Другая женщина

— Ты нормально себя чувствуешь, Эм? — спросил Адам.

— Ах, эта юная любовь, — прощебетала Памми. — Помню, как мой Джим тоже вокруг меня носился, пылинки с меня сдувал.

— Мама очень старалась, — негромко напомнил Адам.

— Я отлично себя чувствую, и все такое вкусное, честное слово. Я просто хочу немного передохнуть, — проговорила я, опустив голову.

— Эм, но вы же почти ни к чему не притронулись, — заметила Памми. Это уменьшительное «Эм» прозвучало как-то саркастически. Словно мы с ней обе — дети, играем где-нибудь на площадке и она меня дразнит.

Тогда я посмотрела ей прямо в глаза, стараясь сохранять благожелательное выражение лица. Она не отвела взгляда, но я могла бы поклясться, что в ее глазах сквозило надменное удовлетворение.

— Ну, как дела в кадровом бизнесе? — бодро спросил меня Джеймс.

В списке можно поставить еще одну птичку. Адам явно успел хорошо потрудиться — столько всего обо мне рассказал.

— Я уверена, что Эмили не хочется говорить о работе, — рассмеялась Памми.

— Простите, я… — Он осекся.

— Ничего-ничего, — вполне искренне отозвалась я. Что угодно, лишь бы отвлечь мое внимание от горы на тарелке. — В тех секторах, с которыми я работаю, дела обстоят по-прежнему неплохо, но нас постоянно преследует по пятам угроза онлайнового рекрутинга.

Он кивнул:

— Ну, а в IT-индустрии, конечно, царит невиданное процветание? — Он похлопал Адама по плечу. — Если верить словам этого типа.

— Ага, значит, он опять себя расхваливал? — засмеялась я. — Суперуспешный IT-руководитель.

— Что-то в этом роде, — улыбнулся Джеймс.

— А я ему твержу, что это вчерашний день, — шутливо заметила я. — Все эти высокие технологии долго не продержатся.

Я покосилась на Адама, и его губы изогнулись в улыбке. Но до его глаз эта улыбка не добралась.

Джеймс засмеялся, и я понимала, что мне следовало бы посмотреть на него, но я чувствовала на себе взгляд Адама и не знала, куда смотреть.

— Может, мне стоило бы надеть болотные сапоги, взять лопату и начать вместе с тобой возиться в навозе, братишка, — проговорил Адам, в свою очередь похлопывая Джеймса по плечу. Я поняла, что он делает это несколько покровительственно. Забавно: когда Джеймс хлопал Адама по плечу, никакой покровительственности в этом я не заметила. Я тут же мысленно отругала себя за то, что провоцирую братское соперничество. У меня же у самой есть брат, я же понимаю, что это такое, когда дети вечно конкурируют друг с другом.

Джеймс молча подвигал вилкой зеленый побег у себя на тарелке.

— А вы где-то рядом живете? — спросила я у него. Мне отчаянно хотелось как-то развеять эту гнетущую атмосферу.

Он кивнул:

— У меня соглашение с одним клиентом, он обитает в одной из ближних деревень. Он позволяет мне жить на его земле, а в обмен я поддерживаю его сады в полном порядке.

— Но трудность в том, что это отец той самой девицы, — добавила Памми.

Я скорчила гримасу и посмотрела на него:

— Ну да, я понимаю.

— Все сложно, — отозвался он, словно оправдываясь. — Опять я вляпался.

Я улыбнулась:

— А как вообще весь этот… сельскохозяйственный бизнес? У вас много дел?

Вряд ли вежливость позволяла мне играть ведущую роль в этой застольной беседе, но и Памми, и Адам включили беззвучный режим, предпочитая молча поглощать обед.

— Я очень люблю этим заниматься, — ответил он с неподдельной убежденностью. — Те, кто любит свое дело, часто говорят: это призвание, а не работа. Могу только повторить это вслед за ними.

— Ну да, я часто так говорила, когда работала в обувном, — заметила я. — Ах, бедные ножки, им так нужна помощь и поддержка. Я бы трудилась там бесплатно, настолько пылала страстью к этому делу.

Он расплылся в улыбке, не отводя мягкого взгляда от моих глаз.

— Вы — один из настоящих воителей этой жизни, — провозгласил он. — Благодарю вас от всей души.

И он прижал ладонь к груди. На какое-то время показалось, что кроме нас тут никого нет. Но деловитое постукивание ножей и вилок Памми и Адама вернуло меня к действительности.

— Простите, я на минутку. — Я встала из-за стола, отодвигая стул.

Я съела все, что смогла, и мое тело уже готовило ответный удар: внутри у меня все сжималось и скручивалось. Я не знала, что сильнее вгоняет меня в панику — этот кишечный бунт или не совсем понятное чувство, которое породил во мне Джеймс. Я была уверена, что никто больше этого не заметил. Значит, я это просто придумала? Я искренне надеялась, что так и есть.

Потом мы убрали со стола и прибрались на кухне. Я подождала, пока Памми и Джеймс отойдут достаточно далеко, чтобы нас не слышать, прислонилась к Адаму и тихонько спросила:


— Не желаешь прогуляться?

— Конечно, — ответил он. — Сейчас куртку возьму.

— Куда это ты направляешься? — спросила у него Памми в холле. — Ты же не уезжаешь? — В ее голосе слышалась паника. — Я думала, ты останешься.

— Мы и остаемся, мама. Мы просто немного пройдемся после такого замечательного обеда.

— «Мы»? — переспросила она. — Ты хочешь сказать, что Эмили тоже остается?

— Разумеется. Мы переночуем, а после завтрака поедем домой.

— И где же она будет спать? — осведомилась она уже более тихо.

— Со мной, — объявил он.

— Не думаю, сынок. А поскольку приехал еще и юный Джеймс, у нас не хватит места.

— Джеймс может лечь на диване, а мы с Эмили — в гостевой спальне.

— В этом доме вы не станете спать вместе. — Голос у нее дрожал. — Это неправильно. Это неуважение.

Адам нервно рассмеялся:

— Мама, мне двадцать девять лет. Мы давно не подростки.

— А мне безразлично, сколько вам. Под моей крышей вы не будете спать вместе. Это было бы неуместно. В любом случае Эмили сказала, что сегодня переночует в гостинице.

Что? Хорошо, что я еще не вышла из кухни. Мне потребовалась вся моя решимость, чтобы не запихнуть в рот кухонное полотенце и не сжать его зубами. Когда это я говорила, что остановлюсь в гостинице?

— Мама, Эмили не собиралась ни в какую гостиницу, — возразил Адам. — Какой в этом смысл?

— Она сама мне сказала по телефону, — возмущенно ответила его мать. — Если уж она собирается ночевать здесь, может лечь на диване. А вы с Джеймсом — в гостевой спальне.

— Мама, но… — начал Адам. Я вошла в холл и увидела, что ее ладонь остановилась всего в нескольких сантиметрах от его лица.

— И никаких «но». Так будет — нравится тебе это или нет. Если бы ты меня любил и уважал, ты бы даже не просил меня ни о чем подобном.

Тут у нее потекли слезы. Сначала она плакала тихо, но когда увидела, что Адам не приближается к ней, рыдания стали громче. Я в ошеломлении замерла, мысленно желая, чтобы он проявил твердость. Когда ее плечи начали вздрагивать, Адам обнял ее, притянул к себе:

— Ш-ш, мама, все в порядке. Прости, я не хотел тебя расстраивать. Я согласен. Конечно же, я согласен.

— Я никогда не говорила… — начала я. Но Адам взглядом попросил меня замолчать.

— Мы поступим так, как ты захочешь, — успокаивающе говорил он, покачивая ее взад-вперед, словно младенца.

Взглянув на меня, он с извиняющимся видом пожал плечами, словно хотел сказать: «Ну что еще я могу сделать?» И потом он стал подниматься наверх, но я отвернулась и не проводила его глазами.

Внутри у меня всколыхнулась волна гнева. Крошечная, но она могла и разрастись. Если бы я столько не выпила, то, вероятно, могла бы сесть в машину и укатить домой. Знай я, что здесь будет Джеймс и что от меня будут ожидать ночевки на старом диване, я бы осталась у родителей. Я хотела быть с Адамом. И я думала, что и он тоже хочет быть со мной. А в итоге мне пришлось угождать капризам его матушки, вечно требующей заботы и внимания. И оправдываться.

— Вы ведь не возражаете, верно? — Голос Памми звучал уже более жизнерадостно. Она принесла сверху одеяло и подушку.

Я раздвинула губы в улыбке и с беспечным видом помотала головой.

— Просто должны существовать границы. В наше время мы и помыслить не могли, чтобы залезть с кем-нибудь в постель до брака. Я знаю, теперь все по-другому, но это не значит, что я буду с этим мириться. Даже не представляю, как вы, молодые, можете так себя вести. Спите со всеми, с кем заблагорассудится. Мы так насчет этого беспокоимся — и я, и мои мальчики. Того и гляди, к одному или к другому явится какая-нибудь потаскуха и заявит, что понесла от него.

Это она про меня? Я несколько раз вдохнула и выдохнула. Последний выдох получился слишком громким. Это был не совсем вздох, но она все-таки тут же за него ухватилась:

— Бог ты мой. Я не хочу сказать, что вы сделаете что-нибудь подобное, но ведь мы не должны оставлять все на произвол судьбы, правда? Если нам даже не нужно переживать насчет беременности, всегда остаются еще эти ужасные болезни, которые мы можем подхватить.

Почему она говорит «нам», а не «ему»?

— Лучше давайте-ка я, — произнес Джеймс, входя и берясь за два угла одеяла, которые я неохотно держала по ее просьбе. Он встряхнул одеяло.

— Уж простите, я очень рада вас тут видеть, но если бы я знала, что вы останетесь… — Памми никак не могла угомониться.

— Мам, может, принесешь простыню из сушильного шкафа? — предложил Джеймс. — Постелем ее на диван.

Я смотрела, как она выходит. Потом я повернулась к Джеймсу. Потребовались все мои волевые ресурсы, чтобы не показать свое раздражение надуванием щек и громким «пуф-ф». Но, кажется, у меня не очень получилось скрыть свои чувства.

— Простите, — сказал он. — Она просто придерживается старомодных правил.

Я улыбнулась. Я была благодарна, что он это признал.