Дочери Темперанс Хоббс
Часть 52 из 66 Информация о книге
– Отказываешься? – Отказываюсь, – кивнула Темперанс, когда Авдий накрыл ее ладонь своей. – Ясно. Пэтти приблизилась и глянула за другое плечо дочери – туда, где из котла валил пар. Аромат был нерезким и аппетитным, пахло сельдереем с нотками пряностей и цветов. Маковые коробочки в бульоне разварились и раскрылись. Фэйт хныкала, пряча лицо в шерсть собачонки, которая вдруг оказалась в ее руках. Темные глаза животного глядели на собравшихся на кухне хозяев. – Подмети это, малышка, – буркнула Пэтти, махнув на мерцающие в свете огня осколки. Утерев нос рукавом, Фэйт опустила зверя на пол и взяла из угла метлу. В доме на Милк-стрит не было слышно ни звука, только треск огня да шорох сухого камыша, что не мог собрать стекло. – Так не пойдет, – сказала Пэтти, ткнув в листы с записями. – Чего-то не хватает. – Знаю, – отозвалась Темперанс и, вынув из лифа конверт, постучала его уголком себе по виску. – Не это, – сказала Пэтти. Мутный взгляд старухи остановился на Фэйт, которая до сих пор, как бы играя, мела стеклянные осколки. Пока девочке удалось лишь сгрести их в неаккуратную кучку. В спешке она задела прутьями уголек и тут же его затоптала. – Крошка! – громко позвала Пэтти, и Фэйт подняла глаза, как напуганный котенок. Девочка смахивала на папу лицом и спутанными рыжими волосами, но глаза, без сомнений, были мамины. Еще более светлые, чем у Темперанс. – Я не могу их собрать. Они слишком мелкие. – Оставь их, – сказала Пэтти и поманила дитя пальцем. Старуха опустила иссохшую ладонь на голову внучки и посмотрела на нее. – Молодец. А теперь скажи, чему мы недавно учились? Фэйт напряглась и хотела оглянуться на мать, чтобы та ее подбодрила, но бабушка крепко держала голову девочки, не давая повернуться. – Как перемножить трехзначные числа? – Ответ Фэйт был больше похож на вопрос. – Не в среду. В другой день. Фэйт съежилась. Темперанс машинально дернулась к дочке, но Авдий ее удержал. – Мы изучали растения, – сказала девочка дрожащим, практически хриплым голосом. – И зверей. – Правильно. – Губы Пэтти изогнулись в улыбке, обнажая неестественно белоснежные и ровные зубы. – Силу растений и животных, – добавила она, обращаясь к Темперанс. – И на что они способны вместе. Темперанс знала, что Пэтти обучает Фэйт основам ведовства. Однако дочь проявляла мало интереса, ее страстью были цифры: измерения, сложение, вычитание. Оно и к лучшему. Может, ей не придется зарабатывать на жизнь, принимая роды, продавая амулеты или просто рыбу. Может, она научится выкраивать детали для обуви. – Помнишь, я говорила, – обратилась Пэтти к внучке, – что вещи, которые мы изучали, особенно сильные и тайные? Фэйт хотела убежать, но у бабушки было много сил. Она ухватилась второй рукой за щеки внучки и сжала их так сильно, что губы девочки стали похожи на рыбий рот. – Мама! Темперанс вырвалась из рук Авдия и попыталась отобрать дочь у матери. Глаза Фэйт наполнились слезами, но она их проглотила. – Вот так щечки! – воскликнула Пэтти. – Сколько в них жирка! Такие крепкие и аппетитные! Я помню, когда у тебя были такие же, – бросила она Темперанс. – Кругленькие и жирненькие, как спелые персики. В груди Темп набухла черная туча, испещренная молниями. Она схватила Фэйт за плечо и прижала дочь к себе. – Нет! – Вспомнила наконец, – усмехнулась Пэтти. Она опустилась на колени и глянула на Фэйт. – Жир детей, – сказала старуха. – Жир детей, вырытых из могилы. С юного личика девочки схлынула кровь. – Что вы, черт побери, несете? – закричал Авдий. – Прекрати, мама, – рявкнула Темперанс. Фэйт дрожала, а ее взгляд метался между мамой и бабушкой. Из-под стола послышалось жалобное скуление. – О чем она, Темп? – возмутился Авдий. – Ни о чем. – Темперанс прожгла мать взглядом, чтобы та не осмелилась ей перечить. – Это сказка. – О, это не сказка! – расхохоталась Пэтти и закашлялась. – Этот заговор древнее сказок. Видели барельефы в церквях? – Пэтти воззрилась в пространство перед собой, закатив налитые кровью глаза. – Шила-на-гиг. Жизнь и смерть всегда ходят рядом. Шатаясь, старуха опустилась на один из стульев. – Что она несет? – тихонько спросил Авдий у жены. По правде говоря, Темп понятия не имела. Иногда вечерами Пэтти лепетала бессмыслицу. Обычно это означало, что настало время оставить бабушку в гостиной и, поднявшись на второй этаж, забраться под стеганые одеяла. – Я говорю серьезные вещи, – повысила голос Пэтти. – Жизнь и смерть… Нельзя получить одно, не пожертвовав другим. Темперанс, глядя на Авдия, который не спускал глаз с тещи, опустила ладонь на голову дочери. Пора вымыть ей волосы. – Но… – хотел возразить Авдий. – Нет никаких «но». – Пэтти откинула голову на спинку стула и закрыла глаза. – Авди… – начала Темперанс. – Я все равно поплыву, – отрезал тот. Пэтти резко встала со стула и, покачиваясь, поднялась на ноги. – Ладно, – произнесла она в пространство перед собой. – Ты готова идти? – Идти? – переспросила Темперанс. – Эти двое пусть остаются здесь и следят, чтобы варево не выкипело. А мы уходим. Ты готова? – Ты же говоришь, в этом нет смысла, – парировала Темперанс. Пэтти пошарила по карманам, затем взяла с полки небольшой закупоренный пузырек, улыбнулась ему и сунула в карман. – Нет. Ничего подобного я не говорила. Ты всегда все переворачиваешь. Пошли! – Она ткнула рукой в потолок. На стропилах, с которых свисали сушеные травы, были нацарапаны строчки Откровения: «Блажен читающий и слушающие слова пророчества сего и соблюдающие написанное в нем; ибо время близко». На прощание Темперанс озадаченно глянула на Авдия, а потом помогла матери выйти за дверь, шагнув в душную и влажную весеннюю ночь. 23 Марблхед. Массачусетс Последний день апреля 2000 – Что случилось? Ночь была темна и безлунна, и Конни не могла разглядеть ничегошеньки за темной массой растений, что скрывала дом на Милк-стрит, но слышала голос матери. Наконец глаза Конни привыкли к темноте, и она ее увидела. У калитки стояла Грейс Гудвин босиком и без головного убора, лишь на плечи был накинут платок с бахромой. Конни, Сэм и Зази выкарабкались из салатовой «киа» и поплелись к забору, давя подошвами ракушки. Ночь выдалась душной и жаркой – больше летней, нежели весенней. Повсюду пели невидимые жабы. – Боже мой, вы выглядите ужасно! – воскликнула Грейс, сощурившись и высматривая гостей в темноте. На Милк-стрит имелось уличное освещение, фонари появились в пятидесятых, но этот дальний участок дороги не освещался. – Почему вы в саже? – Привет, Грейс, – изможденным голосом поздоровался Сэм. – Здравствуйте, миссис Гудвин, – прокричала Зази. – Ничего, если я оставлю машину здесь? – Мама, ты знаешь… Произошло… – Слова, горькие, как пепел, застряли в горле Конни. Грейс опустила ладонь на плечо дочери.