Дочери Марса
Часть 40 из 64 Информация о книге
— Все девушки с бедного старого «Архимеда». — Все старые бедолаги с «Архимеда», — поправила его Онора. — Вздор, — не согласился Кирнан. — Вы все выглядите превосходно. Спели что-нибудь за столом, медсестра Фрейд? — Нет уже охоты распевать, — закрыла тему Фрейд. Салли поинтересовалась, каким образом он получил такое повышение — как-никак лейтенант. Целых две звездочки на погонах. — Их вам за участие в сражениях дали? — спросила она. — Нет, я так не считаю, — сказал Кирнан. — И не хочу, чтобы вы так считали. Меня направили на эвакопункт раненых под Позье, и у нас все закончилось — и инструменты, и перевязочный материал. Все наперебой кляли нашего снабженца, жаловались, что он вконец завалил все дело, что на полковых медпунктах нет ничего. В общем, хуже некуда. Ну, я и заявил об этом хирургу. А меня взяли, да и направили на двухмесячные офицерские курсы в Англию. И вот я здесь. Снабженец пункта эвакуации раненых. Они поинтересовались, какого именно, и он назвал номер. Их пункт носил другой. — Вот же черт! — вырвалось у Оноры. — Но, может, все же заглянете как-нибудь и к нам. Преподать нам курс французской истории или чего-нибудь еще не менее значительного. — У меня ни минуты свободной с этим складом. Наши обожаемые бинты, марля и марганцовка. Полы его слишком короткого мундира распахнулись, когда Кирнан рассмеялся. — Мой поезд до парома отходит сегодня днем, — сказал Кирнан. — А вы, похоже, никуда не спешите. Вы не похожи на тех, кому пора возвращаться. Кирнан потянулся за шляпой и тросточкой. Он мало напоминал офицера. Все вышли в вестибюль, все молчали. — Я все думаю, куда подевалась ваша сестра? — спросил Кирнан Салли. — Ее адрес легко запомнить: Австралийский добровольческий госпиталь, Шато-Бенктен, Булонь. «Бенктен» пришлось называть по буквам. В тот же день, не исключено, что на том же самом пароме, на котором возвращался во Францию Кирнан, — в Лондон должен был прибыть Лайонел Дэнкуорт. Он заказал номер в отеле рядом с вокзалом Виктория и письмом сообщил, что приглашает всех на ужин, уже заказан столик в отдельном кабинете. Так что весь день был озарен приятными ожиданиями. В толпе канадских и австралийских солдат они обошли Вестминстерское аббатство в поисках могил знаменитостей. Ни бюсты, ни красивые плиты, ни мемориальные доски никак не ассоциировались со смертью, но взывали к идеалам влекущего к себе мира, где царит равновесие между жизнью и достойным уходом из нее, ничего общего не имеющим с тем миром, из которого они ненадолго вырвались. Около шести вечера они прибыли в отель «Виктория». Лайонел Дэнкуорт уже дожидался их в чайной гостиной в обществе двух приятелей. Онора бросилась к нему, Дэнкуорт поднялся, она, ничуть не стесняясь, крепко-крепко, но как-то почти по-матерински обняла его, его же руки неуверенно скользили где-то в области плеч Оноры. Тут же все перешли в кабинет, где стоял массивный стол, а стены были обиты алым бархатом. Лайонел рассадил друзей между женщинами. Оба были лейтенанты из его роты. Хватило и минутного, довольно вялого разговора, чтобы в их глазах появилось выражение, какое бывает, когда тебе напомнят о чем-то таком, что предстоит завтра, и о чем ты не вправе забывать. После супа из лобстера сидевшая рядом с Лайонелом Онора попросила его подняться. Когда Дэнкуорт встал, она постучала ножом по бокалу, призывая к тишине. И этот высокий, широкоплечий мужчина, который привык отдавать приказы, вдруг засмущался. — М-м-м, — протянул он. Затем последовала пауза, Дэнкуорт вперил пристальный взгляд в стоящую перед ним тарелку. — Я взял на себя смелость, — проговорил он, — или, лучше сказать, Онора велела мне взять на себя смелость, поскольку она считает, что все слова должны быть сказаны именно сейчас, а не после того, как нам подадут говядину. — Он откашлялся. — Это означает, что она желает утрясти все важные вопросы, касающиеся ее жизни, поскорее, не дожидаясь очередной перемены блюд. Все выжидательно захихикали. — Как она совершенно правильно заметила, мы, австралийцы, не любим следовать каким-то заранее выработанным планам. И со своей стороны хочу поставить в известность всех присутствующих, что мы с моей прекрасной подругой мисс Слэтри с этого момента помолвлены. И, естественно, собираемся пожениться. Я, во всяком случае, рассчитываю именно на это. Из огромного кармана мундира была извлечена маленькая коробочка, из нее — колечко, которое Дэнкуорт, взяв руку Оноры, надел ей на предназначенный для подобных украшений палец. Все вскочили и зааплодировали. Уж Онора позаботится о себе в браке, подумала Салли. Видя, что долгожданное событие наконец свершилось, Онора привстала на цыпочки и припала сжатыми губами к губам Дэнкуорта. Этот поцелуй знаменовал конец всем тайным встречам. Ее сжатые губы выражали непорочность. В адрес помолвленных звучали пожелания всего наилучшего, их от души поздравляли. Онора, расчувствовавшись, всплакнула. Поданный после телятины пудинг под фруктовым соусом Онора ела в основном левой рукой — нужно было и колечко напоказ выставить, и держать за руку Дэнкуорта. В конце вечера к гостям, ожидавшим в вестибюле какое-то время, чтобы дать возможность Оноре и Лайонелу понежничать на стоящей чуть поодаль козетке, наконец подошла Онора, они сели в кэб и отправились в место, которое она окрестила «Галетным замком», — в Палмерз Лодж, названный так в честь Сэмюэла Палмера, который вместе с партнером, мистером Хантли, выпекал твердые галеты для фронта. 9. На пике безумия В Шато-Бенктен началось горячее время, когда с куда меньшим оптимизмом, чем за предыдущий, за общим столом чокались за наступающий 1917 год. Кстати, один из тостов прозвучал из уст доктора Эйрдри на шотландском. Вдруг всем стало ясно, что работа и зима вконец измотали старшую сестру Митчи. И ее комплекция, и работоспособность заметно сдали. Наоми заметила, что та не скрывает раздражения из-за того, что «английские розочки» два дня не делали перевязки. Отчасти ее вспышка объяснялась ее беспомощностью. Митчи была уже не в состоянии за день обегать все отделения. Тропинки, соединяющие основной корпус и флигели, обледенели настолько, что ходить по ним могли только раненые и медсестры на твердых ногах. Временами на унылую, голую землю падал самый настоящий снег — возможно, желанный для нее, но ставший непреодолимым препятствием для Митчи. В сумраке и сплетнях проходила самая суровая из зим нового века, все кругом утратило цвет, все требовало внимания. И в разгар одного из неотличимых друг от друга дней, когда Наоми занималась санацией раневых полостей, спринцеванием, массажем и смазыванием парализованных конечностей, санитар позвал ее к телефону внизу. Доступ к телефону при порядках, введенных леди Тарлтон, контролировался не так строго, как в других госпиталях. Здесь считалось допустимым, если кто-нибудь из дружков краснощеких от мороза девушек из Красного Креста или медсестер-австралиек решил вдруг на всякий случай сообщить, что находится где-то поблизости. Но Наоми, спускаясь к августейшему телефону, вдруг подумала о Салли и испугалась. Она была наслышана об обстановке на пунктах эвакуации раненых, и та не внушала оптимизма. — Здравствуйте, это Кирнан, — послышался голос в трубке. — Возможно, вы меня еще помните? Я тот самый неугомонный издатель корабельной газеты. — Сержант Кирнан? Голос у него был все тот же — прозрачный и емкий, словно океан. — У вас все в порядке? — спросил он. — Да. Правда, вот холодновато. — Это правда. Работы не очень много? — Много. Как и у всех здесь. А у вас? — Ну, у меня кое-какие перемены, — сообщил Кирнан. — И ваша сестра их не одобряет. Мы случайно встретились с ней на Хорсферри-роуд, и она, и ее друзья были настроены довольно критично. Видите ли, мне присвоили офицерское звание. Однако я не совсем в своей тарелке, так что это может служить мне оправданием. Он рассказал Наоми, что его вот-вот назначат снабженцем одного из пунктов эвакуации раненых. Увы, не на том, где работает Салли. — Но, — продолжал он, — в конце концов это не бог весть как далеко. Вся британская линия обороны всего-то сто двадцать миль. Как от Мельбурна до Бичуорта. — Да, и на таком пятачке такая бойня, — согласилась Наоми. — Вот-вот, и дороги здесь ужасные. Это удлиняет путь. Сейчас я в Булони, тут почти все офицеры нашей части. Понятия не имею, чего мы здесь ждем. Но я вот о чем — могу я подъехать к вам и пригласить вас, скажем, на пикник? Но согласен и на встречу без пикника. Проблема была в том, как в самом Шато-Бенктен, так и снаружи подходящего места для пикника не было. Они договорились встретиться в Булони. Ничего страшного, она поменяется дежурством с кем-нибудь из девушек Красного Креста. Когда Наоми спросила разрешения у леди Тарлтон, та предоставила в ее распоряжение черно-белое авто, так впечатлившее в свое время Митчи и Наоми. И, разумеется, шофера. Рядового Карлинга. Человека средних лет. Наоми нацепила на себя все форменное обмундирование — полный комплект. Уродливые, но совершенно необходимые перчатки. Туфельки на кнопках тепла, увы, не давали. Но на такую встречу — а Наоми отнеслась к ней весьма серьезно, — не пойдешь в резиновых сапогах. Как и в кавалерийских ботинках. Кирнан ждал ее в Клубе британских офицеров в Булони. Карлингу пришлось изрядно помучиться, пробираясь сквозь густейший туман, окутавший все вокруг. Несколько раз из непроглядной пелены выныривала крестьянская повозка — испытание реакции Карлинга и тормозов автомобиля. Но город этот видавший виды рядовой знал как свои пять пальцев. Он предупредил Наоми, что будет ждать ее с трех часов, тут же добавив, что спешить ей ни к чему. Дескать, она работает как лошадь и имеет право хоть чуток отдохнуть. Кирнан сидел в кресле в вестибюле клуба, читая небольшую книгу в кожаном переплете, взятую в клубной библиотеке. Он опустил ее в карман мешковатого мундира, где вполне могла разместиться походная библиотека. Как он и говорил, его вид, включая и плохо сидящую форму, полностью соответствовал нежданному повышению. И шинель его — когда пожилой гардеробщик-француз выдавал ее Кирнану, — оказалась самой обычной уродливой шинелью австралийской армии. — Желаете мидий и рыбу? Или предпочитаете говядину? — В такую погоду, — ответила Наоми, естественно, памятуя об их ужине с Эйрдри, — лучше все-таки говядину. — Вот что значит интуиция, — оживился Кирнан. — Поэтому я и попросил консьержа подыскать для нас хорошее место. Как насчет того, чтобы немного пройтись? Выйдя на сумрачную улицу, они стали рассказывать друг другу о всяких сложностях на работе, произошедших с тех пор, как они виделись в последний раз. Леди Тарлтон занимала в рассказах Наоми довольно значительное место. — А вот мне вам и рассказать-то особенно нечего, — признался Кирнан. — Разве что о самых заурядных вещах. С этим милягой — как его? Ах, да, Шоу — вы, как я понимаю, помолвлены? — Разумеется, нет, — ответила она. Это «разумеется» вырвалось у нее совершенно непроизвольно. Наоми вдруг поняла, что личность Шоу никоим образом не должна влиять на Кирнана — еще, чего доброго, вздумает, что тот без пяти минут ее жених, и самоустранится. Теперь же все встало на свои места. С ее стороны просто преступление не дать этому Шоу определенного ответа! И преступление вдвойне, что она не сделала этого сразу же по прибытии в добровольческий госпиталь. — Простите, это был бестактный вопрос, — смутился Кирнан. До рекомендованного им клубным консьержем ресторана пришлось довольно долго добираться пешком через какие-то унылые парки и скверы. Что-то слишком часто он извиняется. Но, несмотря ни на что, Наоми чувствовала себя счастливой. И была на самом деле счастлива. Их глазам открылось море и длинный мокрый пляж, тянущийся до едва различимой кромки воды. Уплывающая вдаль британская шлюпка в неверном свете дня казалась черной. В этот день погода мало чем отличалась от той, когда она была здесь с Эйрдри. Но больше между этими днями не было ничего общего. Они дошли до отеля, который, как Наоми уже знала по опыту жизни во Франции, назывался «Третья Империя», поднялись по лестнице и окунулись в блаженное тепло ресторана. Окна запотели, но от бушующего в камине пламени разливалось тепло. В ресторане было на удивление много народу. И почти одни только военные. Неуклюжая полногрудая мадам, судя по всему, неотъемлемая часть интерьера, уверенно препроводила их к столику. И Наоми внезапно ощутила прилив общительности, к которой явно не располагало царившее на улице ненастье. — Значит, вас повысили до лейтенанта, — сказала она, едва они уселись. — Да-да, ваша сестра тоже это заметила. Считается, что снабженец тоже должен быть наделен определенными полномочиями. — И вам нравится? Я имею в виду само офицерское звание? Только отвечайте честно. — А вот вам хотелось бы стать старшей сестрой? Салли признается, что ей бы хотелось. — А я и есть старшая. По должности. По званию я как была, так и осталась младшей медицинской сестрой. Кирнан на минуту задумался. — Вообще-то я предпочел бы остаться в звании пониже, — признался он. — Просто предпочли бы, и все? — Да, в общем, так и есть. Суета сует… У нас с вами словно какая-то взаимная исповедь, правда? Но тут и сам Бог не разберется. — А то, что вы теперь офицер, как-то изменило ваше отношение к людям? — Я всегда считал, что умею находить общий язык с людьми. Но вы правы — звание офицера многое меняет. Вот поэтому многие и отказываются становиться офицерами. Причем те, кто куда лучше меня. — Видимо, понимают, что ни на шрапнель, ни на все остальное они не в силах воздействовать, будь они хоть трижды офицерами, — предположила Наоми. — Это верно, однако пока их не сразит пуля, они все же кое-что могут. — Послушайте, — смягчившись, сказала она, — не заставляйте меня вас провоцировать. Я понимаю, почему вы согласились стать офицером. Чтобы иметь возможность совершать разумные поступки. Но меня вот что интересует — отважились бы вы пригласить меня на ужин без этих двух звездочек на погонах? — Без этих, как вы выразились, двух звездочек мне куда труднее было бы дозвониться до вашего Шато-Бенктена. Пришлось бы добираться туда самому. Причем не обязательно на попутной машине. Но я бы все равно добрался, уверяю вас.