Драконий коготь
Часть 6 из 41 Информация о книге
Дебрен взял девушку под колени, поднял. — Эй, ты что? Куда? Карета сюда не въедет, на улицу тащи. — В постель, — бросил сквозь зубы магун. — Нелейка… кипятка мигом. Ее надо промыть. Может, еще не… Лобка прыгнул, загородил дорогу. Положил руку на чекан. — Ты сдурел? — долетел сзади голос щербатого. — Все наше будущее смоешь! Башку твою в тот кипяток всажу! — Мазью тоже натирали, кретины? — Придираешься? — Юрифф подошел к крыльцу, погладил по волосам скорчившуюся на ступенях ворожейку. — Не советую. Ты не из незаменимых. Мэтр Борис крепко пострадал после взрыва фиоло… э-э-э… гического камня, который он там изготовляет, но остался в живых. Да и Нелейка, — он снова погладил девушку по голове, — тоже проявит к нам благосклонность. Так что гляди! — Ах ты, вшивый, — прохрипела она. — А если благосклонной не будет, так я выдеру у нее второй глаз, — усмехаясь, продолжал он. — А потом как следует оттрахаю. За насилие можно погореть, да только слепая-то виновника не укажет. А за один глаз в тюрьму не сажают. За два — да, посадят, а за один только штраф наложат. А что швагерам Игона штраф? Все равно что плюнуть. Я даже подумываю, стоит ли дожидаться сопротивления, или сразу удовольствие получить? На Нелее Нелеевне. Нелейка поднялась. Неуверенно. Юрифф не стал ее удерживать, когда она скрылась за дверью. Он поступил скверно, но в этом Дебрен не мог его обвинить. Он стоял, держа на руках еще не вполне пришедшую в себя Людмину, и холодно обдумывал, как поступать дальше. Возможностей было несколько. — Порешим по-доброму. — Юрифф, кажется, что-то почувствовал. Или просто лишен был рыцарских комплексов. — Борис возражал. Ну и что? Несчастный случай. Как у всякого алхимика, который с опасными игранди… етнеми эск… экс… крементирует. Тьфу, к черту, за одни только эти слова ему бы по морде следовало дать… А если ты Игону счастья желаешь, то быстренько достоверение подпишешь, что именно наша Людмина ему предназначена, потому что остальные пять девочек и отрок, которых вы вначале отобрали и в замок отослали для окончательных испытаний… Ну что ж, дороги у нас скверные, а возницу нашли водкой воняющего. Неудивительно, что карета в ров влетела. Случайно я знаю, что из шестерых пассажиров ни один не выжил. У некоторых головы проломились, двое на какой-то ножик напоролись. Бойня. Не гляди так. Не наша работа. Некогда было. У нас свои дела. Видать, Олльда конкурентов порешила. А, да что там, перетрется. Мы в аристократы выходим, пусть конкуренты радуются. Сам видишь, если не Людминка, то уж никакая другая. У кого нога была подходящая, тот уже сегодня прошел. Значит, ежели ты нашу сестру любимую отметешь, то Игону по край жизни любви не изведать. Это хорошо? Так с парнем поступать? Шесть теплых трупов подарить? А если он с отчаяния возьмет, да и попользуется одним из них? Говорят, на маскараде он первый раз в жизни твердость в штанах почувствовал. Как, к примеру, пес, ту единственную учуяв. Как пить дать, может в труполюбство пустится. И Божий гнев на весь наш народ накличет. Этого ты хочешь? Дебрен согнул колени. Опустил девушку на землю. Пришлось. За спиной у Лобки ему привиделись волосы ворожейки. И что-то еще более светлое. Тоже высоко. — Я чародей, — предупреждающе бросил он. — Лучше… Он опоздал. Нелейка опоздала тоже. Дубовая киянка слишком долго оставалась наверху. Вместо свиста послышался крик. — Это моя вина, — крикнула она. — На вмешивайся, Дебрен! Отойди! Я тебя не люблю! Ты мне ничем не обязан! Только теперь она напала. Лобка успел вывернуться и выхватить оружие. Но она ударила точно, крепко. Застала его врасплох и чуть было не достигла цели. Удар пришелся по голове и был настолько сильным, что отбил чекан к самому Лобкиному виску. Металл царапнул кожу, на дворик прыснула кровь. Лобка покачнулся. Не успев восстановить равновесие, получил с другой стороны, по челюсти, но уже не так удачно. Однако рухнул на доски крыльца. Самый старший из Юриффов радостно сверкнул остатками зубов. — Поиграем, братья! — заорал он, выхватывая меч. Муша, не дожидаясь указаний, замахнулся на Дебрена топориком. Магун выхватил волшебную палочку и, отпрыгнув в сторону, послал боевое заклинание — гангарин. Не очень сильный, к сожалению. Пятьсот проверок человеческих ступней, никакой еды, жара — все это исчерпало его силы. Мощности было что кот наплакал. Но хватило бы. Если б он попал. Однако он споткнулся о Людмину и промахнулся. Заклинание пошло вверх, с крыши свалился голубь. Топорик просвистел у самого лица. — Оставьте его! — крикнула Нелейка. — Берите меня! Юрифф хотел взять ее живой — поэтому так скверно у него шло. Киянка долбила по лезвию меча, как дубинка-самобойка из современной прачечной, ворожейка металась, колотила, плевалась. Она была слишком юркой, слишком взбешенной, отчаянной. Прекрасной в своем бешенстве. Это ее спасло. Щербатый был мужчиной, хотел ее укротить. У Муши тоже ничего не получалось. Второй гангарин, уже совсем слабый, скользнул по лабиринту внутреннего уха. Чудес он не наделал, но с этого момента топорик мог служить своему владельцу только для восстановления то и дело теряемого равновесия. Муша не нападал, но бил достаточно точно, чтобы удерживать Дебрена в постоянном движении, однако ничем не мог навредить магуну. Нельзя сказать, кто из них первым сумел бы нанести решающий удар. Дебрену удалось схватить за ножку одну из табуреток, так что у него в руках оказалось оружие, позволяющее оглушить ослабленного чарами врага. Беда была в том, что чаровать-то уже было нечем. — Я не люблю его! Он для меня никто! — орала Нелейка, отступая по внутренней лестнице на полуэтаж, с которого перепуганная соседка спешно эвакуировала горшки и увлеченную ходом боя детвору. — Я люблю другого. С детства! Насмерть! Никому другому я не дамся! Слышишь, Муша? У меня первосортная невинность! Она может быть твоей! Оставь его! Мужелюб затраханный! Выперденыш! Обоссанец! Самодрочец! Подействовало. Топорник обернулся и, отчаянно шатаясь из стороны в сторону из-за нарушения вестибулярного аппарата, помчался к лестнице. Дебрен поднял палочку. И направил чары, выжимая из мозга последние уровни своей магической энергии. Правда, не в Мушу, а в Лобку, чекан которого мчался к уже не содержащей магии голове. Блеснуло, гукнуло. Молния была слабенькая, скорее дымная, чем огненная. А Лобка все еще был приглушен и разъярен после удара киянкой. Так что, хоть в голове у него заискрило, по-настоящему он магунова удара не почувствовал. Но и сам тоже промахнулся. Чекан только лизнул руку Дебрена. А потом выбил у него табуретку и сверкнул вверх. За магуном. У него под коленями пошевелилось что-то мягкое, воняющее сивухой, овечьими орешками, колбасой и изысканным вином из Бомблоньи. Дебрен споткнулся, повалился на спину. — Кто тут Дебрен Думайский? — загудел юный, звучный словно колокол, мелодичный голос. — Магун и чароходец? Эй, ты, с чеканом! Не на него ли замахиваешься? Лобка оглянулся и замер. Он не очень рисковал. Во всяком случае, рисковал меньше, чем если б проигнорировал пришельца. К тому же он был любопытен. В воротах стоял высокий стройный мужчина. В руке у него был меч, за поясом отлично скроенного кафтана — одинокая металлическая перчатка от лат, а на лице кошачья маска. — Ну, чего еще? — проворчал Юрифф. — Еще один жоподаец для Игона? Ты заплутал. В замок — направо. — Опусти чекан, — не обратил внимания на его слова человек в маске. — Потому что если ты магуна усечешь, с тобой вместо него буду биться я. Лобка сплюнул, замахнулся шире. Дебрен зажмурился. — Погоди! — Юрифф отвернулся, отскочил подальше от ворожейки. — Постой, Лобка! Что ты сказал, котяра? — Что я пришел сюда на смертный бой, — гордо бросил замаскированный. — С тобой, Дебрен. Ну, что вылупился? Когда посылают перчатку — это означает только одно. Особенно если есть причина. — Он многозначительно глянул на ворожейку. — Я их понимаю. И уважаю. Поэтому и пришел. Чего, судя по твоей мине, ты вовсе не ожидал. И правильно. Ибо не принято, даже здесь, на Диком Западе, чтобы с каждым… Это тебе не раннее средневековье. Но если я верно понял слугу, относительно перчатки ты переговорил с госпожой Нелейкой. А она вправе… Так что — деремся. Колдовать разрешается. Где твой меч? — Э-э… Я не пользуюсь, — пробормотал магун. — У меня нет. И никогда не было. — Ага. Чистая магия? Ну что ж, этим сказано все. Но сделай милость, возьми меч вон того доброго человека. — Он указал на Юриффа. — Если уж чарами меня повалишь, то хорошо бы добить чем-нибудь конкретным. Сталь — всегда сталь. — Нет!! — От крика Нелейки задрожали пленки в окнах. — Не бойся, — поклонился кот. — Результат предрешен. И… — Он осекся. — Понимаю. Мое присутствие… Прости. Двадцать лет мы обходили друг друга стороной. Сначала в городе, теперь на балах… Но я должен был прийти. Вызов — святое дело. Успокойся, это последний раз. И ты наконец увидишь мой труп. Дебрен, ты готов? Где твоя волшебная палочка? А, погоди. — Он достал из-под кафтана белую туфельку, точь-в-точь такую, как та, что хранилась в шкатулке. Только левую. Поцеловал, поставил на стол рядом со шкатулкой. — Она была на сердце. Могла бы тебе подпортить дело. — Вы скверно фехтуете? — не упустил оказии Лобка. — Так, может, лучше его я?.. За грубель, дешевенько. Что мне. Я все равно хотел… — Я три турнира выиграл, хам. Попробуй только, так я тебе даром… Ну, по сторонам. Дебрен, поднимай задницу. Не унижай меня, дерясь лежа. Давай без демонстративности. Пожалуйста. — Нет! — Ворожейка сбежала с лесенки, чуть не опрокинув Юриффа. — Вы не можете драться! Я его люблю! — Ну, женщины, — меланхолично усмехнулся под маской кот. — Только что клялась, что не любит. Но все равно я завидую тебе. — А, мать твою так! — занервничал Юрифф. — Мальчишки! Только бы кого-нибудь прикончить! — Он схватил ворожейку за волосы, придержал. — А я пойду с ней побалуюсь. Когда кончите, приходите. Я ее вам живой оставлю. Муша кинулся на кота. Нависший над магуном чекан дрогнул. — Нет! Стойте, дурни! Это же наш шуряк! Игон! Лобка успел придержать чекан. Муша попятился. — О чем ты? — Кот, которого застали врасплох, заморгал, то поднимая, то опуская клинок. — Они… Она была их?.. — Была? — возмутился Юрифф, прыгая к сидящей в траве Людмине. — Есть! И останется. Да и хромать не очень-то будет. Хороший сапожник… Гляди, какая здоровая девка! Ядреная! — Он хватанул сестру по спине так, что она упала. Забеспокоившись, он принялся ее поднимать. — Ну, давай сюда! Понюхай! Твоя мечта! Деревенская колбаса, чистые орешки, прямо из-под овцы! Ошеломленный кот сорвал маску, подошел на ватных ногах, наклонился, понюхал. И выпрямился. Медленно. В глазах у него стояли слезы. — Это не она, — сказал он тихо. — Моя… была не такая красивая. Вся в язвах, бедняга. Но я бы все равно… Глупец. А я — последний кретин. Сам лично декрет писал, этой вот рукой… Чтобы никаких овец в столице, потому что они с горем ассоциируются, с безродной землей, горной… Инвесторов отпугивают, а у нас почти чернозем, самых жирных волов выкормит. Одна овчарня в городе, с моего личного согласия, ибо я над дайковыми ублюдочками сжалился. Кретин. Полдюжины раз мимо пробегал. — Бегом занимаешься? Трусцой? — удивился Юрифф. — В Дайковом тупике? — Уотовец торговца из интим-подвала тщательно выпытывал, но выжать ничего не смог… Пришлось самому… — Полдюжины раз? — В голосе ворожейки прозвучало нечто удивительно близкое к сочувствию. И зависти. — Ты права, — бросил Игон. — Смейся. Глупец, я наизусть ваш доклад знаю. Сразу надо было, как только Путих… А я предпочел дурной головой о стенку биться… Корону, пся-мать, теперь в ремонт отдавать надо, вся помялась… — Он прошелся рукой по лбу, действительно поцарапанному. — Меня только на рассвете осенило. Я помчался в Дайков тупик. Слишком поздно. Она вены себе… Нелейка, — повернулся он к одуревшей ворожейке. — Платье мельничихи, которое ты Зане на бал одолжила, не пострадало. Золотое сердечко было у Заночки. Позаботилась о подружке, скинула одежду. Хоть и очень спешила… Даже бретелей не сняла. Знаешь, тех, под юбкой, на которых с бала колбасу выносила, пищу… — Теперь он уже плакал, положив руку на туфлю Заны-Замарашки. Покрытой язвами уличной проститутки. — Боже, столько лет! Голодная, избитая, бедная… А я… икра, курвы! Курвы по сто грублей за ночь! И ни с одной, никогда… А она — тут рядом… Скотина! Убей меня, Дебрен. Убей! — Нет! — Нелейка подбежала к магуну, замахнулась киянкой. Дебрен отскочил. Лобка тоже. — Я убью! — Ты? — Князь не глядел, он стоял на коленях у стола, целовал туфельку. Грязную, но заслуживающую того, чтобы ее целовали. Дебрен нисколько в этом не сомневался. — А знаешь, может, так-то и лучше… Половину имущества тебе в завещании… За один глаз этого мало, но у меня есть сестра, последнее время все чаще… Ее то и дело рвет. Больше я не могу. И без того Совет кипятится. Ну а если ты меня уложишь, то тебя никто не обвинит, что, мол, она незаконно власть взяла. После мертвых можно. Да, Нелейка. Прекрасная мысль. Дай ей меч, — приказал он Юриффу. Щербатый, вконец растерявшийся, выполнил приказ. Нелейка, растерявшаяся еще больше, не схватила рукоять. Меч упал, врезался в землю. — Отомсти мне. Дебрен прыгнул. Мушу наконец-то вырвало совсем так, как Олльду, — хоть и по иной причине. Юрифф был безоружен. И еще не сделал выводов. Игон мало что видел сквозь слезы, ворожейка еле держалась на ногах. Ждать больше Дебрен не мог. — Нелейка, дай по башке щербатому! — крикнул он, хватая на бегу торчащий из земли меч и колотя рукоятью вверх и направо. Прямо по голове Лобки. Хрустнуло. Громко. Лобка упал. Нелейка, полуослепшая от слез, взмахнула киянкой, как при стирке подватованного кафтана. Юриффа кинуло в самый угол двора на продолжающего блевать брата. Муша, у которого по-прежнему были проблемы с равновесием, но не с храбростью, точно оценил ситуацию. И сбежал. — Вы что, спятили?! — Игон вскочил, сжимая меч, подбежал к Дебрену. — Нападать со спины?! Так не полагается! — Молчи, кретин, — буркнул магун и на всякий случай ударил лежащего ногой по голове. — Пол княжества ей отписал? И за смертью явился? Ну, так ты б ее и получил. Именно сзади, коли ты фехтовальщик. Нелейка, не реви. Подойди ближе, коза упрямая. Нелейка не пошевелилась, стояла и дрожала, вглядываясь сквозь слезы в плачущего князя. — Ты же его любишь. Ты же всегда его любила… Ведь тебя же тоже чарами опутали. А если и продолжаешь ненавидеть, то все равно подойди, дай ему себя обнюхать. Это ему сердце надломит. Игон опустил меч, водил дурным, полным страха и надежды взглядом от стоящего рядом Дебрена к стоящей далеко ворожейке. — Подойдите друг к другу, если что-то вас связывает. Спустя двадцать лет, пожалуй, следовало бы. Что, Игон, ты еще не понял? Туфелька недорого стоит. И хороша против ревматизма. Особенно для прачки. Но я тоже маху дал, холера. Мыло в подошву проникало снизу, а не сверху, с ноги, которую часто моют. Я уже тогда должен был… Но мне в голову не пришло, что баба может быть такой дурной. Гордой, — тихо и неохотно поправился он. — Она гордая, Игон. Голодает, а сама на бал ни-ни… Хоть ворожейку из правления приглашали. А она не думала, что именно ее… Посылала Зану, потому что Зана безработная, бедная. А сама по ночам платья от гноя из язв отстирывала. Ведь ты же не ходила, верно? Игон от остатка запаха в туфле совсем поглупел: если б в зале с ним ты была, он давно бы… Ну, шевелись, дурень! Не видишь, она под ветер стоит? Хватай ее, иначе она сейчас упадет в обморок, и, кроме глаза, тебе придется в список своих прегрешений еще и ее нос заносить… Он не договорил. Смотрел, как они бегут друг другу навстречу, как князь хватает ворожейку на руки, несет к лестнице, целует, смеется, плачет, получая в ответ еще более голодные, еще более бестолковые поцелуи Нелейки. Они даже не прикрыли дверь. Дебрен набрался сил, захлопнул ее за ними телекинезом. Дверь радостно всхлипнула. Дебрен улыбнулся, хотя ему было грустновато. Он чувствовал зависть, словно знал, что дверь не откроется в течение следующих семи ночей. И дней. Хоть и не мог этого знать. Он не дождался, когда она откроется. Олльду мутило, она была зла и так и оставалась княжеской сестрой, хотя уже без всяких шансов на княжение. Свое участие в бурной свадьбе ее брата Дебрен ограничил тем, что прислал поздравительное письмо. К письму не был приложен счет. Зато были два медных полскопейка за экспресс-стирку портянок. Последние, какие таким способом заработала Нелейка. Плохая ворожейка из города Гусянец. Книга вторая ГРИВНА С ГАКОМ