с дыбы сняли: суставы огнем горят, а оголенные жилы какие-то садисты обливают концентрированной кислотой.

Похоже, я во сне не катался на лошадях, а лишь падал с их спин, причем всегда на острые камни…

Что за звук? Куры квохчут под ухом? Скрип какой-то, конь всхрапнул вроде… Да еще и в спину что-то подталкивает. Похоже, я лежу на телеге, которая куда-то движется. Как я здесь очутился? Без понятия — последнее, что четко помню: лег под ивой подремать.

Круто подремал…

Может, демы подкрались и, обманув бдительность попугая, оглушили меня, после чего тяжелыми ботинками пересчитали все ребра? А теперь тащат к жертвенному алтарю или куда положено тащить таких ротозеев, как я?