Дочь часовых дел мастера
Часть 56 из 64 Информация о книге
— Она права. — Тебя я не спрашивала, — заявила Фанни, презрительно приподняв губу. — Тебе платят за то, чтобы ты стояла в сторонке и выглядела дурой. А я говорю со своим женихом. — Фанни, — начал Эдвард, старательно контролируя свой голос, — я же тебе говорил… — Я потеряю идеальный свет, — сказал Феликс с ноткой отчаяния. — Королевой будет Лили, но, Фанни, ты можешь быть принцессой на первом плане. Клэр и Адель — по бокам. — Но, Феликс… — Адель, я все сказал. Свет! — Люси, — обратилась к ней Клэр, — отдай свой венок Фанни, и начнем. За долю секунды она обвела взглядом лица Клэр, Эдварда, Лили Миллингтон, Феликса и Фанни, повернутые к ней, и бросилась бежать. — Люси, подожди! Но Люси не стала ждать. Она швырнула венок на землю и так и бежала до самого дома, как маленькая. Люси не пошла ни в свою спальню, ни в библиотеку, ни даже на кухню, где могла бы расправиться с оставшейся половиной бисквита «Виктория», который Эмма испекла в пятницу. Вместо этого она направилась в студию Эдварда в Шелковичной комнате. Даже стоя на пороге, она все еще не понимала, почему пришла именно сюда, чувствовала только, что идти ей больше некуда. Люси уже усвоила, что причины тех или иных своих поступков она понимает куда хуже, чем устройство двигателя внутреннего сгорания. Войдя, она растерялась. Она запыхалась и была смущена своим недавним бегством. Ей было больно и оттого, что ее отвергли, и оттого, что она не смогла скрыть свою боль от других. А еще она устала, очень устала. Столько всего необычного происходило вокруг, и так много нужно было понять. Не придумав ничего лучше, она опустилась прямо на пол, и, свернувшись в клубок, как кошка, стала жалеть себя. Минуты через две с половиной ее взгляд, неустанно скользивший по полу комнаты, уткнулся в кожаную сумку Эдварда, прислоненную к ножке мольберта. Сумка была новая. Подарок Лили Миллингтон брату на день его рождения; Люси даже ревновала его к этой вещи, так сильно Эдвард любил ее. А еще она была сбита с толку: ни одна натурщица еще не делала Эдварду подарка, тем более такого дорогого и изысканного. Но после увиденного прошлой ночью все стало понятнее. Люси решила, что жалеть себя ей уже наскучило. Оскорбленное самолюбие уступило другой, куда более сильной страсти — любопытству. Она встала и подошла к сумке. Расстегнув застежку, она откинула клапан. Внутри оказался альбом Эдварда, в котором тот рисовал в последнее время, деревянный пенал с карандашами и, неожиданно, кое-что еще. Коробочка из черного бархата, очень похожая на те, в которых мать держала подаренные отцом жемчуга и другие драгоценности: они лежали на ее туалетном столике дома, в Хэмпстеде. Люси вынула коробочку из сумки и, дрожа от волнения, подняла крышку. Первым, что она увидела, были два листка бумаги, сложенные пополам и распрямившиеся, как только Люси откинула крышку. Билеты на пароход компании «Кунард», выписанные на имя мистера и миссис Рэдклифф, до Нью-Йорка, на первое августа. Люси все еще размышляла над возможными последствиями своего открытия, когда билеты упали на пол. Увидев под ними большой переливчатый камень, Люси поняла, что была готова именно к этому. Эдвард не придумал драгоценность, которая украшала шею Лили Миллингтон на картине: он взял ее из семейного банковского сейфа. И наверняка без спросу — даже представить было нельзя, чтобы их дед, лорд Рэдклифф, дал согласие на столь вопиющее нарушение протокола. Вынув из коробочки подвеску, Люси положила камень на ладонь, а тонкую цепочку обернула вокруг запястья. Тут она заметила, что слегка дрожит. И оглянулась на портрет Лили Миллингтон. Люси была не из тех девочек, которые сходят с ума по оборкам, кружевам и блестящим камешкам, но за две последние недели она ясно поняла, насколько велика дистанция между нею и красотой. И подошла с украшением к зеркалу, висевшему над камином. Мгновение она твердо смотрела на свое маленькое, такое обыкновенное лицо, а потом, решительно сжав губы, подняла камень за цепочку и приложила к ямке под горлом. Бриллиант, холодивший кожу, оказался тяжелее, чем ей представлялось. Он был восхитителен. Люси медленно повернула голову сначала в одну сторону, потом в другую, любуясь тем, как преломляется в гранях кристалла свет, как его отблески ложатся на ее кожу. Следя за игрой света, она обозрела оба своих профиля и все, что было между ними. «Так вот что такое быть украшенной», — подумала она. И робко улыбнулась девочке в зеркале. Девочка ответила ей улыбкой. Которая тут же погасла. В зеркале за ее спиной стояла Лили Миллингтон. Но Лили Миллингтон и глазом не моргнула при виде драгоценности. И не стала смеяться или читать нотации. А просто сказала: — Я пришла за тобой по просьбе Феликса. Он настаивает, чтобы ты была на фотографии. Люси ответила, глядя в зеркало: — Я ему не нужна, там Фанни. Вас уже четверо. — Нет, это вас четверо. Я решила, что меня на снимке не будет. — Ты просто стараешься быть доброй. — Мой главный принцип — никогда не стараться быть доброй. Лили Миллингтон встала прямо перед Люси и, внимательно глядя на нее, нахмурилась: — Что это тут такое? Люси затаила дыхание, зная, что сейчас будет. И точно, Лили Миллингтон протянула руку и скользнула ладонью по боковой стороне ее шеи. — Ну-ка, ну-ка, посмотри, — тихо сказала она и раскрыла ладонь, в которой опять лежал серебряный шиллинг. — Не зря у меня было чувство, что с тобой надо дружить. Люси ощутила жжение подступающих слез. Ей захотелось обнять Лили Миллингтон. Но она подняла руки и стала расстегивать украшение: — Ты обещала подумать насчет того, чтобы научить меня этому фокусу. Подумала? — Все дело вот в этой части ладони, — сказала Лили Миллингтон, указывая на место между большим и указательным пальцем. — Вкладываешь монетку сюда и зажимаешь, так чтобы краев не было видно. — А как вложить монету, чтобы никто не увидел? — В этом и заключается искусство. Они улыбнулись друг другу, и волна взаимопонимания прошла между ними. — А теперь, — сказала Лили Миллингтон, — ради несчастного Феликса, который сатанеет с каждой минутой, беги-ка ты в лес. — Но мой венок, я же его выбросила… — А я подобрала. Он висит на ручке двери, с обратной стороны. Люси опустила глаза на «Синий Рэдклифф», который все еще держала в ладони: — Надо его убрать. — Да, — сказала Лили Миллингтон и тут же, услышав в коридоре торопливые шаги, добавила: — Ой, это, наверное, Феликс. Но в дверях Шелковичной комнаты появился вовсе не Феликс. Люси никогда не видела этого человека — с темно-русыми волосами и такой противной ухмылкой, что она настроила Люси против него раньше, чем незнакомец успел открыть рот. — Парадная дверь была не заперта. Я подумал, что никто возражать не станет. — Что ты здесь делаешь? — спросила Лили Миллингтон, и в ее голосе звучало страдание. — Да вот, решил тебя навестить. Люси переводила взгляд с него на нее, ожидая, когда ее представят. Теперь человек стоял перед картиной Эдварда. — Красивая. Нет, правда красивая. Надо отдать ему должное, он свое дело знает. — Уходи, Мартин. Сейчас сюда придут люди. Если они застанут тебя здесь, то могут поднять тревогу. — «Могут поднять тревогу». — Он захохотал. — Смотри, как заговорила наша воспитанная леди. — Внезапно его смех оборвался, лицо помрачнело. — Уйти? Не дождешься. Без тебя я не пойду. — Он ткнул пальцем в картину, и Люси даже перестала дышать при виде такого святотатства. — Это он и есть? «Синий»? Ты была права. Она будет довольна. Очень довольна. — Я же сказала — месяц. — Сказала, ну и что? У тебя дело быстро спорится, ты же одна из лучших. Еще бы, кто устоит перед такой красоткой? — Он кивнул на картину. — Похоже, ты и теперь с опережением идешь, сестренка. Сестренка? И тут Люси вспомнила историю знакомства Эдварда и Лили Миллингтон, которую он сам рассказал им с матерью. Про брата, который был с ней в театре, и родителей, которых нужно было убедить в том, что их дочь не рискнет своей репутацией, если станет позировать Эдварду. Неужели этот ужасный человек и впрямь брат Лили Миллингтон? Почему тогда она не сказала об этом сразу? Почему не представила его Люси? И почему самой Люси сейчас так страшно? Человек заметил на полу билеты и нагнулся за ними: — Ух ты, Америка? Земля новых начинаний. Это мне нравится. Отличная мысль. Нет, в самом деле, очень, очень умно. И дата отъезда совсем близко. — Беги, Люси, — сказала Лили Миллингтон. — Беги, тебя уже ждут. Поспеши, не то кто-нибудь придет сюда за тобой. — Я не хочу… — Люси, пожалуйста. В голосе Лили Миллингтон звучала такая мука, что Люси нехотя повиновалась и вышла из комнаты. Встав за дверью, она начала слушать. Лили Миллингтон говорила почти шепотом, но Люси разобрала слова: — Еще время… Америка… мой отец… Человек опять расхохотался и что-то сказал, так тихо, что Люси не расслышала. Лили Миллингтон вдруг вскрикнула, словно ее ударили под дых, и Люси уже готова была ворваться в комнату, чтобы помочь, когда дверь распахнулась и мимо нее промчался этот мужчина — Мартин, — волоча за руку упирающуюся Лили, бормоча на каждом шагу: — Синий… Америка… новые начинания…