Дни, когда все было…

Всем был недоволен сердитый муж. Ведь он был немолод. Гораздо старше жены. А она – гораздо старше Федора. Но изобретательности с годами не растеряла. Она уверила своего меланхолика в том, что избежать морального падения ей поможет как раз прибытие и поселение на ПМЖ в семейном гнезде возлюбленного брата. Он в качестве надежного помощника по хозяйству как раз и послужит гарантом ее чести и достоинства. Он, такой величественный в своей строгости и чистоте, не позволит проникнуть в ее сердце и недвижимость альфонсам с грязными помыслами! Благо что муж Галушки никогда означенного родственника не видел…

Итак, мужа уломали. На это ушло, правда, лет десять, но за ценой не постоим. Позади Питер, впереди Париж. Но в промежутке Москва.

– Я еду! – кричал Федя в телефон непроснувшейся Анне одним прекрасным утром. – Буду в Москве проездом… нет, не в Париж, в Артемовск! – Его было очень плохо слышно, уловить некоторые слова, а тем более логику действий было трудно. – Можно я к тебе заскочу? – Последовала скорбная смущенная пауза, после которой Федя уведомил: – Я буду с кошкой.

– Хоть с аллигатором, Федечка! – кричала ошарашенная Анна.

У Феди от волнения испортилась дикция. Но поволноваться было от чего. Нервозный парижский свояк дал посадку Федору, но без отягчающих обстоятельств. То есть без кошки. Ничего личного, просто аллергия. И вообще, братан, кончай борзеть, тебе дают великий шанс, какие могут быть кошки в натуре!

И вот, оказывается, полгода Федор пребывал в метаниях и пароксизмах совести. Он страдал молча и ни с кем не делился своей шекспирианской дилеммой. Мало того что ему предложили благополучие в обмен на предательство, – он был абсолютно лишен дружеского сочувствия и поддержки. Кто ж будет сочувствовать в таком казусе?! В лучшем случае фыркнут «нам бы ваши проблемы». И не без резона, надо заметить. Именно этих жлобских резонов и боялся Федор. Кошка, пусть и больная на всю мочеполовую систему, много значила для него как боевая подруга, утешительница в минуты отчаяния и незаменимый лекарь в часы похмелья. Совместно пережитое и с кузнечиком сдружит… в общем, предательство далось Федору нелегко. Но надо было принимать судьбоносное решение. На работе в очередной раз отказали в долгожданном повышении. Кузен пил и бесчинствовал. Счастливый поворот судьбы был необходим как воздух. И Федор отправился припасть к могилам предков в родной Артемовск. Там и только там добрые люди обещали обеспечить должный уход немощной старушке Пенелопе.

Несмотря на расставание с нею, Федечка все-таки был в радужном предвкушении. На вопросы о технических деталях переезда отвечал уклончиво. Точнее, так ни на один и не ответил – ускакал на встречу с достопамятной Дианой Смолиной. Проститься со старой любовью перед отъездом в Париж – как было избежать горьковатой сладостной боли с примесью превосходства! Не маячь впереди скромный парижский триумф, Федор в жизни не стал бы искать давнюю зазнобу. Но раз выдалась такая оказия… тем более что в Москве он бывал не намного чаще, чем Париже. Тем более что Диана была так рада слышать его голос:

– Феденька! Я так вспоминала тебя, я так вспоминала… Ты светлый мальчик, ты похож на Леонида Харитонова в роли солдата Ивана Бровкина. Его фотографию моя мамочка дала мне как талисман, когда я уезжала учиться в Питер, представляешь? Я была влюблена в эту фотографию целых полтора года!

«Лучше бы она была влюблена не в фотографию, а в тебя!» – вздохнула Анна, когда Федор вернулся со встречи. Промокший под дождем. Немногословный и мудрый. Как тут было не вспомнить о сложной судьбе Леонида Харитонова, которая отомстила ему за невероятный успех. Впрочем, дальнейшие впечатления о Диане выведать почти не удалось. Федор только ухмыльнулся:

– Похоже, она сделала пластическую операцию. Смотришь на нее теперь и думаешь: как такие толстые губы держатся на таких тоненьких ножках!

И все?! И все. Вместо удовлетворения сплетнического инстинкта Анна получила встречный огонь. Федечка пристрастно расспросил о ее нынешнем анкетном положении. Даже родители старались касаться этих тем косвенно, а Федька вдруг рубанул с плеча! Такие простые и страшные вопросы… Сколько времени Анна с Данилой Дмитриевичем? Каков его имущественный статус? Имеет ли он недвижимость? Готов ли прописать на ней Анну? Каковы его доходы? Перспективы роста? И, кстати, как принял Анютин сынишка смену караула?

– Прекрасно принял! Он в восторге! Чем больше партнеров по играм в пиратов, тем лучше!

Анна с энтузиазмом отстреливалась только по тем пунктам, которые не таили в себе опасности, и ответы на них изобиловали позитивом. Папа так учил отвечать на экзаменах, благо что сам много лет преподавал. Но друг Федор внезапно стал беспощаднее всякой приемной комиссии. Позитив он пропускал мимо шей и продолжал атаковать. Помогает ли Вадим? Приискал ли себе девушку? Оформил ли с ней отношения? Ждет ли она ребенка? Каковы ее отношения с мамой Вадима?

– …И испытываю ли я личную неприязнь к гражданину Папишвили! – хохотнула Анна любимой цитатой. – Федька, что с тобой? Очнись! Я вижу, что надутые силиконом губы Дианы сдули весь твой кураж. Или ты репетируешь парижский буржуазный прагматизм?

– Диана увеличила не только губы.

– А что еще?

– Мозг.

– Какой, однако, смелый вариант оперативно-косметического вмешательства! Ну и чем тебя огорчил ее мозг?

– Тем, что она все правильно мне предсказала, понимаешь! Все правильно, все!

Только теперь стало заметно, что Федор был в отчаянии. Анна давно с ним не виделась: она забыла, что перед тем, как поделиться плохим известием, Федечка долго ходит вокруг да около. Он надеется, что так ничего и не скажет. Что поступит наконец по-мужски и оставит печаль гнить внутри своего – увы! – пока не увеличенного мозга. Что никого не обременит необходимостью сочувствовать и утешать. Короче, надежды на новую жизнь потерпели сокрушительное фиаско: Федя больше не едет в Париж. Так сказал изменчивый свояк. Экстренный звонок от сестры – и судьба разбилась. Почему разбилась? Потому что Анна видела Федора таким лишь однажды – когда разбился почитаемый им автогонщик Айртон Сенна.

– Нашли время менять решение – когда ты уже на полпути с Пенелопой, когда ты все рассчитал! – риторически сокрушалась Анна. – Они тебе уже и приглашение прислали, наверное… Не прислали, только собирались? Но тогда… зачем ты кошку заранее перевозил… отпуск только сейчас дали, а потом некогда… надеюсь, ты с работы пока не уволился?!

Федя, Федя, не стоит репу чесать по полгода! Куй железо, пока есть шанс. Хотя парижане тоже не лыком шиты – не торопились слать бумагу. Ковырнешь наши шансы – а внутри требуха. Словом, Диане вряд ли потребовался наращенный мозг, чтобы сделать дурное предсказание за двадцать минут до рокового звонка… Чтобы утешить друга, Анна принялась скрупулезно отвечать на все Федины вопросы. Пускай скорее отвлечется на чужие неурядицы! Итак, у Вадима все отлично. За два года он вполне оправился. Женился на веснушчатой девушке, которая на одиннадцать лет моложе Анны. Она спокойная, добрая, с высшим образованием. Она прекрасно поладит с любой мамой планеты Земля, а тем более с мамой Вадима, золотой женщиной. Могла ли она быть иной, ведь давно знаем закономерность: непростой сын – добрейшая мама. И есть справедливость, согласно которой у мужа, которого бросили, в дальнейшем все должно сложиться удачно. А ту, которая мужа бросила, жизнь должна наказать. Анна всегда была сторонницей именно такого миропорядка. И поэтому ей ли роптать, даже если мишенью для возмездия стала она сама…

– Федь, ты чего на меня так смотришь? Да, представь себе, так бывает! Какой мне резон приукрашивать действительность. Я знаю, ты, и Анжелика, и Катюша – вы все попали под Вадимово обаяние. Вам казалось, что я зря от него дала деру. По-дружески вы отрицаете благополучие его второго брака. И тем не менее, как бы это ни резало стилистически чуткое ухо, Вадик женат на очень хорошем человеке!

Федор даже не улыбнулся. Он, напротив, посерьезнел донельзя:

– Мы не обязаны любить тех, кому уступили свое место.

Торжественно-печальный опыт. Уходя, мы поневоле кому-то что-то уступаем, но разве пристало ставить это себе в заслугу? Федечка, помыкавшись, утвердительно кивал. Кивал со мстительностью к обидчице-судьбе. Ведь альтруизмом он заработал только язву желудка. Теперь он выбрал другую тактику, складывая в свое портфолио каждое нечаянно доброе дело. Что и Анне советовал. Соблазн послушаться был, чего уж скрывать…

– А Вадим учил по-другому. У него любимый афоризм «Делай добро и бросай его в воду».

– Вот пусть и бросает. А я набросался, теперь буду ловить.

Может, Федя и прав. Даже Вадюша, проповедник неведения правой руки по части того, что творит левая, – и тот свои заслуги заносил во внутренний реестр, при случае бережно и гордо его демонстрируя. Кто-кто, а он умел показать свой товар лицом. Возразить Феде было нечего, Анне оставалось соглашаться и обдумать его новое предложение. Предложение озадачило, потому что было не совсем странным. На кой оно надо! Анна теперь ждала лишь совсем странных, прочие ее смущали пресностью и тем, что заведомо не укладывались в лекало непредсказуемого бытия.

Итак, несмотря на разразившийся крах мечтаний, Федор не преминул ходатайствовать перед Дианой-охотницей насчет Аниной книги. Ведь должна быть еще одна книга, а потом и следующая, и так далее, до собрания сочинений. Федор простодушно полагал, что в том нет никакого волшебства или везения, что если человек пишет, много и упорно, значит, его должны издавать, принимать в союзы писателей и посылать на симпозиумы в теплые страны. И там он, попыхивая сигарой, обязан выступать перед публикой с идеями переустройства Североатлантического блока и прочей чепухой. А потом падать пьяным в бассейн и всевозможно кутить!

Ладно, взамен симпозиумов должна быть получена хотя бы служебная жилплощадь. Здесь, подобно Даниле Дмитриевичу, Федор путал писателей с дворниками, что вполне простительно по причине смежности профессий. Зато он завоевал расположение Дианы Смолиной. Расположение перетекло в романтический интерес, которого мучительно недоставало когда-то. Не выездной в Париж Федор вызвал у дивы бурю эмоций – от жалости до влечения. Однако натиском чувств Диану было не сломить. Она не забыла, что ее генеральная линия – искреннее увлечение своим, условно говоря, сорок первым замужеством. Поэтому Федору особо ловить было нечего. Допустим, звезда стала ближе и можно с ней закрутить тонизирующий роман. Можно, как Паша Вепс, устроиться к ней оруженосцем и наблюдать пышное увядание этой самой звезды, некогда любимой. Но эти варианты сюжета не грели. И Федор трогательно вспомнил о старой подруге Анне, которая надоела своей неустроенностью и крайне неудачным выбором мужчин. Кто бы говорил, Федя…

– Позвони Смолиной. Я рассказал про тебя, она обещала посодействовать, – вздохнул Федор, но тут же голосом подчеркнул настоятельность своей рекомендации. – Не затягивай с этим, у нее в одно ухо влетает, в другое вылетает. Вдруг что-то получится, а?!


Анна не стала упрямиться и ворошить прошлое. Федечке, расстроенному и потерянному, не стоило знать о том, что он шел по проторенной дороге. Некогда Паша Вепс тоже молвил Диане словцо за непутевую подругу. И даже записал магический номер телефона большого литературного человека, который славился уже не вспомнить чем. Что толку, его телефон стабильно молчал. Анна решила тогда, что Вепс находит таких же телефонно-недоступных помощников, каким являлся сам.

Федор с ненавистью вернулся в Петербург, но очутился совсем в не том городе, из которого уезжал. Старенькая Пенелопа после нервного путешествия почуяла вину перед хозяином. Умная персидская кошка решила никогда больше не рушить чужих планов. И угасла. Кузена тоже постигло раскаяние, он бросил пить, «зашился», устроился прорабом. И наконец, Федя получил долгожданное повышение. Теперь он стал главным «господином оформителем» в своей рекламной фирме и мог осуществлять свои импрессионистические идеи, не испытывая давления со стороны всяких бездарных серых кардиналов. При таком стечении обстоятельств Париж весьма померк. Конечно, потерю Пенни было пережить нелегко. Анна хотела было рвануть на своем любимом питерском поезде на 00:50 утешать друга, но идея захлебнулась в житейских путах. Останавливаться негде. Кузен-то, может, и смягчился, но на Федькиных ностальгических подружек таки по-прежнему глядел с подозрением. Анжелика, как всегда, проживает в многонаселенных квартирах. Приглашает самозабвенно, но ее нужно поберечь. Пашка Вепс погряз в личных коллизиях. Остается Катя, которая с ликованием давала посадку, пока у нее не поселился мрачный хмырь, муж Сеня. Тут без вариантов, Анна и Сеня питали друг к другу глубокую неприязнь. Получалось, что в любимом городе негде приземлиться и осуществить благородную миссию утешения Феди – единственного мужчины, которому Анна прощала любовь к кошкам. «Кошачья» примета работала безотказно: если мужчина любит кошек и не любит собак – от такого держись подальше. Бывали, правда, в истории исключения, но с личностью исторической детей не крестить. К этой примете можно долго приводить рациональные обоснования, но они не приняты в народном жанре. В общем, собаки – условие недостаточное, но необходимое. Пусть даже любые требования к мужчине излишни, пусть даже мир изобилует опровержениями, пусть даже кошкам разрешено входить в алтарь. Прости, Господи!

Анна не поехала. Конечно, не найти местечка в Питере – смехотворное оправдание. Захотела бы – нашла сколько угодно. Самолюбие заело неправедное. Хотелось, чтобы в родных приделах принимали с распростертыми, на полную катушку. Однако на сей раз энтузиазм был хиловат. По правде говоря, Федорино горе было не единственной причиной, которая заставляла с тоской изучать железнодорожное расписание. Анной двигало щемящее желание опять сплотиться с друзьями. Не на день-два, а взаправду. Утопическая прелесть этой затеи заставляла смущенно ее замалчивать. Конечно, все знают, что нет возврата к старому, но Анне с шаткой московской колокольни было легче поддаться обострению иллюзий. Увы – очередному! Именно нынешний момент показался подходящим, чтобы реанимировать заржавевшую машину времени и попробовать вернуться в год… хотя бы в тот самый, 1993 год. Для кого-то кровавый, для кого-то – лучший. Хотелось повиниться перед Вселенной за банальность желаний, но все же выторговать для себя повтор некоторых кадров. Щепотку самого счастливого Никогда в жизни…

Вселенная сказала: «Обойдешься! Не смей киснуть. Лучше позвони Диане Смолиной». Ах да, вот о ней-то Анна запамятовала. Вовремя подоспевшее упражнение по усмирению гордыни. Шли дни, Анна тянула с трудным разговором. Притягивала за уши нескладную мистику в оправдание своего бездействия. Уверяла себя, что звонить не стоит, потому что фамилии Смолина и Смагина подозрительно похожи, и это не может быть случайным, и лучше держаться подальше от повторения пройденного с Любовью Грантовной. Всего две буквы не совпадают, но такие пустяки порой выходят боком. Числа управляют событиями. Пятеро из Махачкалы, четверо, провожающие в последний путь, трое – Троица, двое – Вадим и Данила, два мужчины, две столицы, а один… Одним может быть только Бог. Даже ребенок не должен быть один. Пора опровергнуть сентенцию Любови Грантовны о «невозможном» старшем брате. Нельзя родить старшего брата, но можно – младшую сестру! Для формирования правильной мужской натуры это даже полезнее…

Возрадовавшись собственной внезапной мудрости, Анна делала что угодно, только не звонила толстогубой Диане. Ей и без нее стало замечательно и вдохновенно. Она набиралась сил для нового витка походов с пакетиком прозы. Ворошила свои «Дни, когда все было против меня», нещадно выбрасывая из них мелочи и длинноты. Засыпала, не раздеваясь, под ночные фильмы, к великому неудовольствию Данилы Дмитриевича. Посыпала голову пеплом, соглашаясь, что беспредельничает и нарушает святые принципы домостроя, но ничего не могла с собой поделать. Во сне рождались нужные слова о том, например, что Вадим – это кипяток в фужере, а Данечка – кефир в заварочном чайнике. Тонкое стекло трескается, фарфоровый носик забивается, пить в обоих случаях неудобно и нелепо, но ведь можно исхитриться! Анна далеко не самая потерпевшая сторона в вопросах брака, особенно если вспомнить пациенток службы «Бетельгейзе». Она не бедная овечка, она умудренная опытом… овца со странностями. И сама себе Бетельгейзе. Какой вздор, однако. И ведь так оно и есть, так и есть…

Елейный голос Дианы, несмотря на телесные преобразования, не изменился. Анна слишком долго готовилась к разговору с ней, начала чуть ли не с низкого старта, заикалась и путалась. Ей самой была не слишком ясна цель мероприятия. Что она просит у женщины с безупречной непроницаемой формой и невидимым содержанием? Разве такие люди делятся секретами? Стучаться надо в ту дверь, которая хоть раз открывалась, в противном случае это стена и ее придется ломать… За ту минуту, пока Анна громоздила приветствия, она успела раскаяться в том, что опять повелась на чужую блесну, полезла не в свою лазейку и вот-вот сядет в лужу… Диана никоим образом не способствовала смятению чувств, она, напротив, была ровна и доброжелательна. Это было сродни благодушию ротвейлера, наблюдающего за мышью, – позавтракать он ею брезгует, а потому пускай себе шуршит. Госпожа Смолина силилась припомнить Анну внешне, выделить ее из редакционной толпы, из милых сердцу питерских застолий. Расспрашивала о семейном и профессиональном статусах, определить которые было сложно. Но Диана утешила, что нынче так у многих. Что время наступило вязкое, не духовное, культура буксует и выдает поток вторсырья. Все книги, песни и фильмы большей частью напоминают ей еду в советской столовке – как будто это уже кто-то кушал. Иной раз сквозь дребедень и проклюнется нечто стоящее, но и тогда не отвязаться от аналогий. Вроде пробрало от песни, а потом думаешь:

да это ж примерно пол-Высоцкого или треть Янки Дягилевой. «Цепанул» актер – а потом вспыхнет запоздалая похожесть, потому что в парне просто штрих от Юрия Богатырева или щепотка Олега Даля. Хотя и это редкость, вокруг сплошные клоны.

– Есть такое дело, – созналась Анна. – Но жемчужины попадаются.

Войдя в азарт, она принялась перечислять деятелей искусств нашего безвременья, которыми может гордиться держава. И тут проклюнулось музыкально-кинематографическое родство душ с Дианой – кто бы мог подумать! Обе любили «Несчастный случай», «Ундервуд», «Маркшейдер Кунст», «Хоронько-оркестр», Юрия Наумова, Петра Налича и, естественно, Агузарову, куда ж без нее. Обеих согрели фильм «Агитбригада «Бей врага!» и лучшие из кинолент Алексея Учителя, а шрамы от нападок толпы только украшают мастера – хотя нападки случились позже, но это не важно. Потом далее по курсу вспомнились еще несколько дорогих имен. У Анны ладошки вспотели от внезапного единомыслия, они с Дианой перебирали свои общие вкусы, как две подруги, которые, попав на распродажу, жадно роются в нарядах. Литературы, правда, не касались, но Диана объяснила, что здесь не надо заранее нагнетать ассоциативный ряд. Она прочтет Анину книжку, и вот тогда будет тема для прений. О, Диана предвкушает… Она знает, что настоящие жемчужины можно найти лишь такими неисповедимыми путями. Все ценное сейчас где-то на дне, в кулуарах и по случайным рекомендациям залетных молодцев.

– А… как ваша фамилия? – напоследок смущенно вопросила Диана.

– Мельникова. Анна Мельникова, – с бондианской гордостью произнесла Аня.

Последовала пауза. Диана отчего-то замялась и вдруг смешливо выдохнула:

– А вы не та ли Анна Мельникова, которая отговаривала Бориса жениться?

Последующие откровения могли расположить к веселости кого угодно, только не Мельникову Анну. Диана Смолина – новая жена того самого сентиментального господина «с письмом»! Что же ты, Катюша, душенька, так облажалась в нашем самом тесном из миров?! Хотелось издать звериный вопль конфуза, но Катин номер молчал. Честно говоря, Анна только в эту роковую минуту осознала, что по умолчанию надеялась на благоразумие подруги. На то, что Катюша прочтет присланную Аней эпистолу, забракует ее с пониманием и сочувствием и никуда пересылать не будет, естественно! Однако Екатерина – друг, она выполнила обещание. Сработала оперативно. Вышла осечка, карты спутались – бывает… Как видно, она совсем не знала мифического Бориса и не подозревала, что достопамятная Диана заняла трон рядом с ним. Впрочем, Анну просили утешить жену предыдущую, а не свергать нынешнюю. Инициатива наказуема. Разве что госпожа Смолина развлеклась, будучи женщиной с юмором. Ей ли бояться Аниных нечаянных кляуз! Она даже похвалила стиль и деликатность, которые придали письму очарование. Нет, Борис его не читал, конечно, потому что затеей руководила Диана, которая жена, референт и советчик в одном лице. Но, на ее взгляд, Анна Мельникова слишком «живо и своеобразно пишет» для той цели, которые преследовала эта милая оригинальная акция. Цель – отобрать авторов для некоего проекта… но пока рано об этом говорить, пока не разглашаем, так сказать, идею. В любом случае это интересный опыт, правда? С изящной доброжелательной иронией Диана попрощалась, пообещав непременно свистнуть, если у нее появится что-то подходящее. Ведь к питерским братушкам-сеструшкам у нее особое отношение… «Так что, Анечка, позванивайте мне!» Вот оно, истинное великодушие Людей, Которые Могут Помочь.

Но Анна решила, что с нее хватит «позванивать». И коллекцию Таких Людей она более пополнять не будет. Она сама себе Бетельгейзе, сама себе Бэтмен и Супермен. Точнее, Бэтвумен, Супервумен и Женщина-кошка до кучи. И хватит причитать о слабой творческой натуре, которая не в силах взвалить на свои плечи тяготы быта. Если у творческой натуры возникла острая необходимость, то она наведет шороху, будьте покойны. Не надо басен о стрекозах, когда глаз налит кровью, а дряблая мышца готова к отпору. Мы уж как-нибудь сами. С Божьей помощью как-нибудь. И пусть те Четверо похоронят иллюзии, но не спешат хоронить рабу Божию Анну.





Вместо эпилога




– И в довершение мне приснился сон. Будто подходит ко мне субъект, мерцающий, как переливная картинка, многими родными мне лицами. На всех похожий и чужой. Со смутной олигархической улыбкой. Ну как у этого… короче, ты понял, о ком я. И он говорит мне: «Я болен неизлечимой болезнью. И ту, которая станет жить со мной, я так отблагодарю, так отблагодарю. Я издам все ее книги. Я сделаю ее самой знаменитой в стране. Ею будут все зачитываться. Все мечты ее сбудутся, и не будет она нуждаться ни в чем, только вот заразится от меня и умрет. Но зато как проживет остаток жизни, как проживет… Эх!..» Не помешательство ли у меня? А Федька в Питер зовет. Будто бы нашел мне работу, а Анжелика нашла квартиру с бабушкой, за которой нужен легкий посильный уход, а жить можно бесплатно. По словам Анжелки, бабушка задорная, рыжая, в голубых носках. Любит Вагнера.

– И наверняка больна чудесной неизлечимой болезнью, – умилился Паша Вепс и поставил поклажу, чтобы перекурить.

Он всегда самоотверженно помогал Анне переезжать, за что она была ему благодарна. Не каждый из телефонно-недоступных появляется пред тобою, как Сивка-Бурка, дабы облегчить ношу твою.

– Только я не могу вернуться в Питер, пока точно помню, как там хорошо.

– Ты свяжись с Екатериной, – запыхтел Паша сквозь беломорину. – Она в трансе, переживает из-за глупой истории с Дианой. Катя, конечно, ни сном ни духом. И вообще, этого Бориса ей подсунул Сеня, столь непопулярный среди нас. Случился у Сени и Кати спор насчет тебя. Муженек подначивал: мол, ни на что твоя подруга Анна не способна. Вот ежели она такая великая писательница на заборе, пусть докажет! Пусть напишет как надо хотя бы обыкновенное письмо. Подстава чистой воды! А Катька, ты ж знаешь ее. Она ему верит и спорит по-честному. И в тебя она верит. И потому отправила письмо не виданному ни разу Боре, не читая. Я, говорит, не уполномочена чужие письма читать. Вот и вышел казус.

– Ладно, забыли. Конечно, я ей позвоню.

– А как твои «Дни…»? Прояснилось на горизонте?

– Боюсь сглазить. Пока на стадии допечатной подготовки.

– Я не про книгу, а про жизнь. Наладилось у тебя с Данилой-то?

– Разрешите вопрос проигнорировать, товарищ Вепс. Как есть… так и пусть будет. Иной раз окажется, что «Дни», когда все было против меня, и «Дни», когда все было, – это одни и те же дни, понимаешь? Они же «окаянные» Бунинские, они же и «Дни любви» с Мастроянни. Они же и в Питере, они же и в Москве. Они же и были, они же и будут.

– Какое смирение, однако. И ведь так оно и есть, так и есть.