Дочери Темперанс Хоббс

– Вот это да! – Зази, раскрыв рот, разглядывала роскошные дома капитанов, отделанные сияющей белой обшивкой, с отполированными черными дверными молотками. – Вот это уже на что-то похоже, – заключила она.

– Не могу поверить, что вы никогда не бывали в Салеме. Что же вы за специалист по колониальной истории такой?

– Тот, который специализируется на Юге и Юго-Западе, – парировала Зази.

Кирпичные тротуары Макинтайра поблескивали после весеннего дождика. Мимо каштанового дерева промчалась бродячая кошка и скрылась за живой изгородью из тсуги.

– Туше! – признала поражение Конни.

«Вольво» притормозил в парке напротив Гамильтон Холла. Конни дернула ручной тормоз, на случай, если у машины вдруг возникнут личные планы. Зази сидела, уставившись в экран телефона.

– Вы точно не против мне сегодня помочь? – уточнила Конни.

Зази спрятала мобильный в сумку и кивнула.

– Я полна энтузиазма. Это будет здорово. Особенно за пятнашку в час! – Зази подняла руку и потерла кончики пальцев, изображая международный жест, обозначающий деньги.

Конни хорошо помнила голодные аспирантские годы. День, когда они с Лиз узнали о существовании счастливых часов, во время которых в заведениях Гарварда подают бесплатные закуски, стал настоящим праздником. Кусочек спанакопиты мог вполне сойти за приличный ужин.

Зази с наслаждением разглядывала лепные узоры, зеленеющие каштановые деревья и фасады домов, выстроившихся вдоль Честнат-стрит, что словно сошли с почтовых открыток двухсотлетней давности.

– Неплохо, – заключила она.

Конни и Зази двинулись вдоль неровной кирпичной дорожки, ведущей к офису отдела по делам о наследстве и опеке. Зази снова достала телефон, прочитала сообщение, нахмурилась и тут же принялась набирать ответ.

– Все в порядке? – поинтересовалась Конни.

И как только Зази удается набирать сообщение на ходу и не спотыкаться?

– Да, – выдохнула та, выдавая, что все в точности наоборот.

– Что случилось? – настаивала Конни.

Ноздри Зази раздулись.

– Я просто в ярости. В следующем году открывается отличная вакансия, а мне еще слишком рано на нее претендовать.

– Вы уверены, что рано? Дэбэдэшники постоянно пробуют свои силы.

«Доктора без диссертаций» – так неофициально называли себя аспиранты, сдавшие квалификационный экзамен, но еще не защитившие диссертацию. Аспиранты часто подавали заявки на вакансии. Это стоило делать хотя бы для того, чтобы набраться опыта прохождения собеседований. Конечно, если бы Зази попросила совета, Конни порекомендовала бы ей то же, что и Томасу: подождать, дописать книгу и уже с большими преимуществами выходить на рынок труда. И все же случай с Зази – дело иное. Было в ней что-то. Какая-то искорка. Харизма. Хоть в ученом мире эти качества не являлись определяющими, но…

– Я не то что доктор без диссертации, я даже и не начинала ее писать, – поправила Зази. – Будь у меня хотя бы глава-две… В общем, я в ярости. Я знаю некоторых аспирантов, кто подал заявки на эту восхитительную должность – они полные придурки. Это просто выводит меня из себя! – воскликнула она, сунув ладони в карманы джинсов.

– И что же это за вакансия? – поинтересовалась Конни.

На самом деле Зази была права. Пробоваться на должность ей слишком рано. Это могло окончиться для нее сильным разочарованием. Очень немногое здесь зависело от самого человека. А Зази стремилась все контролировать точно так же, как и Конни. А той было интересно, какие жизненные события поспособствовали такому поведению ее аспирантки. Хотя вполне вероятно, что стремление контролировать все и всех являлось не приобретенным, а врожденным качеством.

– А вы не слышали? – удивилась Зази.

– Нет.

– Они пытаются найти замену Стивену Габсбургу.

Конни остановилась так резко, что Зази чуть в нее не врезалась.

– Что?

– Кафедра колониальной истории. Стивен Габсбург. В Гарварде.

На самом деле должность Стивену Габсбургу не принадлежала. Он лишь на время заполнил зияющую пустоту, образовавшуюся после ухода бывшего научного руководителя Конни. В университете продолжали искать замену Мэннингу Чилтону.

Конни довольно быстро опомнилась и, сунув руки в карманы, пошла дальше.

– Это отличная возможность, – расстроено произнесла она, вспоминая сдержанную патрицианскую улыбку человека, который был ее проводником во время учебы в Гарварде, и запах трубочного табака. Ей этот запах казался приятным и ассоциировался с постоянством и душевным теплом. – Все, наверное, с ума сходят?

– О, вы даже не представляете, насколько.

Конни прикусила щеку и заторопилась вдоль кирпичного тротуара. Так вот чего добивался Томас – стремился попасть на место Чилтона? Он не признался Конни, потому что старшие преподаватели других учебных заведений в теории тоже могли претендовать на эту должность. К примеру, преподаватель Северо-Восточного университета – профессор колониальной истории Констанс Гудвин.

Каково бы было преподавать в Гарварде? Зачастую работать там, где проходила учеба, – задача не из легких. Коллеги помнят тебя с еще не сформировавшейся жизненной позицией. Ты вливаешься в закадровую жизнь университета, которая тщательно сокрыта от студентов и выпускников. Ничто не уничтожит ностальгию Конни по учебе быстрее, чем первое заседание кафедры. Помимо этого было еще одно обстоятельство: Гарвард ни с кем не заключал постоянных преподавательских контрактов, если только не приглашал кого-то с уже имеющимся. А иногда даже это не давало никаких гарантий. Попытайся Конни занять место Чилтона, это могло бы, как ни парадоксально, разрушить ее карьеру. Для аспирантки вроде Зази и постдока Томаса незаключение постоянного контракта не являлось трагедией. После Гарварда брали куда угодно.

– Поспешим. – Конни потянула Зази за рукав. – У нас осталось всего четыре часа.






* * *


Зази в симпатичных очках сидела за компьютерным терминалом в дальней части офиса отдела по делам о наследстве и опеке, стуча по клавиатуре. Как думалось Конни, она поручила Зази простую часть работы – искать завещания последних женщин рода Гудвин, начиная с Чарити Кроуниншилд. Хотя, если выразиться правильнее, требовалось отыскать информацию о мужчинах. Чарити Кроуниншилд, в девичестве Чар Лоуренс, родилась в Марблхеде в 1889 году. Там же и умерла в 1963. Вероятно, она никогда не выезжала за пределы графства Эссекс. Места захоронения нет. Грейс рассказывала, что Чарити кремировали, а прах развеяли в океане у маяка. Как выяснила Конни, Чар пережила мужа на несколько десятков лет. А вот о ее родителях ни Конни, ни Грейс ничего известно не было. Так что Зази начинала с Чарити и двигалась к более ранним представительницам рода.

Конни же шла ей навстречу. Она знала историю Деливеренс Дейн вплоть до мельчайших подробностей. Настолько подробно, насколько это было возможно. Деливеренс родилась в Восточной Англии. Наверняка. Во всяком случае, именно оттуда она эмигрировала в Америку. В 1661 году корабль с Деливеренс Хасселтайн (также пишется Хасельтайн или Газельтайн и, вероятно, еще дюжиной способов) и ее родителями отчалил от берегов Ипсвича в сторону Салема. Последнее упоминание об отце Деливеренс, Роберте, встречается в списке пассажиров того самого рейса. Конни не знала, что произошло с Робертом, но его жена Анна и Деливеренс прибыли в Салем вместе с еще одной семьей, которой они, вероятно, прислуживали в обмен на право проживания до тех пор, пока не переселились в скромный дом, расположенный в салемской деревне, где жизнь была не настолько дорогой. Деливеренс вышла замуж за Натаниэля Дейна. Когда точно, Конни не знала. Во время судебного разбирательства в отношении Деливеренс в 1680-е годы он еще был жив. Однако после 1692 года, когда казнили его жену, о нем больше ничего не упоминалось.

Деливеренс вздернули на виселице. У нее осталась дочь Мерси, которая проживала в небольшом доме на улице, которая теперь называется Милк-стрит.

Дочь Мерси Лэмсон, Пруденс[28], родилась, вышла замуж и умерла в Марблхеде. Мерси сбежала из Салема в соседний город, дабы избежать участи Деливеренс и, вероятно, отмыться от ее дурной репутации. Примерно в 1710 году Мерси подала иск в салемский суд, желая очистить имя Деливеренс. Однако попытка успехом не увенчалась.

Конни не понимала, почему Мерси потерпела неудачу. В то время многие подобные разбирательства завершались положительными решениями суда. Еще Конни не знала, что Мерси прожила жизнь в крайней нищете. Она умерла за десять лет до войны за независимость, а заботилась о ней дочь, Пруденс Лэмсон, в замужестве Бартлетт. Пруденс вела четкий и немногословный рабочий журнал. Как выяснила Конни, работая над диссертацией, ее прародительница была повивальной бабкой. Что-то – нужда, отчаяние или стыд – побудило Пруденс продать «Книгу врачеваний Деливеренс Дейн» книжному коллекционеру по стоимости приличной дойной коровы. Конечно, коровы стоили недешево, да и без них было никуда. Но все же.

Ну хотя бы не за волшебные бобы, подумала Конни, перебирая запылившиеся документы восемнадцатого века.

Итак, что же произошло с мужем Пруденс и со следующими мужьями рода Гудвин?

Конни зажала конец косы между носом и верхней губой. Интересно, знает ли Зази, что Томас хочет попасть на место Чилтона? Наверняка. Потому так и вела себя тогда в «Кухне Чарли». Стаж Томаса на несколько лет больше, и у него есть опыт преподавания. Зази будет непросто ему противостоять. Это объясняло, почему она питала к Томасу негативные чувства. А вот почему тот испытывал к ней неприязнь?

«Придурки», – сказала Зази.

Конни еще не слышала, чтобы она столь резко выражалась. Интересно, Эсперанса имела в виду Томаса? Конни знала постдока еще со времен его учебы в колледже. Считай, совсем ребенком. Он всегда был усердным и ответственным. Истинным ботаником.

– Эй, профессор Гуд! – позвала Зази. Она что-то нацарапала в блокноте и бросила его на стол перед Конни. – Взгляните-ка на это. Я нашла мать Чар.

– Уже? – изумилась Конни.

– Это было нетрудно. Честити[29] Лоуренс родилась в Марблхеде в 1867 году. Умерла… Господи! В 1889 году.

– Ничего себе! – воскликнула Конни. – В 1889? Это же год рождения Чар.

– Вот и я об этом.

– Она умерла при родах? – скрывая печаль, поинтересовалась Конни.

Честити было всего двадцать два. Меньше, чем Зази. Совсем еще девочка. Конни надеялась, что эта болезненная и мучительная смерть застигла бедняжку не в одиночестве.

Зази вгляделась в свои записи.

– О причине смерти ничего не сказано.

– Кем был ее муж?

– Тоже не сказано. – Зази подняла глаза на потолок. – Похоже, ее имя было отчасти ироничным.

– Может… – Конни провела карандашом по костяшкам пальцев. – Может, ее муж был рыбаком? А еще к концу девятнадцатого века в Марблхеде начали производить обувь…

– Профессор Гуд…

– …но рыболовный флот продолжал существовать. Муж Честити мог погибнуть в Большой Ньюфаундлендской банке или…

– Профессор Гуд…

Где-то в помещении заработал копировальный аппарат.

– …да много вариантов. Он мог заниматься ловлей омаров или быть ремесленником…

– Конни! – Зази опустила ладонь на предплечье профессора. – Честити была проституткой.

Зази показала Конни копию завещания Честити, где перечислялись лишь дешевые побрякушки и древнее перешитое манто. Вещи были оставлены матери Честити, которая тоже носила фамилию Лоуренс.

– О-о-о, – растерялась Конни.

– Я хочу сказать, что это очевидно, – сказала Зази.

– Да. Вы, наверное, правы. В этом есть логика. – Конни откинулась на спинку стула.

Что ж… А какой у нее был выбор? Тяжелая жизнь в рыбацком городишке. Отсутствие средств на жизнь и способов их заработать. От сдельной работы на обувной фабрике толку мало. Плюс ко всему город кишел юными моряками – робкими и одинокими, с кучей денег. Юноши отправлялись в многомесячные плавания, где работали в жестких условиях и, бывало, не возвращались. Конни представила хорошенькую девушку со светлыми расчетливыми глазами, румяными щеками и накрученными на плойку локонами. Должно быть, она изучала книгу леди Годей и перешивала поношенные платья по моде – с зауженной талией, высокими турнюрами из старых тряпок и глубокими декольте, демонстрировавшими грудь и шею. Конни представила Честити в таверне. Она смеялась в окружении молодых людей – старых и новых приятелей, незнакомцев с сельских окраин и гостей с дальних берегов. Конни видела, как Честити наклоняется к одному из мужчин так низко, что ее губы практически касаются его уха, и что-то шепчет. Как подает руку…

– Для блудниц жены не более чем рабочие лошадки, – сказала Зази.