Долина надежды

– Значит, полковник Вашингтон имеет влиятельного патрона в лице англойского… английского лорда? – осведомился Анри.

Мужчины дружно закивали в ответ. Лорд Ферфакс пользовался очень большим влиянием в Вирджинии, но тем не менее пока что не смог добиться для своего протеже патента на офицерский чин в британской регулярной армии. Тут дружный хор выразил всеобщее согласие относительно того, что вскоре губернатор успокоится и Вашингтон вновь окажется в фаворе. Ведь на балу-то он уже присутствует.

– Вашингтон клянется, что подаст в отставку, если ему не присвоят британский офицерский чин. Ему нужен красный мундир со всеми регалиями, и тут он прав, разумеется.

– Да, но я совсем не уверен, что он его получит, ведь Вашингтон – уроженец колонии, – с горечью заметил кто-то. – А они смотрят на нас с презрением.

– Динвидди не настолько глуп, чтобы потерять его. Дебри, простирающиеся от Голубого хребта до Огайо, он знает как свои пять пальцев. Он им нужен, если они намерены раз и навсегда избавиться от французских ублюдков.

К несчастью, за вторым джулепом последовал третий, пока Анри пытался разобраться во взаимоотношениях полковника Вашингтона с лордом Ферфаксом и колониальной администрацией. На сей раз он все-таки поперхнулся напитком, закашлялся и прижал ко рту носовой платок. Сквайр со всего маху заколошматил его по спине.

– А вон и полковник Вашингтон собственной персоной! Кажется, он решил приударить кое за кем, – многозначительно изрек он, когда высокий молодой человек прошел мимо них и подхватил с подноса два серебряных кубка со сливками, взбитыми с вином и сахаром.

Но тут к ним присоединился какой-то кряжистый краснолицый мужчина, и мистер Фитцуильям повернулся к нему, на ходу меняя тему:

– Ага, а вот и тот, кого мы ждали! Томас де Болден, наконец-то! Давай-ка покончим с этим, Томас. Где твои обещанные лотерейные билеты?

Краснолицый господин криво ухмыльнулся, когда его компаньоны дружно полезли за кошелями. Анри видел его за игорным столом и слышал, как его называли членом местного самоуправления. Насколько он сумел понять из отрывочных слухов, богатая супруга принесла ему в приданое недурную плантацию, расположенную в неделе езды верхом к югу, но сейчас Анри спрашивал себя, что это за женщина, которая смогла выйти замуж за столь неприятный экземпляр человеческой породы. От Томаса де Болдена, обладателя маленьких острых глазок, носа с красными прожилками и толстой влажной нижней губы, разило алкоголем, а неприятная ухмылка обнажала гнилые зубы. Невольно отступив на шаг, Анри задался вопросом, а правда ли, что, как он слышал, у виргинцев оттого плохие зубы, что они регулярно употребляют в пищу горячий хлеб.

Томас де Болден рыгнул и принялся раздавать лотерейные билеты мужчинам, которые наперебой совали ему деньги – фунты стерлингов и виргинские банкноты.

– Томас, дай-ка один билет и синьору. – И мужчины расхохотались, выталкивая вперед Анри.

Комната вдруг поплыла перед глазами Анри. Он пробормотал, что более всего на свете мечтал о том, чтобы приобрести лотерейный билет, и вновь промокнул потный лоб платком. От виски голова у него шла кругом.

– Так, так, синьор… Виргинские напитки оказались слишком крепкими для итальянского желудка? – злорадно ухмыльнулся Томас де Болден, но все-таки сунул руку в карман. – Хотел бы я иметь ваш чертов итальянский талант, чтобы делать деньги из воздуха. Всего один лотерейный билет, сэр? На один фунт можно купить сразу шесть. Наверняка вы можете себе позволить, учитывая, что все эти джентльмены, – он обвел рукой столпившихся вокруг плантаторов, – клянутся, будто ваш кошель распух от платы за уроки танцев?

Мужчины дружно закивали.

– Да, так оно и есть, – сказал кто-то. – Продай ему несколько штук за раз, Томас!

На мгновение Анри отвлекся от лотерейных билетов, стоивших непомерно дорого. Через открытые двери столовой он увидел, как полковник Вашингтон протягивает взбитые сливки девушке, которая немедленно обратила на себя его внимание. Девушка была более чем привлекательна, но еще не красавица, с интеллигентным лицом, тут же приковывавшим к себе взор, живыми глазами и маленьким аккуратным носиком, который она забавно морщила, разговаривая с полковником. Она выглядела стройной и элегантной в бледно-голубом, свободного покроя платье с кремовой юбкой; волосы у нее были уложены несколько выше, чем это принято в колонии, напудрены и украшены жемчугами. Анри, привыкший к элегантным туалетам дам в Версале, с первого же взгляда понял, что она была единственной красиво одетой женщиной в комнате, переполненной колониальными девушками крепкого телосложения в их дурно сидящих английских платьях.

Ему не давало покоя ощущение, что где-то он уже видел ее, хотя, если она англичанка, это было маловероятно. Да и невозможно помнить каждую виденную вами девушку, в самом-то деле. Бедный учитель танцев, не сводя глаз с полковника Вашингтона, девушки и взбитых сливок, которые она отправляла ложечкой в свой очаровательный ротик, пробормотал:

– Si![6] Окажите мне честь… полдюжины лотерейных билетов, будьте любезны. – Да, он наверняка знал ее и, несмотря на опьянение, ощутил укол тревоги, не сомневаясь, что в этом случае и она наверняка узнает его.

Рядом, дабы привлечь его внимание, откашлялся Томас де Болден. Спохватившись, Анри отвел глаза и принялся поспешно рыться в кошеле в поисках денег. Толстяк выхватил у него из рук соверен и протянул ему взамен шесть засаленных обрывков бумаги.

– Достойный приз, – заявил Томас де Болден, закрывая свой кошель. Окружающие вновь согласно закивали.

– Простите, но каков же приз? – поинтересовался Анри, высматривая поверх плеча собеседника девушку и полковника, которые куда-то исчезли.

Толстяк хитро прищурился:

– Моя черная красотка Венера. – Он выразительно поцеловал кончики пальцев, и остальные засмеялись, подталкивая друг друга локтями. – Четырнадцать лет, спелая малышка. Обещает стать хорошей матерью. Я сам заделал ей ребенка, чтобы быть уверенным в этом, а разыгрываю ее, потому что… Ну, вы меня понимаете. – С этими словами он указал на игорные столы в соседней комнате. – Тот, кто выиграет в лотерею, получает двух рабов. Выгодная сделка! Я лично доставлю девчонку победителю во время весенней сессии, если она благополучно разродится к тому времени, а если нет – тогда следующей осенью. – Он громко расхохотался, пересчитал деньги, рыгнул и, облизнув губы, повернулся к игорным столам.

У Анри отвисла челюсть.

Ошеломление, отразившееся у него на лице, сквайр Фитцуильям истолковал по-своему:

– Знаю-знаю, досадная штука эта игорная лихорадка. Сущее проклятие плантаторов. Де Болден к тому же удачно женился на богатой наследнице. Кстати, ему принадлежит один из самых больших пожалованных правительством земельных участков после Кустисов, Парков и Кинга Картера. Но он лишился большей его части, а также денег, которые принесла ему жена, серебра, ее драгоценностей, а потом и полевых рабов одного за другим, пока их не осталось так мало, что табак уже не окупается. Он заключает пари на все, до чего может дотянуться, и в конце концов проигрывает. Говорят, что он уже влез в долги у здешних ростовщиков, да и в Англии его задолженность продолжает расти. Ходят слухи, что уже совсем скоро одни только проценты по долгам окончательно разорят его и он угодит в долговую тюрьму.

Еще один мужчина покачал головой.

– Его лондонские агенты не ссудят ему ни пенни в счет будущего урожая. Мошенники, они жалуются на плохое качество и с каждым годом платят все меньше. Чума их всех забери!

А сквайр Фитцуильям объяснил, как Томасу де Болдену удается на шаг опережать своих кредиторов:

– Последние пятнадцать лет он держит молодых рабынь и зарабатывает на том, что осеменяет их, а потом продает потомство, когда его отлучают от груди.

Анри пришел в ужас:

– Он продает своих детей?

– Мой добрый сэр, они рабы! Вы же знаете, ребенок наследует матери – и дитя матери-рабыни остается рабом. Таков закон. Но это хорошо для нас, когда сама природа увеличивает нашу собственность. Он выставляет их на невольничий рынок, когда им исполняется четыре года – лучший возраст для обучения, – сообщил мистер Фитцуильям. – Я сам прикупил у него рабыню в минувшем году. Моим девочкам нужна новая горничная. Плюс они мулатки. Светлокожие рабыни прекрасно смотрятся в доме. Но Томас – похотливая скотина, он выжимает из своих племенных производителей все соки, так что ему пришлось перейти на тех, кого он сам и зачал. А вот у его жены нет детей, и она уже давно болеет. Говорят, она умирает, так что вскоре ему предстоит жениться во второй раз.

Несмотря на опьянение, Анри был потрясен услышанным. С собственными дочерями?..

– Кое-кто утверждает, что Анне де Болден помогают умереть, – негромко сказал еще один мужчина. – На горизонте появилась очередная наследница. Якобы его подопечная… – Он кивнул на спутницу полковника Вашингтона. – Недавно приехала из Англии.

– Очаровательная особа! В Вильямсбурге она недолго будет одна.


– Сирота, единственный ребенок. Король пожаловал ее отцу один из самых больших земельных участков в колонии, но он расположен слишком далеко к югу. В самой гуще индейских поселений. Неудачное место. Ходят слухи, будто девушка намерена поселиться там, но ее скальпируют раньше, чем она успеет обосноваться. Так далеко на юг разведчики еще не забирались. Похоже, эту задачу намерен взять на себя молодой полковник Вашингтон. Ха-ха-ха! Да ему просто нужна богатенькая жена, вот и все!

– Скорее уж старый лорд Ферфакс воспользуется случаем и сам женится на ней.

– Только не он! Ведь Ферфакс ненавидит женщин. Однажды его уже бросили – прямо у врат церкви, насколько я слышал. Помяните мое слово, она либо достанется Вашингтону, либо Томас приберет ее к рукам, когда умрет его жена.

Анри содрогнулся при мысли о том, какая судьба ждет женщину, оказавшуюся в полной власти такого человека, как Томас де Болден, особенно если она красавица. Ему вдруг стало казаться, что он извалялся в грязи, оттого что в кармане его жилета лежат засаленные клочки бумаги. Этот человек – настоящее чудовище.

– Значит, де Болдену стоит держать ушки на макушке. Полковник Вашингтон танцевал с нею уже пять раз.

– Если он женится на ней, то сможет забыть о своем пришедшем в упадок поместье на Потомаке. Тамошние земли решительно не годятся для выращивания табака…

Разговор перешел с Вашингтона на излюбленную тему в колонии – табак и беззаконие, творимое их лондонскими агентами, и мужчины принялись живо обсуждать падающие цены на товар.

Анри поклонился и оставил их одних. Нетвердой походкой он вернулся в бальную залу, к своим танцевальным обязанностям, и застонал в душе, сообразив, что подошла очередь миссис Фитцуильям, которая смотрела на него с надеждой во взоре и напряженным ожиданием.

А миссис Фитцуильям и впрямь была напряжена. Ей буквально было нечем дышать. На плантации она практически никогда не носила корсет, а сегодня вечером его пришлось затянуть особенно сильно, чтобы она смогла влезть в свое лучшее платье. Она едва переводила дыхание, когда синьор Валентино увлек ее в самый центр танцпола, где она торжествующе улыбнулась собравшимся в кружок дамам у стены. Анри же краем глаза наблюдал за тем, как полковник Вашингтон занимает свое место в конце шеренги для следующего танца. Партнершей полковника оказалась та самая девушка в голубом.

Захмелевший и проклинавший виргинцев, которые совокуплялись со своими рабынями, дочерями и наверняка с овцами, коровами и свиньями, с их дрянным виски и ненавистью к Франции, Анри испытывал безмерное раздражение ко всем присутствующим, что вскоре неизбежно проявилось и в танце. Отбросив всяческую осторожность, он принялся кружить бедную миссис Фитцуильям в собственной импровизированной плясовой. Надеясь, что ее хватит апоплексический удар, он сообщил партнерше, что они танцуют последнюю, самую модную итальянскую кадриль, придуманную в Венеции, которая теперь пользуется бешеной популярностью в высшем обществе всей Европы. Отбросив всякую осторожность и оставив свои манеры в столовой, стараясь лишь двигаться в такт музыке и в самых общих чертах соблюдать фигуры танца, он совершенно забылся, выделывая невероятные кренделя и широко размахивая над головой кружевным платочком.

– Как… как… как называется этот танец, синьор Валентино? – задыхаясь, пролепетала миссис Фитцуильям, стараясь из последних сил не отстать от своего партнера.

– Павлины, токующие весной, миледи, – лукаво усмехнулся он, кружась и кланяясь с таким задором, что фалды его сюртука взлетали выше головы. – Самец павлина стремится привлечь внимание самочки! Очаровать и ослепить ее, если хотите! Прошу вас, скажите, мне это удалось? Вы очарованы, cara signora?[7]

– Совер… совершенно… честное слово, совершенно очарована… – судорожно выдохнула миссис Фитцуильям. – А этот… танец… токующих павлинов… – едва справляясь с дыханием, вымолвила она, – популярен в Лондоне?

– Очень! Но его танцуют только в избранном кругу, синьора! – И синьор Валентино, одарив партнершу лукавой улыбкой, добавил: – В Сент-Джеймсе. Ради дня рождения короля мне пришлось ждать сегодняшнего вечера, чтобы станцевать его с единственной женщиной в Вильямсбурге, которая способна оценить его по достоинству! С вами, дорогая леди!

– Ах! – воскликнула весьма польщенная миссис Фитцуильям, надеясь при этом, что завязки ее корсета выдержат и не лопнут.

– Любимый танец принцессы Амелии! – провозгласил он и принялся импровизировать далее, отпрыгнув влево и дрыгнув ногой. После этого, когда пары поменялись местами, синьор Валентино совершил прыжок в правую сторону, вновь дрыгнул ногой и взмахнул платочком. Когда мужчины и женщины в кругу двинулись к новым партнерам, он, каким-то чудом ухитрившись не упасть, выпрямился и лицом к лицу оказался со своей следующей партнершей, той самой девушкой в голубом, с которой начинал танец полковник Вашингтон.

– Ты! – воскликнула она изумленно, не сбившись при этом с ритма. Будучи изрядно подшофе, Анри поначалу решил, что на нее произвела неизгладимое впечатление его манера танцевать. – Что ты здесь делаешь? – прошипела девушка, но, прежде чем Анри смог придумать убедительный ответ, она, кружась, шагнула влево, к новому партнеру.

Он пробормотал, что она, должно быть, обозналась.

Следующие па вынудили их вновь оказаться плечом к плечу, а потом и лицом к лицу.

– Объяснись, будь любезен! – воскликнула она. Ее карие глаза, искрящиеся весельем и выступившими от смеха слезами, в упор взглянули поверх веера прямо на него. – Ты устроил самое настоящее представление! Или ты сошел с ума? – В уголках ее глаз собрались морщинки, и она прикрылась веером, но плечи ее все равно содрогнулись от смеха.

Совершив изящный пируэт, она скользнула к мужчине с правой стороны от себя. Голова у Анри уже начала кружиться от всех его немыслимых прыжков и кривляний. Но тут она вернулась к нему, готовая обойти его по кругу. Сделав шассе у него за спиной, девушка опять уставилась на него поверх веера и прошипела ему на ухо:

– Павлины! Токующие! Особенно в таком цветастом сюртуке! Синьор Валентино. А ну-ка, скажите мне, когда самец павлина распускает хвост и начинает токовать? Жду не дождусь, чтобы услышать это собственными ушами!

А потом она исчезла за шеренгой мужчин и женщин. Даже Анри заметил ошеломление на лицах других танцоров, которые с неприкрытым изумлением воззрились на него.

К счастью, музыканты перестали играть, и Анри передал миссис Фитцуильям, лицо которой цветом напоминало пареную репу, с рук на руки ее подругам. Она повалилась на стул, судорожно переводя дыхание и обмахиваясь веером, а его взяла в осаду стая ее коренастых дочек, горящих нетерпением узнать как можно больше о любимом танце принцессы Амелии. Анри, бормоча извинения и кланяясь, сумел вырваться на свободу, умоляя их не сердиться на него.

Вечер был в самом разгаре, музыканты заиграли веселую музыку, и молодежь вновь вскочила на ноги, спеша занять свои места. Виргинцы предпочитали английские контрдансы менуэту, и многие уже притопывали в такт и хлопали в ладоши. Он выскользнул из бальной залы как раз в тот момент, когда молодые люди принялись яростно кружить друг друга в танце. Анри же стал переходить из комнаты в комнату, нетвердо держась на ногах и высматривая девушку в голубом, но она как сквозь землю провалилась.

В конце концов он заметил ее сложную прическу поверх голов и принялся пробираться к ней сквозь толпу. Анри подошел к ней как раз вовремя, чтобы увидеть, как она приседает в прощальном реверансе перед губернатором и леди Рейчел с их двумя дочерями, младшая из которых, будучи всего четырнадцати лет от роду, порывисто обняла гостью и расцеловала ее. Леди Рейчел, прощаясь, протянула ей руку. Кем бы ни была эта девушка, она явно пользовалась всеобщей любовью. И вдруг, к ужасу Анри, рядом с ней появился Томас де Болден, громко откашлялся, прочищая горло, предложил ей руку и увел прочь. Ливрейные лакеи низко кланялись, когда они проходили мимо.

Анри поспешил наружу и увидел, как Томас подсаживает девушку в экипаж, на козлах которого сидел кучер-раб в какой-то непривычного вида шляпе, чрезвычайно походившей на птичью клетку. Зачем кому-то понадобилось надевать на голову кучера птичью клетку? Он протер глаза. Экипаж покачнулся и просел, когда внутрь забрался Томас де Болден и захлопнул за собой дверцу. Кучер с клеткой на голове щелкнул кнутом, и карета покатилась по подъездной аллее, оставив Анри смотреть ей вслед.

– Nom de Dieu![8] – прошептал он.

Из тени на свет факелов вышли двое мужчин. Одним из них был полковник Вашингтон, беседовавший о чем-то с помощником губернатора, но при этом не сводивший глаз с девушки, которую сопровождал Томас де Болден. Трое мужчин обменялись поклонами, и полковник вежливым жестом показал опьяневшему Анри, чтобы тот шел первым. Учитель танцев, покачиваясь, неуверенно поднялся по ступеням и вернулся во дворец.

Прозвучал громкий хлопок, и небо за их спинами расцвело мириадами праздничных огней фейерверка. Именинный бал завершился.





Глава одиннадцатая

После бала




В последующие дни Анри никак не мог вспомнить, кем была девушка, которая узнала его, и это невероятно раздражало его. Быть может, она приняла его за кого-то другого? Не выдаст ли она его? Он искал ее повсюду, но остерегался открыто расспрашивать о ней. Гости покидали Вильямсбург, и улицы были запружены отъезжающими каретами, фургонами для рабов и конными всадниками. Повсюду слышны были женские крики «Прощайте!», доносившиеся из экипажей и окон гостиных. Золотые осенние деньки внезапно сменились резким похолоданием, и по утрам бывало уже по-настоящему морозно. За какую-нибудь неделю сильный ветер оборвал с деревьев горящие багрянцем листья, и оставшиеся обитатели Вильямсбурга спешили укрыться от непогоды, чтобы провести время у жарких каминов. Улицы пропахли древесным дымом, и Вильямсбурга достигли известия о том, что жесткая конфронтация между Англией и Францией на границе северного Огайо переросла в настоящую войну.

В Вирджинии высадился полк регулярной британской армии под командованием генерала Брэддока, который взял под свой контроль разношерстную виргинскую милицию, отстранив от дел полковника Вашингтона, и возглавил экспедицию в Огайо. Вследствие начала военных действий положение Анри, и без того ненадежное, еще более ухудшилось. Ему стало известно, что помощник губернатора Динвидди, который в ночь бала разговаривал с полковником Вашингтоном, начал пристально следить за ним и задавать неприятные вопросы насчет камердинера и музыканта Анри.