Дом учителя

Илья Ильич не верил жене, не соглашался, что он-де придирается к сыну. Он говорит – все верно! Назовите пункт, по которому он был несправедлив! И все-таки, уступив ее пилению, обидевшись, когда она назвала его держимордой, расстроившись тем, что она тяготится враждебной атмосферой в семье, коей он, оказывается, виновник, Илья Ильич сменил тактику. Не перестал щипать сына, но теперь делал это в ернической шутливой форме. Лёне было не занимать чувства юмора, теперь их пикировки оборачивались фарсом – злым, но часто и потешным, вызывавшем смех Анны Аркадьевны и Любани.



Уходя из дома, со всей возможной строгостью Анна Аркадьевна предупредила мужа:

– Если ты сегодня вечером посмеешь в присутствии Иваны!.. Девушки твоего сына! Унизить его, иронизировать! То я… то я…

– То ты, что?

– Я скажу, что обычно такие речи ты ведешь, когда выходишь к ужину в семейных трусах и в кителе полковника.

– Лихо! А я когда-нибудь так выходил?

– Ты наклонял пианино у Григоровича на юбилее в ресторане, потому что Лёня умеет играть только на аккордеоне! Илья, я серьезно! Замаринуй, пожалуйста, мясо, почисти картошку и лук, разморозь белые грибы и обжарь их, оттаявшие, они водянистые, надо убрать лишнюю влагу. Да! Ужинать будем в большой комнате, поэтому разложи там стол и не захламляй его! В прихожей перегорели лампочки в плафоне. Одна из четырех светит, как в бомбоубежище. Сколько дней прошу!

– Да, госпожа мачеха, что еще Золушке сделать? У меня, между прочим, три десятка курсовых проектов, на которые надо написать рецензии.

– Придется пожертвовать сном послеобеденным и сериалом про нелегкую жизнь бандитов. Не каждый день твой сын приводит девушку знакомиться.

– Запомни эту фразу. А если каждые полгода? Мне чистить и чистить картошку?

– И лампочки менять. Такое странное занятия для мужчины.



Когда Ивана переступила порог их квартиры, вошла в прихожую (ярко освещенную), Анна Аркадьевна оценила точную характеристику дочери – инопланетянка.

Рост Ильи Ильича метр восемьдесят шесть сантиметров, Лёни – метр девяносто два. Ивана, в сапожках на высоких каблуках, возвышалась над Лёней на добрых пять сантиметров. «Мы тут с Любаней, – подумала Анна Аркадьевна, – как лилипуты около Гулливера».

Короткие волосы Иваны темные у корней и очень светлые, перламутрово-пепельные, на кончиках, прямые и острые, торчали как у взлохмаченного ежика или стриженого динозавра. Ивана была очень большая. Не толстая, стройная, что открылось, когда Илья Ильич галантно помог ей снять пальто. Но о-о-очень крупная. Руки, ноги, голова – все большое. Пропорциональное и большое. Хороши, конечно, громадные глаза, не то серые, не то голубые. Но и носик с подбородком не подкачали. Монументальные шея с ниткой жемчуга и торс, обтянутый черным коктейльным платьем. Инопланетянка. Неловко даже тапочки предлагать, но у них переобуваются. Хорошо, что Анна Аркадьевна накануне купила мужу новые тапки без пяток, Иване они подошли.

Девушка, при ее габаритах, была в движениях изящна, легка, а ее смущение вполне земным, а не инопланетским. Хотя фантастические книги и фильмы приучили нас к тому, что жители других планет зримых эмоций не испытывают. Илья Ильич за ужином вел себя как заправский английский аристократ, при родных – свойский парень. Его шутки задали ужину легкий непринужденный тон.

Подмигнул Иване:

– Обычно жена требует, чтобы я выходил к трапезе в семейных трусах и в кителе со звездами полковника на погонах. Я настоящий полковник, клянусь! Кандидат наук и супруга моя тоже кандидат, но уже других наук. Представляете, как тяжело пришлось нашим детям? Родители до седых волос куда-то кандидаты. Налью вам вина? Предпочитаете белое? Элегантно! Женщины, которые пьют красное, имели тяжелое детство. Впрочем, женщинам, которые предпочитают красное, я говорю то же самое про белое.

Муж, рассказывал о детских проказах Лёни. Сейчас о них весело вспоминать, а тогда было не до шуток. Лёня с дружками спёр амбарный замок с цепью, выждал, когда директор школы пошел в туалет, и они заперли Матвея Филипповича в сортире.

– Поймите, Ивана, – замерла с блюдом горячего – мяса с картофелем – Анна Аркадьевна. – Лёня был в первом классе! Первоклашки страшно робкие, всего боятся. Если с ними разговаривать строго или кричать, могут расплакаться. Мерзопакостничать и хулиганить – это уже четвертый класс и старше. Что я могла думать? Мой сын – природный бандит?

– Думанье у Анны Аркадьевны, – подхватил Илья Ильич, – заклинило, и она не нашла ничего лучшего, как пойти в узел связи штаба дивизии и потребовать меня к телефону. Мы были на полигоне, на стрельбах.

– Дежурный на узле связи, – подтвердила Анна Аркадьевна и стала раскладывать горячее по тарелкам, – мне твердил: у них стрельбы, у них стрельбы… Какие стрельбы, когда наш сын-первоклассник запер директора в туалете на амбарный замок с цепью!

– Меня сорвали с позиции, я выслушал про сортир, Лёньку, цепь и директора…

– И сказал, что приедешь и вывернешь ему уши мехом наружу. А сейчас тебе некогда. Стрельбы. Я передала сыну отцовскую угрозу слово в слово. Лёня встал утром и сказал, что всю ночь ковырял в ушах и меха там не нашел.

– У меня было тяжелое детство, – притворно вздохнул Лёня.

– Неправда, – возмутился Илья Ильич. – Мы тебя всегда хорошо кормили. Чем и сейчас занимаемся.

Анна Аркадьевна напряглась, предчувствуя угрозу, но Илья Ильич непринужденно перевел стрелки на Ивану.

– Ваши родители в добром здравии?

Папа не болгарин и не серб, а хорват, успешный предприниматель. Мама в прошлом член сборной СССР по баскетболу. Родители разошлись. У Иваны есть сводный брат от триста двадцать пятого папиного брака и сестра от маминого второго. Ивана получила образование в средней школе Мариуполя («Где это? – терзалась внезапным географическим бессилием Анна Аркадьевна. – Куда их занесло?»), а потом получила степень бакалавра в Англии. По профессии она экономист, биржевой маклер. Но ее не интересует создание денег из воздуха. Она занимается дизайном женской обуви больших размеров. У нее самой сорок пятый с половиной, как вы могли заметить.

«Сколько таких великанш? – думала Анна Аркадьевна. – Забава, а не профессия».

– Гениально! – восхитился Илья Ильич. – Круг потребителей эксклюзивен и весьма обеспечен. Женские национальные сборные по баскетболу и волейболу плюс легкоатлетки, метательницы ядер и прыгальщицы с шестом, а там и лыжницы, да и биатлонистки подтянутся, еще те лосихи, пардон! Когда есть Интернет, хорошие идеи и продукты бегут к потребителю как недоросли к мамочке. Интернет – великое благо!



Анне Аркадьевне муж говаривал, что Интернет – планетарная помойка – перекорежит жизнь нашим потомкам, превратит их в рахитичных головастиков. Уж лучше бы атомная война, в которой выживут сильные, достойные, возродятся из пресных скандинавов викинги, из галлов-гомиков – рыцари, из славян, погрязших в коррупции, – богатыри. Анна Аркадьевна отвечала, что ему нужно меньше пить. Утопические фантазии – первый признак надвигающихся последствий бытового алкоголизма. Докатился! Об атомной войне размечтался.



Дети уехали на концерт какой-то группы из Архангельска, исполнявшей музыку в загадочном для родителей стиле фьюжн. Анна Аркадьевна и Илья Ильич наводили порядок на кухне и допивали вино. Они любили эти послегостевые минуты, когда можно только что ушедшим людям перемыть косточки и услышать о том, блистал ты или талдычил банальности.

– Ты был сегодня ловок и дипломатичен, – говорила Анна Аркадьевна, – царедворец, Макиавелли! Рассыпался остротами и любезностями, мы тебя давно таким не видели. Девушка понравилась?


– Нет. Скажу тебе по секрету, что у меня такое же отношение к современным девушкам, как у известного барда: они как куклы заводные.

– Я не поняла Ивану. Со мной такое второй раз в жизни. Помнишь или нет, несколько лет назад я была в межведомственной комиссии. На прощальный сабантуйчик социальный психолог пришел со своей женой… Комиссия распускалась, настрочив пухлое заключение, которое, как водится, никому не понадобилось.

Это был тот самый Чертовский Умница. Их отношения, так и не перешедшие в постельную фазу, прекратились до окончательного написания итогового документа. Анна Аркадьевна специально про комиссию излишне говорила, чтобы у мужа не возникло подозрений. Зачем Чертовский Умница приволок супругу, осталось Анне Аркадьевне неясным. Похвастаться?

– Она была очень красива, – продолжала Анна Аркадьевна, – и очень молчалива. Скульптура, гений чистой красоты. Открывала рот, чтобы бросить какую-нибудь фразу, не имевшую никакого отношения к предмету разговора. В молодости я была секретарем райкома комсомола… На улице романтическая погода – льет дождь и давно нет солнца… Она была либо полной дурой, либо, напротив, необычайно умной, живущей в каком-то своем мире, куда простакам дороги нет. Я потом одну нашу коллегу спросила: «Она тупица или неординарного склада человек?» Коллега ответила, что и сам Чертовский Умница… Мы так между собой звали социального психолога, он все время выпячивал свои знания… Так вот, он и сам, пожалуй не знает. Теперь Ивана. Она что?

– У нее очень хороший цвет лица.

– Заметил? – ревниво спросила Анна Аркадьевна. – Куклы заводные! Ты плохо помыл противень, в углах пригорелое, возьми металлическую сеточку и ототри.

– Хорошая кожа – свидетельство отличного здоровья.

– Или дорогого косметолога. Ты не хочешь говорить об Иване, потому что тебе дела нет до избранницы нашего сына, – не спрашивала, а утверждала Анна Аркадьевна.

– Кто мне мозги выносил, что главное, чтобы наш мальчик любил девочку? А мы должны любить то, что он любит.

– Не «то», а «ту».

– И если он притащит в дом акулу, мы должны уступить ей ванну, поливать из леечки, как бы не пересохла.

– Не доводи до абсурда.

– Про акулу – твои слова. Красное вино кончилось, осталось твое белое. Поделим? По-честному или по справедливости?

– По братски.

– Тогда все мне.

– Из-за своих габаритов, внешности, – рассуждала Анна Аркадьевна, – Ивана привлекает внимание. Это, наверное, тяжело, когда на тебя везде таращатся: на улице и в помещениях, в транспорте и на пляже. Единственный выход – скрыться от взглядов невидимой холодной броней, отражать их. Далее. Форма влияет на содержание, то есть эмоции, реакции также подвергаются оледенению. Но что представляет собой содержание?

– Пошли спать? – широко зевнул Илья Ильич.

– Еще пол на кухне надо протереть. Кто допивал вино, тому половая повинность, а я в ванную, благо акула там не поселилась.



Лёня съехал. Звонил редко. Когда проходила неделя без весточки от сына, Анна Аркадьевна отправляла ему эсэмэски: «У тебя есть мама», «Я еще жива. Если что, сообщат?» Она очень скучала без сына, а он, когда звонил, торопливо извинялся и нумамакал: «Ну, мам, забегался», «Ну, мам, у меня все супер».

– Я беспокоюсь о тебе. Мне хочется знать о твоих успехах и поражениях. Понимаю, в двух словах не расскажешь. Папе, конечно, тоже хочется знать. Ты хорошо питаешься?

– Отлично. Ванёк повернута на здоровом питании, я регулярно грызу сельдерей и запиваю фрэш-смузями.

– Что это такое?

– Бурда из фруктов и овощей. Ну, мам, извини, что я не звоню!

– Торопишься?

– Типа того.

– Сыночек, заставлять меня, нас с папой, – поправилась Анна Аркадьевна, – волноваться – нехорошо. Давай установим правило. Скажем, ты звонишь нам каждые вторник и пятницу или среду и субботу?

– Супер, отлично. Напомнило, как ты нам режим дня писала, называлось «Как жить», я Ваньку недавно рассказывал.

– У вас с ней все хорошо?

– У нас все супер! Целую тебя! Папе привет!



Анна Аркадьевна ненавидела молодежный «супер». Это словечко говорило много и одновременно ничего не говорило. Что с Леней, что с Любаней. – Как у тебя день прошел? – Супер! – Понравился концерт? – Супер! – Хорошо на даче у приятелей отдохнули? – Супер! – Как твоя дипломная работа? – Супер! – Я тебе купила джинсы. – Супер! – Испекла ватрушки. – Супер! – Собрала старую одежду в пакет, отнеси к дворницкой. – Супер! – Что «супер»? При чем тут супер? – Супер, в смысле, что отнесу. – Папу наградили почетной грамотой министра обороны. – Супер!



С Иваной виделись еще дважды – на Восьмое марта и день рождения Ильи Ильича.

Лёня с Иваной и Любаня подарили Анне Аркадьевне брелок: витое колечко и много висюлек на цепочках с едва заметными впаянными белыми стразами (не бриллиантами же!) – миниатюрные животные, и предметы одежды, и замочки, и домики, и фигурки. Анна Аркадьевна почему-то полюбила в минуты задумчивости перебирать висюльки. Илье Ильичу, скинувшись, подарили новый планшет, старый у него глючил. От детей никакого скидывания Анна Аркадьевна не ожидала, только выберите модель. Но дети финансово поучаствовали, что Анну Аркадьевну насторожило. Откуда у вас деньги? – Мама, не парься, мы же подрабатываем. Илья Ильич к новому планшету отнесся как мальчишка к новой игрушечной машинке, о которой давно мечтал. Во всемирной помойке, в Интернете, он просиживал часами.

Ивана не стала ближе или понятнее. Своими терзаниями Анна Аркадьевна могла поделиться только с дочерью и мужем.

– Мама, что ты хочешь от меня услышать? – морщилась Любаня. – Откуда я знаю, какая Ивана под слоем льда. Это ты про слой льда говоришь. Я его не вижу. Нормальная девушка. Хотя, конечно, остается вопрос, что она нашла в Лёньке. Я пошутила! Что ты в лице меняешься? У них все супер. «Супер» ты ненавидишь. Мама! Твой сын счастлив, катается как сыр в масле, летает в облаках и прет как командер, это такая машина-вездеход, к своей цели. Без Лёньки, признай, у нас дома стало просторнее и спокойнее. Папа не бесится.

В их трехкомнатной квартире стандартной серии, коих в Москве были тысячи, если не миллионы, имелась родительская спальня, комната Любани, которая в двенадцать лет выгнала брата, и родители считали, что это был благородный поступок сына, пока не открылось, что имела место сделка: Лёня присвоил копилку сестры – жирного поросенка, в который Любаня несколько лет бросала монетки. Также получил обязательство, что Любаня будет следить за чистотой его гардероба, включая обувь.