Дочери Темперанс Хоббс

– Хочешь честно? – Лиз развернула и глянула на Конни. – Мне не по себе от этого всего.

Конни снова расправила лист с жутким списком и сложила его еще раз – аккуратно, квадратиками, как он и был свернут, обернула вокруг него веревку с сургучом и убрала разрезанный конверт обратно в манильскую папку.

– Прости, – сказала Лиз. – Но это правда чересчур. Меня подташнивает.

Конни стояла, пытаясь придумать, что бы такого сказать подруге, дабы побудить ту помочь. Чтобы Лиз поняла, как это для нее важно. Не для работы, а вообще, для ее жизни. Для их с Сэмом жизни. Для жизни пока что незнакомого ей существа, которое зарождается внутри нее. Нужно сказать Лиз то, что напугает ее так же, как и Конни.

Но она ничего не могла придумать.

Лиз смотрела перед собой и ждала, когда подруга уйдет, но та все никак не уходила. Тогда Дауэрс поднялась и, сняв с полки коробку, опустила ее на рабочий стол.

– Во всяком случае, – сказала Лиз. – Тебе точно не следует таскать эти вещи в манильской папке. От одной мысли об этом я близка к сердечному приступу.

Она порылась в коробке и извлекла маленький чистый бескислотный конверт для архивных документов. По размеру он идеально подходил для хранения странных посланий Темперанс.

Когда Конни достала сложенный лист, чтобы переселить его в архивный конверт, то заметила, что размытая строка на самом деле была написана с противоположной стороны, а с внутренней лишь просвечивалась.

Она была написана тем же витиеватым почерком, что и список:

Нельзя сотворить в одиночку.





18





Кембридж. Массачусетс



Конец апреля



2000


Потупив взгляд, Конни заторопилась из кабинета Лиз в библиотеку Уайденера. Сумка с секретным содержимым била по боку. Вишня у библиотеки Хоутона зацвела розовыми цветами. В полуденном воздухе царила весенняя нежность. Солнечные лучики пробивались сквозь листву деревьев, окрашенную пыльцой в желто-оранжевый цвет, кругом разлилась тишина, что овладевала студенческими кампусами в конце семестров. Конни глянула на часы: до закрытия библиотеки еще три часа. Хватит для того, чтобы разобраться, что же все-таки имела в виду Темперанс. Многие слова были понятны и, по крайней мере, были английскими. Белена… Снова эта белена. Шафран. Листья тополя. Лапчатка. Многое из этого можно найти прямо в саду дома на Милк-стрит.

И все же кое-что оставалось загадкой. Что значит smallage? Может, это намек на то, что ингредиенты необходимо брать в малом количестве? От английского слова small – маленький? Может, Темперанс придерживалась некоего гомеопатического подхода и использовала действующие вещества по минимуму? Вероятно. Однако все равно оставалось еще много неясностей.

Тот же опиум. Ничего загадочного в нем нет, но в наши дни раздобыть его не так-то просто.

А что означают эти цифры на полях слева? И как перевести пару латинских названий, если даже специалист по Средневековью не смогла назвать их с ходу? Очевидно, эти слова довольно редкие. Но латынь – не самое страшное.

Жир вырытых из могил детей. Волосы на затылке Конни встали дыбом, а по рукам словно побежали пауки.

Может, Темперанс имела в виду что-то другое? А как еще? Речь о какой-нибудь траве или цветке… Может, о мандрагоре? Корень мандрагоры поразительно схож с телом маленького человека, поэтому в Средние века люди верили, что, если выдернуть его из земли, он закричит. Возможно, «вырытые из могилы дети» – это молодые корни мандрагоры.

Теория хорошая, только вот мандрагора упоминается в этом списке выше. Какой смысл вписывать ее дважды?

– Конни! – окликнул ее чей-то голос. Она ссутулилась и пошла быстрее, надеясь, что обращались все же не к ней. – Конни Гудвин!

Проклятье! Она развернулась и увидела бледное от усталости лицо Томаса.

– Ох! Здравствуйте. – Конни машинально переместила сумку вперед и накрыла ее руками.

– Здравствуйте, профессор! Вы не отвечаете на мои письма. – Томас поправил очки пальцем.

– Ах, извините, Томас.

– Ну и? – Молодой человек многозначительно посмотрел на Конни.

– Вы о чем?

Томас зашагал рядом, держа руки в карманах штанов расцветки хаки. Его левое ухо было малиновым. Только левое.

– Вы согласны?


– Согласна на что? – Конни пришла в замешательство и начала терять терпение.

Ее и без того завалили письмами студенты, которые недавно получили назад свои работы и вдруг решили вспомнить математику и подсчитать, сколько баллов нужно добрать, чтобы за семестр вышло «отлично». Все эти вопросы… А будет ли пересдача? А можно ли заработать дополнительные баллы? А оспорить результат? В отчаянии Конни включила автоответчик и не проверяла почту уже несколько дней. Каждый семестр одно и то же. Сколько бы она ни убеждала студентов, что отметка «хорошо» – не катастрофа, что та никак не повлияет на их дальнейшую счастливую и успешную жизнь, не помешает иметь красивые дома, собак и любящих супругов и в скором времени все эти незначительные победы потеряют для них всякое значение… количество писем в конце семестров не переставало поражать.

Томас вдруг резко остановился.

– Вы не читали мое письмо?

Прохладный весенний бриз сорвал несколько розовых лепестков с вишневого дерева и плавно опустил на мощеную дорожку перед Конни и Томасом.

– Мне нужно объяснять вам, насколько я сейчас занята? – рассердилась она. – Вы уже достаточно долго работаете преподавателем и понимаете, что это такое. И, по-моему, я рассказывала вам об этом лично.

От холода Конни сильнее стиснула сумку. Позади Томаса пролетела ярко-желтая фрисби и приземлилась в траву. Малиновый цвет его уха стал еще более насыщенным.

– Но это важно.

– Что? – спросила Конни, уже даже не стараясь скрывать раздражение. – Что такое важное не может подождать до мая?

– Мне нужно знать, напишете вы мне рекомендательное письмо или нет.

– Томас… – начала она.

– Мне правда требуется ваша рекомендация, – остановил ее возражения Томас. – Я – лучший кандидат. Ни у кого из желающих нет такого стажа. Ну… если вы тоже не претендуете на эту вакансию, конечно… Вам же это не нужно? У вас и так хорошая работа.

Да, это действительно так. Конни была довольна работой в Северо-Восточном университете. Несмотря на все тяготы, она любила своих студентов. И кампус. И библиотеку. Любила музей изящных искусств и картины Сесилии Бо с изображениями припорошенного снегом Бостона девятнадцатого века. Зеленые трамвайчики, что тянулись по проспекту, забитые пассажирами. И свой скромный офис с «цветочным» креслом и книжными стеллажами. И, если честно, Конни была счастлива, что скоро заключит с университетом контракт. Это сулило стабильность, академическую свободу и авторитет. В Гарварде у нее всего этого не будет. Точнее, авторитет будет, но всего лишь каких-нибудь пять лет.

– Я уже заручился поддержкой факультета, – продолжил Томас. – Профессор Бомонт согласился пойти мне навстречу. Также после конференции я пообщался с профессором Хейденом. Конечно, он не в восторге от моего проекта, но пообещал, что поможет, если я внесу коррективы. И мне нужен еще один голос.

– Думаю, слишком наивно с вашей стороны полагаться на рекомендации, которых еще нет, – сухо ответила Конни.

Она попыталась обойти Томаса, но тот вдруг преградил ей путь. Малиновое ухо уже стало практически фиолетовым.

– Вас попросил кто-то другой?

– Послушайте. Я тороплюсь в библиотеку, она скоро закрывается.

– Это Зази, да? – Томас ухватил Конни за плечо и стиснул его.

Она глянула на руку постдока с удивлением. Позади него по припорошенной розовыми лепестками траве пробежал босой паренек со взъерошенными волосами и поднял фрисби. Затем, смеясь, подпрыгнул и запустил пластмассовую тарелку из-под поднятой ноги. Томас не отрывал взгляда от Конни. На его бледном и усталом лице не было и тени улыбки, словно он разучился улыбаться уже очень давно.

Конни взяла его руку и мягко отняла ее от своего плеча.

– Мы можем обсудить это позже? Сегодня у меня много дел.

– Я – лучший кандидат! – В голосе Томаса появились резкие нотки.

– Вы действительно весьма перспективны, – согласилась она.

Однако, если честно, Конни уже сомневалась. Его диссертация была скучной, а вот в работе Зази, судя по тому, что довелось увидеть Конни, присутствовала новизна.

– Я – лучший кандидат, – твердил постдок. – Я заслужил это место. У меня больше преподавательского опыта, чем у нее. И на моем счету больше работ. А она даже первой главы не написала! Нет, я не говорю, что Зази плоха. Я отношусь к ней с уважением. Но ей еще выпадет множество шансов. А это – мой счастливый билет.

Ожесточенный взгляд Томаса напоминал взгляд помешанного. Конни смотрела на бывшего воспитанника, стараясь его понять. Впервые ей удалось уловить, что за броней высокомерия, хрупким панцирем мнимой заносчивости скрывался страх. Сейчас Томас был постдоком. С каждым годом его ученая степень теряла актуальность. Соревноваться со свеженькими докторами философии становилось все труднее. «Срок годности» Томаса уже наполовину истек. Под его молодыми карими глазами начали появляться морщинки, щеки от измождения запали, а на голове можно было отыскать пару седых волос. Стресс потихоньку пожирал его изнутри.

Конни невольно вспомнила своего старого «научника» Мэннинга Чилтона. Человека, которому доверяла больше, чем кому-либо. Доверяла так, как Томас сейчас доверял ей. Чилтон предал Конни, попытался присвоить ее труд. Тогда в отчаянии Конни собственноручно уничтожила первоисточник, лишь бы он не достался Чилтону. Она бросила его в огонь. Пламя поглотило книгу, за которой они вдвоем так долго охотились. Догорая, она отражалась искрами в глазах Чилтона, уничтожая остатки его здравомыслия. Между наставником и воспитанником всегда образуется личная взаимосвязь, что усиливается со временем, словно весенний дождь, как бы оба участника ни старались игнорировать сей факт.

Размышления заставили Конни чуть смягчиться.

– Я не отказываю вам. Просто говорю, что мы обсудим этот вопрос позже. Ладно?

Томас по привычке поправил очки, хотя вниз они не съезжали.

– Ладно. Но когда?

– Скоро. Я обещаю. – Конни переступила с ноги на ногу, желая поскорее уйти, и стиснула сумку сильнее. – Договорились?

Взгляд Томаса метнулся к сумке, что Конни сжимала перед грудью, сгорбив плечи, словно старалась укрыть содержимое своим телом.

– Вам удалось что-то узнать? – просто спросил Томас. – О той криптограмме, о которой говорила Зази тогда в «Кухне Чарли»? Расскажите.

– Томас, у меня много дел, – Конни сдвинула драгоценную ношу на бок и зашагала вперед.

Постдок засеменил рядом, хоть было ясно, что останавливаться профессор более не намерена.

– Ну пожалуйста! – В его голосе Конни уловила знакомые нотки любопытства, что были присущи ему в юности. – Можно я взгляну?