Другая женщина

Потянувшись через стол, он отвел мою руку от лица. И дальше он просто держал ее.

— Хочешь мне рассказать, что происходит?

Я могла бы. Я очень хотела. Но это было бы совершенно нечестно, правда? Я покачала головой.

— Мне пора, — пробормотала я. Мне вдруг отчаянно захотелось выбраться отсюда. Я привстала, отодвигая стул. Но он продолжал держать меня за руку, не отводя от меня глаз.

— Если что, я всегда рядом, Эм, — произнес он. И, глядя ему в глаза, я поверила.

Я слышала, как в ушах у меня барабаном стучит сердце. Вдруг в них что-то зазвенело. Казалось, я под водой — тону в своих собственных мыслях.

Схватив сумочку, висевшую на спинке стула, я отстранилась от него, освободив руку.

— Мне надо бежать, — произнесла я, повернулась и как в тумане стала прокладывать себе извилистый путь в тесном пространстве из восьми столиков, хотя в этом кафе должно было стоять только четыре. По дороге я налетала на чьи-то плечи, сшибала чашки, проливая чай на блюдца, удостоившись даже восклицания «Эй, поосторожнее!», которое услышала, уже добравшись до дверей.

Я быстро подымалась к Стрэнду, и слова Джеймса, казалось, заполняли мне голову: «Если что, я всегда рядом». Мне хотелось бежать. Как можно быстрее убраться оттуда. Иначе мне грозила нешуточная опасность: я могла вернуться прямиком к нему.





19




— Какого черта?.. — произнес Себ.

Я должна была кому-нибудь рассказать. Кому-то такому, кто не станет меня осуждать. Я знала, что могу спокойно рассказать Пиппе, она меня не выдаст. Но мы редко виделись с тех пор, как я переехала. Так что первым делом я подумала именно о Себовых ушах. Им я тоже вполне доверяла.

— И что, ты просто оттуда ушла?

— Ты должен мне помочь. Ну пожалуйста, — упрашивала я. — Помоги мне во всем разобраться.

На протяжении двадцати четырех часов, прошедших после той встречи с Джеймсом, я успела успокоиться, но мысли у меня путались как никогда. Что там, собственно, произошло? И почему это на меня так сильно действует? Он ничего особенного не имел в виду, когда сказал мне эти слова. Я была в этом совершенно уверена, но все равно никак не могла справиться со смятением. Оно относилось скорее не к тому, о чем мы говорили, а к тому, что осталось невысказанным.

— Ты что, думаешь, он к тебе клеился? Прямо вот реально? — поинтересовался Себ.

— Да! Нет… не знаю, — простонала я, снова роняя голову на диван. — Просто в тот момент я чувствовала себя так, словно способна на все. Ну правда. Я хотела с ним говорить, целовать его, удрать с ним…

— Ну, последний вариант вряд ли очень разумен, но один поцелуй, вероятно, никому не повредил бы.

— Я просила тебя помочь, а ты не помогаешь, — заметила я, хлопая его по руке. — Тут все очень серьезно. Что мне делать?

— Ну ладно, — проговорил он, и лицо у него вдруг сделалось строгим. — Итак, что ты хочешь сделать? Давай рассмотрим возможные варианты. Я вижу положение так. Ты любишь Адама больше всего на свете?

Я кивнула.

— Но тебе кажется, что его брат — очень секси?

— Себ!

— Ладно, извини. Спрошу иначе: ты не думаешь, что его брат — очень секси?

Я сидела с каменным лицом.

— Ага, ага, значит, думаешь? Немножко? Я почти угадал?

— Нет, я не знаю. Он просто… так отличается от Адама. Он меня выслушивает, дает советы, не считает, что по отношению к Памми у меня какая-то паранойя. По-моему, он действительно понимает, из чего я исхожу, в чем причина этих моих чувств. И мы друг друга по-настоящему уважаем.

— И еще он страшно сексуальный?

Я швырнула в него диванную подушку:

— Да, и еще он страшно сексуальный!

— Я так и знал! — объявил Себ.

— Но дело не только в этом. С ним я чувствую, что меня ценят. Во всем. Себ, ну ты же знаешь, я многого не понимаю, иногда я не могу разглядеть десятитонный грузовик, пока он на меня не наедет. Но я вижу это в его глазах. Он бы что угодно сделал, лишь бы мне помочь. И я это знаю и поэтому чувствую себя желанной. А в данном случае и в данный момент ситуация для меня опасная.

— Значит, с Адамом все так и не пошло на лад? — посерьезнев, спросил Себ.

Я покачала головой:


— Нет. — В горле у меня снова возникло жжение — предвестие слез. — Джеймс просто застал меня, так сказать, в момент упадка. Поэтому мне особенно льстит его внимание. Случись это в любое другое время, я бы просто отмахнулась и больше об этом не думала. — Я не знала, кого пытаюсь убедить — его или саму себя.

— Значит, получается так. Есть мужчина, которого ты любишь, но с которым у тебя нет секса. И есть мужчина, которого ты не любишь, но за секс с которым ты просто убить готова. Так?

— Спасибо, Шерлок. Похоже, это очень изящное описание ситуации. Но тут не только секс, тут много чего еще.

— И ты ни одной секунды не воображала себя в постели с Джеймсом? — осведомился Себ, не сводя с меня испытующего взгляда.

Я отчаянно замотала головой, но чувствовала, что щеки у меня заливаются краской.

— Ты так паршиво умеешь врать! — Он рассмеялся.

— Но это же очень неправильно, верно? Я имею в виду — во всем этом явно есть что-то очень неправильное.

— Да. Если ты как-то осуществляешь эти свои мысли. Но пока все они заперты в прелестной комнатке для фантазий. Всем нам разрешается такую иметь. И нам нравится в нее заглядывать, но мы никогда в нее не заходим. Вот в чем разница.

— И что мне сказать Адаму? Сообщить ему, что я виделась с Джеймсом?

— Ты и так уже погрязла в пучине страданий — если мы о твоих отношениях с этим семейством. Так что я бы настоятельно порекомендовал тебе не обременять себя дополнительными муками. Думаю, тебе следовало бы рассказать Адаму, что вы встречались. Хотя, если ты правда собиралась это сделать, ты бы это сделала еще вчера вечером. Но ты же так не поступила?

Я покачала головой. Конечно, я всю ночь об этом думала. Я, как пресловутая кошка на раскаленной крыше, не знала, куда деваться, мне было неловко, неуютно, беспокойно. Снова и снова я перелопачивала все это в голове — и всякий раз приходила к новому выводу. Я подумывала сказать ему, что Джеймсу понадобился совет в области рекрутинга, но это породило бы дальнейшее вранье, и я понимала, что мой обман может быстро раскрыться.

На глазах у меня выступили горячие слезы.

— Ну я и вляпалась.

Себ, ерзая по дивану, приблизился ко мне, обнял одной рукой.

— Ладно, ты не расстраивайся, — произнес он. — Считай, что тебе повезло: целых два мужика за тебя сражаются. А я вот никак не добьюсь, чтобы хоть один бился за меня сам с собой!

Я принужденно засмеялась.

— Значит, ты думаешь, я поступаю правильно? — спросила я. — Веду честную игру?

— Как я уже сказал, фантазии не должны вызывать чувство вины. Главное — не стараться осуществить их на практике.

Я шмыгнула носом:

— Никогда в жизни не стала бы.

Почему же тогда я согласилась выпить с Джеймсом после работы, когда он позвонил неделей позже?

Не знаю — вот все, что я могла сказать. Не лучший ответ, но другого у меня не было.

Я не переставала думать о том, что я благодаря ему чувствую, и наивно верила, что если снова его увижу, то сумею как-то рационально осмыслить эти чувства и угомонить их. Вот идиотка. Мне следовало бы знать, что в жизни так не бывает, что ее механизмы работают иначе. Зачем же тогда я намеренно поместила себя в эту рискованную ситуацию? Хотела доказать, что контролирую все, что со мной происходит, что у меня есть сила воли? А между тем в глубине души я знала, что вокруг меня все рушится.

Конечно, я могла бы обвинить в этом Адама. Заявить, что перестала чувствовать себя привлекательной, желанной. Что мой будущий муж заставляет меня ощущать себя нелюбимой. Я могла бы сказать, что он не понимает и не поддерживает меня. Возможно, все действительно так и было. Но ничто из перечисленного не оправдывало бы мою неверность.

— Я не собираюсь с ним спать, — заверила я Себа, когда позвонила сказать, что мне нужно увидеться с Джеймсом еще один раз, последний, «для правильного завершения».

— Кого ты пытаешься убедить — меня или себя? — Он невесело рассмеялся. — Потому что, должен признаться, тут я смотрю на дело иначе. Не так, как ты. Иди, пусть пощекочут твое самолюбие, но ты затеяла опасную игру. Пойми наконец, какие у нее могут быть последствия. Если Адам об этом узнает, то у тебя будут большие неприятности — даже если между тобой и Джеймсом ничего не было.

— Я знаю, что делаю. — И я тяжело вздохнула.

— Делай что хочешь, но, когда грянет буря, не беги ко мне жаловаться.

При этих словах в груди у меня все сжалось. Себ придерживался широких взглядов по поводу всего на свете, и, когда он четко объяснил мне ситуацию, ее сложность лишь возросла.

— Позвони мне, когда к тебе вернется благоразумие, — изрек он и отключился.

Какая-то крошечная частица меня очень хотела, чтобы Джеймс отменил нашу встречу. Тогда все стало бы легче: это подвело бы черту подо всем, что у нас до этого происходило (что бы это ни было). Но он ничего не отменил. Поэтому, страшно волнуясь, я вошла в «Американский бар» отеля «Савой», и его глаза встретились с моими, когда я только еще приближалась к нему.

— Рад тебя видеть. — Он взял меня за плечи, расцеловал в обе щеки. — Выглядишь просто невероятно.

Это слово вновь и вновь повторялось у меня в голове. «Невероятно». Будущему деверю не полагается так говорить. Он может сказать «прелестно». Или «мило». Или даже «великолепно». Но «невероятно»? Это исключено. Сердце у меня бешено забилось при мысли, что я не придумала себе тот взгляд, которым он одарил меня в кафе. И те чувства, которые таились за его тогдашними словами.

— Что желаешь? — Он поднял руку, призывая бармена.

— Бокал просекко, пожалуйста.

— Два бокала шампанского, пожалуйста, — сказал он человеку в белой куртке, стоявшему за стойкой.

— Что мы отмечаем? — спросила я.