Дочери Темперанс Хоббс

– Я?.. Нет, – ответила Конни, вписывая свое имя в журнал учета посетителей.

Взяв пропуск, она заметила странное выражение на лице администратора.

– Вы еще никогда не навещали профессора Чилтона, – сказала та.

Правда, Конни не могла точно определить, была она администратором или же медсестрой. Скорее всего, и то и другое одновременно. Слишком профессионально, покровительственно и бесцеремонно она держалась.

– Да, не навещала, – ответила Конни, прикалывая пропуск на отворот пиджака.

Администратор не стала мучить посетительницу дальнейшими расспросами. Она склонилась над столешницей, записывая на листке, как найти Чилтона. Вырвав лист из блокнота, она протянула его Конни. Однако когда та взялась за записку, администратор ее не отдала.

– Постарайтесь не слишком удивляться, – сказала она. – Когда увидите его.

– Удивляться? – переспросила Конни.

– Его это очень огорчает, – добавила администратор-медсестра.

Конни слегка растерялась.

– Да, конечно, – ответила она.

После этого женщина отпустила листок бумаги.

– Часы посещения до четырех.

Звуки шагов Конни отражались эхом от стен просторного коридора, пахнущего больничной чистотой и свежестью. Указания на листочке вели к отдельной палате, предназначавшейся для постоянных жильцов. Большинство дверей больницы стояли нараспашку, и Конни видела, как пациенты праздно лежали на своих койках и читали книги. Некоторые из них были в больничных халатах, а некоторые в пижамах. Девушка с обритой головой раскладывала пасьянс. Юноша с татуировкой на шее отжимался между коек. Где-то вдалеке раздался приглушенный крик.

Нужная Конни палата находилась в самом конце коридора, на углу здания. Ее дверь была чуть приоткрыта. Соседнее помещение пустовало, и в этой части коридора царила относительная тишина.

Конни прижала к груди тюльпаны, подняла кулак и тихонько постучала.

– Войдите, – произнес знакомый, но сильно постаревший голос.

Конни толкнула дверь.

Палата Чилтона была скромной, но уютной. Больничная койка старательно заправлена. На прикроватной тумбе располагалась лампа, несколько старинных книг в кожаных переплетах и графин с водой. На стене – картина девятнадцатого века в затейливой позолоченной раме с изображением Бостонской гавани на закате, полной кораблей. Нежно-розовые и оранжевые тона пейзажа украшали белесые проблески морской пены и сине-черные пятнышки клиперов.

– Так-так, – произнесла ссутулившаяся фигура у окна. – Вот это сюрприз.

Конни переступила через порог.

– Профессор Чилтон, – произнесла она с уверенностью, которой не ощущала.

Скрючившийся силуэт почти сгибался пополам. Сдвинутые колени сильно выдавались вперед, а руки покоились на подлокотниках инвалидного кресла. Бывший научный руководитель Конни был облачен в отутюженную полосатую пижаму и бархатный халат. На ногах его виднелись кожаные сандалии. Он потянулся к кресельным колесам и выехал на свет.

Конни оставалось только надеяться, что ей удалось скрыть ужас.

Уголки обветренных губ Чилтона поникли, а глаза прищурились: он все заметил. И пришел в тихую ярость.

Профессор Мэннинг Чилтон выглядел так, словно прошло не девять, а тридцать лет. Его тело совсем иссохло, щеки впали, глаза померкли, а кожа сморщилась и пожелтела, будто он долгие годы страдал бессонницей. Чилтону было всего лишь семьдесят с небольшим, а выглядел он как ходячий мертвец. Конни опасалась приближаться к своему бывшему «научнику». Ей захотелось спрятаться, убежать, скрыться от невиданного кошмара, что таился в этой палате.

Видимо, именно по этой причине близлежащая комната пустовала – чтобы моральное разложение, овладевшее Чилтоном, подобно заразе не передалось другому человеческому существу.

Конни совершила над собой усилие и сделала еще один шаг навстречу бывшему профессору, вытянув тюльпаны перед собой как оберег.

Чилтон подъехал ближе и впился взглядом в гостью.

– Это вам, – сказала Конни, протягивая цветы.

Профессор ухмыльнулся и чуть откатился назад, выглядывая в окно.

– Как мило, – мрачно бросил он.

Конни положила букет на прикроватную тумбу, не найдя более подходящего места.

– Что ж, девочка моя… – Чилтон помассировал бледный висок костлявым пальцем. – А ты хорошо выглядишь.

В голосе старика прозвучали нотки то ли осуждения, то ли зависти – Конни точно не поняла. Возможно, и то и другое одновременно.

– Спасибо, – ответила она.

У картины стояло кресло, обтянутое красной дамасской тканью и соответствующая ему по духу подставка для ног с кисточками. Может, лучше присесть? Или дождаться предложения?


– Чем обязан столь великой чести? – Голос Чилтона звучал отрывисто. Практически рвано. Он глубоко закашлял, как курильщик со стажем, потом оправился и добавил: – С чего вдруг прославленная профессор Гудвин решила меня навестить?

Конни даже не предполагала, что бывший наставник следит за ее карьерой.

– Северо-Восточный университет – хорошее место, – продолжал старик. – Должно быть, ты уже стоишь на пороге заключения постоянного контракта. – Он вздернул подбородок и устремил гордый взгляд на розовый куст, усыпанный молодыми зелеными завязями. – Но ты еще не выпустила книгу. Одному богу известно, чего ты ждешь.

Конни все же решила присесть, примостилась на краешек кресла и положила ладони на колени. Предмет старины источал утонченный запах пыли и мыла с добавлением лимонного масла. Конни решила, что Чилтон забрал это кресло из своего загородного дома, расположенного в фешенебельном районе Бостона. Вместе с картиной и книгами. Жалкий отблеск той жизни, для которой бывший ученый был рожден и считал своей по праву.

– Тебе лучше поторопиться, – сказал Чилтон, потирая подлокотники инвалидного кресла. – Времени в обрез.

– Сколько? – задала Конни глупый вопрос.

Старик потеребил вылезшую из халата нить.

– А то ты не знаешь.

Пальцы Конни то сжимали, то разжимали орлиный камень, вдавливая скрученный узелками шпагат в кожу. Узелки. Завязанный узелками шпагат.

– Я хотела кое о чем вас спросить, – начала она.

– Ах, замечательно. Я так и думал. Это должен быть Томас.

– Томас? – недоумевая переспросила Конни.

Она стиснула плетеный шпагат сильнее, ладонь от нарушенного кровообращения покраснела.

– Это он должен усесться в мое бывшее кресло. – Чилтон вырвал вылезшую нить, рассмотрел ее в свете окна и выбросил на пол. – Разумеется, это должен быть Томас, – добавил он.

– Но я хотела спросить не об этом.

– Это точно не твое место. Пока книга не готова, ты его не заслуживаешь.

Конни разжала пальцы, и кровоток в руке возобновился.

– Я как раз работаю над этим.

– Ты растратила впустую свое драгоценное время. – Чилтон принялся снова потирать подлокотники.

«И мое», – хотел добавить старик.

– Но это уже не важно, – продолжил он. – Не всем же работать в Гарварде, правда? Иногда лучшее, что мы можем сделать, – позаботиться о сохранении его статуса. Томас, к примеру, особенный молодой человек.

Чилтон чуть развернул кресло и глянул на картину.

– Тебе нравится? – спросил он.

Конни перевела взгляд на произведение искусства. Мачты кораблей теснились в поглощенной мраком бухте, а водная гладь излучала белесовато-серое сияние подобно опалу или лунному камню. На заднем плане виднелась зависшая на гребне волны маленькая шлюпка с двумя размытыми фигурами на борту. Художник хорошо поработал со светом. Узнавалась рука люминиста – предшественника эпохи импрессионизма. Однако пропорции были соблюдены плохо. Транцевая корма шлюпки была скошена под неправильным углом по отношению к корпусу, а паруса раздувались не с той стороны, с которой следовало, если учитывать движение волн. Мастер хорошо отобразил игру света и текстуру, но не почувствовал пространства и глубины.

– Довольно неплохая работа, – ответила Конни.

– Ты права. Она хороша. Весьма хороша, если выражаться корректнее. – Чилтон подъехал ближе, и по его щеке пробежался луч вечернего солнца. – Обрати внимание, как выписан свет. Это сияние в воздухе… Такие детали, девочка моя, способен оценить лишь настоящий американист. Подобные тонкости остаются невидимыми для тех, кто истинно ими не наслаждается. Кто не в состоянии оценить всю прелесть американской истории, у кого нет подлинной связи с землей.

По всей видимости, рассеянность внимания являлась следствием отравленного разума. По подсчетам Конни, она провела в палате бывшего наставника уже плюс-минус четыре минуты. Значит, осталось менее десяти минут.

– Профессор Чилтон, – начала она. – Я сейчас вношу окончательные правки в книгу. В ней я развиваю тему своей диссертации. И я хочу включить в нее одну вещь. Но прежде мне нужно кое в чем разобраться. Нужно узнать, что означает один из ингредиентов рецепта. Это точно не растение. Думаю, это что-то вроде камня, что-то из алхимии. И мне нужна ваша помощь.

Чилтон опустил руку на один из томов, что покоился на тумбе под картиной. Название его давным-давно выцвело.

– Томас, – продолжил старик, словно не слышал, о чем ему говорила посетительница, – американист с большой буквы. Он рассказывал тебе о проекте, над которым сейчас работает? Он интересуется состояниями измененного сознания в раннем Новом времени. Думаю, тебе бы следовало поделиться с ним своими наработками. Проект Томаса выглядит многообещающим.

– Он не нуждается в моей помощи.

Конни совершенно не считала проект Томаса многообещающим. На самом деле она не видела в его научном труде никакой новизны. Видимо, он планировал внести много изменений, раз за него решил заступиться сам Маркус Хейден. Либо Томас намерено солгал.

– Ох! – Чилтон разразился новым приступом кашля. – Но представь, каких успехов он добьется с твоей помощью.

Ясно. Просто так старик ответ не даст. Он переплел пальцы, и его глаза заметно потускнели.

– Профессор Томас Резерфорд, – мечтательно произнес Чилтон. – Хорошо звучит, правда? Есть в этом какая-то… справедливость. Достойное звание для достойного человека. Человека, для которого слово «дисциплина» – не пустой звук. Это наследие нашей работы. Разве это не наш долг перед будущими поколениями? Бороться за справедливость?

Прежде чем Конни успела возразить и рассказать Чилтону обо всем, что изменилось в их научной среде за годы его отсутствия, он продолжил:

– Только подумай! Ведь он станет твоим протеже. Будет испытывать к тебе огромное чувство благодарности и долга. Ваши имена будут связаны. – Впервые за все время, пока Конни находилась в палате Чилтона, их глаза встретились.

– Если я пообещаю, что напишу рецензию на книгу Томаса после того, как она будет готова, – начала Конни, – вы ответите на мой вопрос?