Дочери Марса
Часть 23 из 64 Информация о книге
Четыре медсестры — Салли, Наоми, Оноре и Фрейд, которую Наоми каким-то образом уговорила поехать, — уселись в легковом автомобиле. За рулем сидел Дэнкуорт, в центре переднего сиденья сидела Онора, а Шоу вытянул ноги у окошка. Остальные дамы разместились в грузовике, который вел кто-то из артиллеристов. Вот только Неттис не было в этой компании. Ее на время отстранили от работы, что стало суровым испытанием на острове, где были только камни, холмы и палатка-столовая. Ей запретили появляться в отделении, где лежал лейтенант Байерс, и даже разговаривать с ним. И она развлекалась тем, что раскладывала пасьянс из видавшей виды колоды. По сложившейся традиции она через Салли передала Байерсу записку. Казалось, ей плевать на наложенное на нее старшей взыскание. Сегодня тропой искателей решили пойти ее свободные от дежурств коллеги. Их группа направилась на север, оставляя позади море, порт, корабли, палаточный лагерь, разбросанные по берегу хибары, мимо зеленеющих травой пастбищ. Там паслись козы и отощавшие коровы. На холмах резкий ветер раскачивал кроны высаженных в ряд олив. Здесь внезапно заканчивался Лемнос полковника, и начинался другой Лемнос — сержанта Кирнана. Салли не сомневалась, что божества живут здесь, притаились где-то неподалеку, а вот имена их начисто запамятовала. Длинная белая стена окружала клочок земли на склоне холма, где возвышалась окруженная кладбищем церквушка. Сидевшая на заднем сиденье Наоми обратила внимание Фрейд на местную достопримечательность, та с вежливым интересом откликнулась. Но белые стены греческого происхождения явно не утешили ее. Никакому свету было не под силу рассеять царящий в ее душе мрак. Петляя среди холмов, девушки восхищались полевыми цветами и гадали, что может здесь произрастать. В деревне, состоявшей из белых стен и домишек, между Дэнкуортом и Деметриосом произошел спор по поводу направления дальнейшего движения. Тут неподалеку должен быть древний амфитеатр. Дохристианский? Деметриос решительно закивал головой. — Сооружен задолго до христиан. В античные времена, — уверял он. Дорога становилась все более извилистой, и грузовик вынужден был остановиться — Кэррадайн стошнило. Воспользовавшись паузой, из машины вышли все остальные — кто-то стал собирать цветы, остальные наслаждались необычайным видом: изрезанным горами островом и сверкавшим как бриллиант морем. Салли потребовала посадить Кэррадайн в легковую машину, а сама залезла в грузовик и села на скамейку в кузове. Когда они поднимались на холм, глазам их предстало невиданное зрелище — горы за увенчанным белой шапкой озером. В этот момент они будто оторвались от земли и оказались во власти этих припорошенных снегом гор над водой. Машина остановилась, и Дэнкуорт отправил Деметриоса к ехавшему позади грузовику — чтобы тот показал остальным медсестрам горы. — Тракия, — пояснил грек. Девушкам больше нравилось название «Фракия», а Деметриос ничего не имел против. Тут они снова оказались во власти сил земли, которые привели их к подножию каменистого холма и в расположенную там же еще одну белоснежную деревушку, где подобно корабельным вымпелам развевалось висевшее на веревках белье. Дорога закончилась, едва они миновали деревню, над заливом. Собрав сумки и купальные костюмы, одолженные у канадцев, все пошли вниз за Дэнкуортом и Шоу по тенистой, поросшей деревьями тропинке. Вскоре они оказались у длинной белой постройки с черепичной крышей, к которой притулилась заброшенная кофейня. Купальщики остались снаружи, а Деметриос тем временем купил билеты у сидевшего в застекленной будке старика. После этого группа разделилась — им было указано на входы для женщин и для мужчин. Воздух был насыщен тяжелым серным духом. Шоу даже извинился за этот запах. — Мне кажется, — пояснил он, — это не совсем обычные купальни. Деметриос что-то говорил о лечебных грязях. Один греческий святой обмазал ею больную ногу и таким образом исцелился. В любом случае попробовать стоит. Появилась старушка в повязанном вокруг головы шарфе и улыбнулась девушкам. Держа в руках потрепанные, но чистые полотенца, она провела их в женскую часть купальни. От серных миазмов слезились глаза. Во дворе перед домом они увидели не бассейн с водой, как ожидали, а целых два — наполненных жидкой грязью. Жестами старушка объяснила, что грязью следует обмазать тело, потом, зачерпнув грязь ладонью, обмазала себе руку. Девушки зачарованно смотрели на нее. Пройдя через двор к крану, она отвернула его и смыла грязь горячей минеральной водой. И тут же ушла — сочтя, что гости все поняли. Девушки заспорили насчет того, стоит ли вообще прикасаться к этой священной грязи. По мнению Кэррадайн, офицеры любезно привезли их сюда, затратили столько сил и времени, поэтому хотя бы из вежливости можно попробовать. Потом возникла дискуссия насчет одолженных им купальных костюмов — а не загрязнятся ли они до неузнаваемости? Но Наоми успокоила всех, сказав, что грязь можно будет предварительно отстирать. Фрейд не возражала. Все еще в своей служебной форме, так и не переодевшись в купальный костюм, она шагнула к бассейну и опустилась на колени. На ощупь проверив температуру, она погрузила руки в грязь, после чего смазала ею щеки и лоб. Развязав шнурки форменного платья, она опустила его сначала до плеч, потом до талии, потом, обнажив ноги до самых бедер, обыденно-сосредоточенными движениями втерла грязь в грудь. На лечебные процедуры это походило мало. Наоми сразу же поняла — это попытка самоуничижения! Подбежав к Карле Фрейд, она взяла ее за плечи и заставила выпрямиться. Форменное платье Наоми перепачкалось. Она дотащила Карлу до бассейна с водой, усадила под краном, смыла грязь и тщательно обтерла ее полотенцем. Лицо Фрейд она отерла уже потом. — Незачем тебе замарывать себя! Незачем! Это его нужно замарать! Остальные девушки сочли долгом хоть чуточку испробовать на себе лечебную грязь, чтобы потом с чистой совестью сказать об этом мужчинам. Из-за дверей доносился разговор Дэнкуорта и Шоу — они задавали друг другу дурацкие вопросы и отвечали на них взрывами хохота. Судя по всему, бросались друг в друга грязью. Все считали, что если они выйдут раньше мужчин, те сочтут это невежливым, поэтому решено было дождаться их. Пользуясь случаем, Кэррадайн сообщила, что муж пошел на поправку и даже съездил в Лондон. Все надели форменные платья. А Салли неожиданно для себя во всеуслышание заявила, мол, как здорово, что у них с Наоми теперь появилась мачеха. — Папочка ваш ждал, пока вы уберетесь, доченьки, — высказала предположение Леонора. — Она убежденная пресвитерианка, — пояснила Салли. — И нашего отца в пресвитерианство заманила. — Ничего с ним не случится, — успокоила ее Кэррадайн. — Не могу себе представить, что кто-то по доброй воле может выйти за моего старика, — призналась Онора. — Постарел, ожесточился. Хорошо, что хоть мама еще жива. Все с явным облегчением смыли с себя остатки лечебной грязи, досуха растерлись полотенцами, переоделись и по ступенькам поднялись из купальни наверх. Появились раскрасневшиеся Дэнкуорт и Шоу. На них вонь серы не подействовала никак. — И куда это мы вас затащили! — шутливо сокрушался Шоу. — Грязь вообще-то везде можно найти. А мы потащили вас сюда, будто это чудо какое-то! — Это священная грязь, — напомнил Деметриос. Женщины старались притворяться, что получили настоящее удовольствие. В кофейне под открытым небом для всех заварили густой крепчайший кофе, к которому подали медовые лепешки, пирог с фруктовой начинкой посредине и пончиками по краям. Это заметно оживило впечатление. Теперь уже говорили все хором, наперебой. Фрейд, не отпуская руку Наоми, изо всех сил старалась соответствовать общему веселью и порой даже отваживалась улыбнуться. Но было заметно, что улыбки часто оказывались невпопад. Салли заметила, что Шоу поморщился от боли, неудачно скрестив ноги. Она тут же склонилась к нему. — Сколько вы там пробыли? На Галлиполи? — Три с лишним месяца. Замучились с этими орудиями. — Так тяжело было? — Как сказать, — заговорил он, — сложно было с вертикальной наводкой. Удавалось поднять ствол только у тридцати процентов орудий. Остальные приходилось втаскивать наверх. Муки адовы! Он пытался свести все к проблемам рельефа. Абстрагироваться от трупов. И Салли, поняв это, не стала расспрашивать дальше. — Вы, случаем, не знали такого капитана, Хойла? — спросила Наоми, не выпуская руки Фрейд. По глазам Шоу было видно, что он прикидывает, какое отношение она имеет к капитану Хойлу. — Нет-нет, мы с ним не родственники. Просто знакомые. Всего разок прокатились к пирамидам. — Капитан Хойл погиб в самый первый день, — сказал Шоу. — Сразу после высадки. — Дело в том, что перед отъездом он оставил мне свои часы. Я никак не могла понять, что это должно означать. Мы были с ним едва знакомы. И носить при себе эти часы было как-то… в общем, эти часы не давали мне покоя. Говоря это, она поглаживала запястье Фрейд. Лицо Шоу посерьезнело. Серьезность не очень-то ему шла. — Это была мгновенная смерть, — клянусь вам. — В тот день многие погибли мгновенной смертью. * * * Всю дорогу до Мудроса они пели. Полевые цветы, близость Эгейского моря, Фракии — все это настраивало на благодушный лад. Даже Фрейд. Ну, а священная грязь, серная вонь — это навеки вошло в комический репертуар прошлого. На последнем перед госпиталем спуске Салли издалека увидела у самого ограждения разбиравших еду — свой горький хлеб — солдат. С утра в понедельник явился полковник в сопровождении старшей сестры. Они забрали Фрейд прямо из-за стола в столовой. Полковник объяснил, что хочет «побеседовать» с ней у себя в кабинете. Наоми, решив, что приглашение относится и к ней, тоже поднялась. Но старшая сестра со строго дозированным презрением довела до сведения «младшей медсестры Дьюренс», что та может спокойно сидеть дальше. Салли заподозрила, что эта парочка — полковник и старшая — тащит Фрейд на свою территорию, чтобы еще раз поизмываться над ней. Когда Фрейд к одиннадцати утра вернулась в столовую с непроницаемым лицом и совершенно сухими глазами, видели ее только немногие, кто еще оставался там. К тому времени Салли уже ушла — из-за полной непредсказуемости графика ее отправили на дневное дежурство. Таким образом о своем предстоящем переводе в Александрию Фрейд имела возможность сообщить лишь очень немногим. Но ведь еще должен быть суд, возразила одна из медсестер. Фрейд сначала поморщилась, потом лицо ее исказилось гневом. — Никакого суда не будет, — отрезала она. — Тут они все заодно. Мне сказали, что этого мальчишку просто подговорили другие солдаты. И его — вы будете смеяться — отправили на Галлиполи. Ну, а от меня решили отделаться переводом в Александрию. Санитары снова будут вести себя по-старому, этого монстра, а заодно и меня перекинут в другое место. С отсутствующим видом Фрейд замолчала. Было видно, что такая несправедливость ее угнетает. — Даже если мы победим на Галлиполи, солдаты как были зверьем, так и останутся. И глупость как была, так и останется. Новость ошарашила и всех остальных. Они сокрушенно качали головами, однако хоть их гнев и был силен, но при этом слишком разбросан, рассредоточен, чтобы его приняли во внимание. Когда Наоми предложила обойти отделения, Фрейд сказала, что вход ей туда воспрещен. «Могу себе представить, — сказала она, — как этот скот своими мерзкими лапами будет вытаскивать раненых из ущелий, прикасаться к ним». В итоге все вылилось в череду бесполезных жестов и пустых фраз — вроде того, что Онора напомнила Карле Фрейд не забыть прихватить свой плед — на носу зимний сезон, а в Александрии выдаются и прохладные дни. Но и Онора, и все остальные отлично понимали, что климату не изменить положения, в каком оказалась Фрейд. Наоми и еще несколько сестер помогли ей упаковать вещи. Подали и нетерпеливо вибрирующий двигателем грузовик, чтобы отвезти Фрейд. Все еще нетвердо державшуюся на ногах Карлу усадили в кабину. Наоми с коллегами с трудом втиснули кофр и картонку Фрейд в кузов. И тут Наоми кое-что вспомнила. — Ведь и Митчи тоже в Александрии, — выкрикнула она. Но грузовик уже разворачивался, и Наоми так и не поняла, услышала ее Фрейд или нет. Однако тот день вообще оказался днем отъездов и переводов. На место Фрейд в послеоперационное отделение была назначена Неттис. В той хибаре находились бормочущие и стонущие раненые с ампутированными конечностями и другие выжившие после операции из недавно прибывших. Старшая сестра с двумя санитарами на флангах явилась в отделение и объявила Неттис, что до полного излечения от своей мании она будет находиться в «учреждении для отдыха». Одной из ее подружек, добавила старшая, будет поручено упаковать все необходимые вещи и доставить их ей. «Отделение для отдыхающих» — эвфемизм для сумасшедшего дома, который находился ниже Головы Турка. Неттис наотрез отказалась туда ехать, но, по словам медсестер, ей дали понять, что в случае неповиновения санитары тут же наденут на нее смирительную рубашку, и ей так или иначе придется подчиниться. Все необходимые бумаги уже подписаны, так что… — И сдайте ваш передник, — велела старшая сестра. Бедняжке Неттис не оставалось иного выхода, как подчиниться. Ее уход — в отличие от отъезда Карлы Фрейд — не вызвал ажиотажа у коллег-медсестер. Проводить Неттис вышли лишь несколько девушек. Сестры Дьюренс в тот момент отсыпались. О случившемся узнали лишь после подъема дежурной смены, заступавшей в ночь. Салли охватило безысходное отчаяние, когда она поняла, что начальство выстроило собственный мир со своими изуверскими правилами и предписаниями. Осознание этого заставляло других медсестер ощутить полнейшее бесправие перед лицом перспективы загреметь на Голову Турка. Прерогативы местных властей, судя по всему, были куда шире, чем в куда более привычном мире за пределами этого острова, от которого они были отрезаны. Узнав об этом, Салли буквально кипела от возмущения. Наоми и того хуже — она едва не взорвалась от гнева, удивительно, что форменное платье не разошлось на ней по швам. Весь вечер Салли не спускала глаз с сестры в полумраке хирургического отделения. И продолжала молча смотреть на нее и когда они ужинали в половине десятого, и когда обедали в три часа утра. Салли с Наоми и словом не перебросились. Перевод Фрейд и арест Неттис, как считали сестры Дьюренс, произошли неспроста и связаны между собой. Оба события были настолько непонятны и значительны, что любые попытки их обсуждения казались неуместными и бессмысленными. — Завтра надо сходить к палатному врачу, — предложила Наоми. — Пойдешь со мной? — Пойду. Но зачем? — Взглянуть на его отчет по Фрейд. В глазах Наоми читалась непоколебимая решимость. — С какой стати ему показывать нам этот отчет? — Он понимает, что рано или поздно отчет придется кому-то предъявить. После этого его можно предъявить кому-нибудь из начальства. Вот мы и станем чем-то вроде связующего звена между палатным врачом и начальством. Казалось, Наоми всерьез считала, что все еще можно исправить. — Мы же своими глазами видели нанесенные ей травмы, — сказала Салли, надеясь нейтрализовать излишнюю целеустремленность сестры. — И всегда можем заявить об этом, если нас спросят. — Ты же сама видишь, что к мнению женщин здесь не прислушиваются, разве нет? Оно гроша ломаного не стоит. А вот отчет врача… — Подумай сама… Он ведь ни за что не согласится. Сто процентов не согласится. — Тогда придется стащить этот отчет. — Ну, это уже чистейшее безумие, — сказала Салли. — Так ты готова пойти со мной? — не унималась Наоми. Салли не могла не подчиниться — этого требовал давний уговор о дружбе. — Ладно, — не стала перечить сестре Салли. — Я пойду с тобой.