Дикарь королевских кровей. Леди-секретарь

От меня!

Как мальчишка от гувернёра!

Наскоро слепленное заклинание памяти продемонстрировало, как размытый, сотканный из волшебного тумана силуэт принца выплывает из ванной, вытирает полотенцем волосы, быстро одевается и самым хулиганским образом перемахивает через подоконник. С ясновидением у меня всегда выходило не очень, что, с одной стороны, было скверно, ведь проследить я могла только очень небольшой промежуток времени и схематично, без деталей, а с другой – хорошо, потому что не пришлось созерцать раздетого Джервальта в натуральном виде.

Убедившись, что на клумбе внизу не валяется лепёшка из наследника престола (всё-таки третий этаж), я растерянно плюхнулась на краешек кровати – больше просто некуда было – и задумалась.

Чувствовала себя странно – как нянька, у которой ребёнок из колыбельки выпал и куда-то уполз.

Джер, конечно, был чуть посамостоятельнее и посообразительнее младенца, но сам факт побега намекал на некие неподобающие кронпринцу планы. Иначе зачем таким вот образом покидать свои покои?

От мысли, что мог счесть неподобающим дикарь, не постеснявшийся устроить во дворце бордель на выезде, мне стало по-настоящему дурно.

Ведь что бы ни устроил Джервальт, ответственность возложат и на меня. Так позорно не справиться работой в первый же день я никак не могла себе позволить. Принца следовало немедленно найти и проконтролировать.

Но как?

Бегать по дворцу и расспрашивать, не видел ли кто-то его высочество?

Ни за что!

Ждать и надеяться, что всё обойдётся?

Сомнительная идея.

И раз уж ни один приличный, одобренный законом способ не подходил, был смысл обратиться к не совсем приличному и совсем не законному.

На прикроватных тумбах ничего подходящего не нашлось, и я заглянула в ванную. Увы, и там меня постигла неудача. Ни перстня, ни хронометра, ни даже расчёски! Вернее, последняя была, но личной вещью не ощущалась. Пришлось, отбросив брезгливость, подобрать полотенце, которым Джервальт сушил голову, и снять с него волос – длинный, почти как девичий.

С этим сомнительным трофеем я поспешила обратно в гостиную – если уж применять запрещённое колдовство, то на собственной территории. Впопыхах даже забыла найти на портрете запирающий механизм. Впрочем, закрыть картину я всё равно пока не могла – пришлось бы выбираться из покоев через дверь. Да и мало ли когда ещё понадобится пробраться в стан врага.

Со своей стороны я сдвинуть рычажок не забыла и понадеялась, что этого хватит.

Заодно проверила, заперта ли дверь в мои апартаменты, и обновила сеть на входе в спальню. Затем свернула ковёр, установила рассеивающий купол и только после этого полезла в шкаф за инструментами.

Пентаграмму вычертила быстро, свечи по углам зажгла ещё быстрее – торопилась, пока не утрачена решимость.

В принципе, затеянное мною колдовство ничего особенного собой не представляло. Вернее, не представляло бы, если бы не было направлено на кронпринца.

Создавать поисковики, нацеленные на особ королевской крови, было категорически запрещено. Кстати говоря, на мою семью запрет тоже распространялся – ведь прадедушка был младшим братом Эрилара второго. Но если для наложения чар на герцога Граньонского, его супругу или детей было достаточно разрешения Совета Магов, то в случае с Джервальтом требовался письменный указ короля.

И, разумеется, я совсем не собиралась за ним обращаться!

Было страшно. Вот только… продемонстрировать всем – и отцу, и наставнику, и Совету, и придворным свою несостоятельность, неспособность справиться с порученной работой – ещё страшнее.

Так что я стиснула зубы и проткнула указательный палец ритуальным кинжалом. Три капли послушно шлёпнулись на серебряное блюдо и зашипели, смешавшись с пыльцой фей. На самом деле это была никакая не пыльца, тем более не фей, которых никто не видел лет триста, а сложный алхимический состав, стоивший баснословных денег, но мерцала эта дорогущая пыль, будто её действительно соскоблили с волшебных крыльев.

Дальнейшее было совсем не сложно – опустить в пузырящийся состав волос, дождаться, пока он поочерёдно окрасится во все цвета радуги и наконец станет совершенно прозрачным, а потом обернуть вокруг запястья и прикрыть изящным браслетиком.

Три минуты на очищение инструментов, оттирание пола и возвращение ковра на место. Ещё десять на заметание магических следов. И я была готова отправляться на поиски.



У созданного мною проводника было одно неоспоримое достоинство – почти полная незаметность. Чтобы обнаружить такой вот указатель, нужно точно знать, что он есть, и предполагать, из чего сделан. Так что риск попасться – теперь, когда сам ритуал уже проведён, – был минимален. Но и недостатков хватало.

И главный из них – болезненность. Стоило только мысленно активировать заклинание, как оно начинало жечь кожу – тем ощутимее, чем больше оказывалось расстояние до объекта поисков. Так что в моих интересах было не терять больше подопечного из виду.

Сейчас запястье жгло не слишком сильно, что говорило о том, что принц где-то неподалёку. Скорее всего, во дворце. От этого знания, с одной стороны, стало легче – ведь круг поисков сужался, а с другой – что мне теперь делать? В «горячо-холодно» с ним играть?

Нахмурившись, я застыла на пару секунд, а потом уверенно шагнула к двери и… тут же пошатнулась. Эризонт называл меня одной из лучших учениц, одним из самых одарённых и перспективных магов, но мой резерв, ввиду возраста и недостаточной практики, был ещё очень невелик, и вот результат.

Невольно вспомнился вчерашний обморок, но я не отступила. Подождав, когда приступ дурноты закончится, гордо продолжила путь. То есть в самом деле собиралась сыграть с подопечным в «горячо-холодно», потому что других вариантов не оставалось. Главное, чтобы придворные сплетники не догадались, с чем связана моя прогулка по дворцу.

Выйдя в коридор и продефилировав мимо того самого стражника, я неторопливо потопала дальше. Шла так, чтобы ни у кого даже мысли не возникло, будто кого-то ищу. А когда добралась до конца следующего коридора и хотела свернуть, замерла, потому что с лестницы донеслось:

– Так за что его всё-таки сослали?

Голос был женский и довольно писклявый. Вслед за ним прозвучал мужской:

– Да ладно? Только не говори, что не знаешь!

– Нет, я что-то слышала, – ответила невидимая мне девушка, – но всё равно не пойму.


Мужчина вздохнул настолько шумно, что даже я расслышала. И тут же принялся объяснять тоном знатока:

– Джервальт пробрался в здание Совета и попытался разбить Чашу Сил, но у него не получилось, а маги узнали и потребовали правосудия. Его высочество предстал перед Гласом, и тот решил, что принц должен отправиться в изгнание на десять лет. Ну а так как преступление было серьёзным, Глас велел Джервальту уйти не куда-нибудь, а в дикие земли, и тот, понятное дело, не посмел ослушаться.

Пауза, а за ней:

– Правда, есть подозрение, что про дикие земли маги сами выдумали. Что про них вещатель добавил лично от себя.

– О-о-о! – ответила девица, и я хотела сказать то же самое.

О-о-о! И добавить, каким дураком надо быть, чтобы верить в подобную чушь!

В смысле – сказанное невидимым мне мужчиной являлось чистой правдой, за исключением последнего. Вещатель не мог ничего добавить – это невозможно. То есть никак.

Глас действительно способен вершить правосудие, причём обратиться за таким правосудием вправе любой житель королевства. Однако ходят к Гласу редко – ведь он, в отличие от обычного судьи, видит действительно всё. Где сказал неправду, где подначил своего обидчика и прочее, прочее, прочее.

И логика у артефакта тоже подчас странная. Того же Джервальта следовало не просто изгнать, а ещё и титула лишить, и запретить наследовать трон, а Глас ограничился тем, что вытурил принца на десять лет.

Ещё один важный момент – если правосудие вершит наш всевидящий артефакт, то суд всегда публичный. В дни, когда происходят подобные слушания, в Великой Обители, где и хранится реликвия, яблоку негде упасть.

То есть суд над Джервальтом тоже был публичным, и пусть я сама там не присутствовала, но была осведомлена, как и все жители королевства. Кстати, ещё одна прелесть Гласа – никаких скрытых решений и никакой лжи.

Все знали и о преступлении его высочества и о назначенном наказании. Загвоздка вышла лишь со степенью виновности – нашлись те, кто решил, будто Джервальт вовсе не преступник, а наоборот, герой. Ведь он покусился на Чашу, которая… Скажем так, не будет Чаши, и Совету Магов придётся очень несладко – он перестанет быть настолько могущественным. И дураки верят, что это хорошо.

– Но разве вещатель может сказать что-то от себя? – выдернув из размышлений, спросила у собеседника девица.

– Конечно!

– А я слышала, что щупальца, – это слово девушка произнесла с явным содроганием, – которые идут от Гласа, проникают в тело вещателя и полностью лишают его разума и воли. Вещатель становится куклой, – тут девица дрогнула ещё раз, – марионеткой, которая лишь раскрывает рот.

Воображение подхватило эти слова, нарисовало картинку, и я поёжилась. А ещё отметила – невидимая мне девушка не так глупа, как её кавалер.

Всё верно, собственной воли у вещателя нет, он просто марионетка. Говорят, что в момент слияния с Гласом вещатель обладает всеми знаниями артефакта, однако после завершения контакта не помнит ничего.

– Ты не понимаешь! – не пожелал согласиться «знаток». – Когда вещателем является обычный маг, то всё именно так, как ты говоришь, зато, когда с Гласом соединяется один из сильнейших…

Мужчина замолчал. Не знаю почему. Может, хотел произвести впечатление на собеседницу?

Как бы там ни было, девица на удочку поймалась…

– И кто был вещателем в тот день? – спросила она.

– Магистр Эризонт, – почти шепотом ответил «знаток».

Я услышала и снова поёжилась – предыдущая воображаемая картинка совместилась с образом такого утончённого и красивого наставника, и получилось жутко. Теперь Эризонт сидел в кресле вещателя, а в его голову впивались колышущиеся щупальца-отростки артефакта. Брр…

Видение получилось настолько ярким, что к горлу подкатила тошнота, а я вышла из укрытия – то есть шагнула на лестничную площадку. Там обнаружились горничная и лакей, которые дружно побледнели и вздрогнули, но я парочку словно и не заметила. Прошла мимо, будто и не слышала ничего.

Один пролёт вниз, и… жжение в области запястья усилилось, подсказывая – направление неверное. Со вздохом я приподняла подол мантии и, развернувшись, потопала вверх. Вновь прошла мимо ошарашенной парочки болтунов и поняла, что жжение уменьшается. Отлично. Значит, Джервальт где-то наверху!



Почти безлюдное крыло, отведённое для проживания кронпринцу, сменилось парадной частью здания. Мне пришлось сначала остановиться, чтобы полюбоваться сотню раз виденной статуей, потом «увлечься» созерцанием вида из окна. Обернуться, будто бы меня кто окликнул – а всё для того, чтобы иметь возможность прислушаться к ощущениям, не привлекая излишнего внимания. Ведь застывшая на месте без всякой видимой причины магианна – да ещё и неоднократно застывшая – это отменный повод для сплетен и подозрений.

На меня и без того таращились абсолютно все. Да ещё и шептались, перемежая реплики смешками. То есть дворец был уже в курсе. Не сам дворец, разумеется, а его постоянные обитатели и гости. И естественно, в такой атмосфере расспрашивать, не видел ли кто его высочество, я не стала – не хватало ещё лично прикармливать это полчище хищников.

От нескольких знакомых, попытавшихся завести со мной беседу, отделалась коротким приветствием и притворно сожалеющим «Очень спешу!». Вот только притворным, к несчастью, было только сожаление, а не сама фраза.

С каждым преодолённым залом людей попадалось всё больше, и я уже не рисковала останавливаться. Хорошо ещё, что приноровилась улавливать указания поисковика за доли секунды, но резко сворачивать всё равно приходилось.

Если бы умела надолго становиться невидимкой без существенной потери сил, я бы побежала, но была вынуждена степенно вышагивать, изображая невозмутимость. И костеря про себя дикаря с его неудавшейся оргией – перерасход энергии на его девиц лишил меня возможности набросить полноценный отвод глаз, а не только на обувь, и миновать придворных незамеченной. И так уже лицо сводило от вежливой улыбки и шея болела от кивков.

Народу во дворце оказалось непривычно много. Как в день весеннего равноденствия, когда королева устраивала бал дебютанток. Сходства добавляли слишком пышные и яркие для утра наряды фрейлин и прочих дам – юных и не очень. На их пёстром фоне я в своей наглухо застёгнутой мантии напоминала ворону.

Взъерошенную и крайне злую ворону, нервно скачущую по птичнику в поисках вывалившегося из гнезда птенца и готовую заклевать холёных канареек и надменных павлинов, если те встанут у неё на пути.

Чем слабее жёг зачарованный волос, тем сильнее меня одолевали дурные предчувствия. Тронный зал был всё ближе… ближе…

И это пугало.

Что, если Джервальт ввалился туда во время приёма посла Кентарии и навеки опозорил не только себя и меня, но и короля со всем королевством? Или что похуже выкинул?

Что может быть хуже, я не очень-то представляла, но интуиция подсказывала – дикарь способен превзойти самые страшные мои фантазии.