Дурная кровь

– …но даже если допустить, что она подбросила пилюлю ему в чай, скажи, Айрин: какое отношение это имеет к исчезновению Марго?

– Откуда я знаю! – Айрин, казалось, начала злиться. – Но их интересует, кто у нас работал и что вообще творилось, это так? – потребовала она ответа у Страйка, и тот согласно кивнул. В сторону Дженис она бросила: «Ясно тебе?» – и продолжила: – Итак, Глория выросла в очень неблагополучной семье, среди мафиози…

Дженис попыталась возразить, но Айрин снова оказалась быстрее:

– Уж поверь мне, Джен! Один из ее братьев приторговывал наркотиками – она сама как-то сболтнула! Так что совсем не факт, что эта атомальная капсула выпала из запасов Бреннера! Глория могла раздобыть ее через своего братца. И Бреннера она терпеть не могла. Было за что, конечно, – жалкий старикашка и вообще придурок, вечно до нас докапывался. Как-то говорит она мне: «А прикинь, жить с таким. Будь я сестрой этого старого козла, давно подмешала бы ему в харчи какой-нибудь отравы», и оказалось, что Марго все слышала, а потом устроила разнос, мол, в присутствии пациентов, находившихся в регистратуре, подобные высказывания в адрес кого-либо из врачей недопустимы и в высшей степени непрофессиональны. Во всяком случае, я решила, что коль скоро Марго не стала разбираться с таблеткой в кружке Бреннера, то она знает, чьих это рук дело. Меньше всего ей хотелось подставлять свою собачонку. Глория ведь была ее протеже. Половину рабочего времени просиживала в кабинете Марго, выслушивая проповеди о феминизме, а я оставалась держать оборону в регистратуре… и уж Марго бы постаралась, чтобы Глории все сошло с рук, даже убийство. Полная слепота.

– Кто-нибудь из вас знает, где сейчас Глория? – спросил Страйк.

– Понятия не имею. Она уехала почти сразу после исчезновения Марго, – ответила Айрин.

– После того как она уволилась, я ее не встречала, – сказала Дженис, которой явно претил этот разговор, – но я думаю, нам с тобой, Айрин, нечего разбрасываться обвинениями…

– Будь добра, – бросила Айрин своей подруге, схватившись за живот, – принеси мне лекарство, оно лежит в холодильнике на верхней полке. Нехорошо мне. Может, еще кофе или чаю? Джен все равно на кухню идет.

Дженис безропотно встала, собрала пустые чашки, загрузила их на поднос и побрела в кухню. Робин, подскочив, придержала ей дверь, а Дженис в ответ чуть натянула уголки рта. Слыша, как удаляются шаги Дженис по устланному толстым ковром коридору, Айрин без тени улыбки сказала:

– Бедняжка Джен. Ох и потрепала ее жизнь. А детство и вовсе как с Диккенса писано. Когда Битти ее бросил, мы с Эдди, бывало, и деньжат ей подкидывали. Она хоть и представляется его фамилией, но ведь он так на ней и не женился, – продолжала Айрин. – Кошмар, правда? И ребеночек у них был. Хотя, мне кажется, настоящая семейная жизнь его никогда не привлекала, оттого и ушел. Я про Ларри… звезд с неба он, конечно, не хватал… – Айрин коротко рассмеялась, – но Дженис чуть ли не боготворил. Я думаю, она сперва надеялась встретить кого-то получше… кстати, Ларри работал у Эдди, не в дирекции, понятное дело, а на стройке… но в конце концов, по-моему, поняла… ну, что не каждый готов чужого ребенка поднимать…

– Можете рассказать о тех письмах с угрозами в адрес Марго, которые вы видели, миссис Хиксон?

– Ой, конечно. – Айрин заметно оживилась. – Значит, вы мне верите? А в полиции даже слушать не стали.

– В своих показаниях вы отметили, что писем было два, это так?

– Совершенно верно. Что касается первого – в мои обязанности не входило вскрывать почту, но Дороти взяла отгул, а доктор Бреннер поручил мне разобрать корреспонденцию. Дороти, кстати, никогда с работы не отпрашивалась. Но тут сыночку ее гланды удалили. Маленькому избалованному… не хочу бранных слов произносить. Это был единственный случай, когда я ее видела расстроенной: она мне сказала, что наутро повезет его в больницу. Обычно стойко держалась, но, как вы понимаете, она вдовой жила, и, кроме сына, никого у нее не было.

В гостиную вернулась Дженис со свежезаваренным чаем и кофе. Робин вызвалась помочь, перехватив с подноса тяжелый чайник и кофейник. Улыбнувшись, Дженис чуть слышно произнесла «спасибо», чтобы не перебивать Айрин.

– Что говорилось в записке? – поинтересовался Страйк.

– Ой, давно это было, – отвечала Айрин. Чуть дернув уголками рта, но не озвучив благодарности, она приняла из рук Дженис упаковку желудочных таблеток. – Но из того, что я помню… – Она выдавила две таблетки на ладонь. – Дайте-ка припомнить, не хочу ошибиться… очень грубо было написано. Помню, что Марго там обзывали словом на букву «п». А еще – что таких, как она, ждет адский огонь.

– Текст был отпечатан на машинке? Или написан печатными буквами?

– Написан от руки, без затей. – Айрин запила две таблетки глотком чая.

– А второе письмо? – поинтересовался Страйк.

– Не знаю, что в нем говорилось. Я зашла к ней в кабинет – хотела что-то сообщить – и заметила его на столе. Почерк сразу узнала. Ей это явно не понравилось. Письмо скомкала и в мусорку швырнула.

Дженис раздала новые чашки с чаем и кофе. Айрин взяла себе еще одно печенье.

– Далеко не уверен, что вы располагаете этой информацией, – сказал Страйк, – но все же хочу спросить: вас когда-нибудь посещала мысль, что Марго забеременела, причем как раз перед…

– А вы откуда знаете? – обомлела Айрин.

– То есть вы подтверждаете? – переспросила Робин.

– Да! – ответила Айрин. – Видите ли… Джен, умоляю, не смотри на меня так… Когда она была на вызове, на ее рабочий номер позвонили из частной гинекологии! Хотели, чтобы она подтвердила назначенную ей на завтра запись… – и Айрин проговорила одними губами, – на аборт!

– То есть вам, – уточнила Робин, – открытым текстом назвали запланированную процедуру?

На какое-то мгновение Айрин даже растерялась.

– Они… ну, не совсем… я на самом деле… гордиться тут нечем… но я туда перезвонила. Просто любопытно стало. По молодости лет каких только дров не наломаешь, правда ведь?

Робин надеялась, что ее ответная улыбка получится более искренней, чем у Айрин.

– Не могли бы вы, миссис Хиксон, припомнить, когда это было? – спросил Страйк.

– Незадолго до исчезновения. За месяц вроде? Или около того.

– До или после анонимных записок?

– Точно не… кажется, после, – отвечала Айрин. – Или до? Не помню.

– Вы кому-нибудь сообщили о той записи на процедуру?

– Только Джен, и она устроила мне выволочку. Было такое, Джен?

– Я же знаю, ты без злого умысла, – пробормотала Дженис, – но врачебную тайну никто не отменял…


– А Марго не была нашей пациенткой. Это совсем другое дело.

– И в полиции вы об этом не упоминали? – спросил ее Страйк.

– Нет, – сказала Айрин, – потому что я… ну, я же как бы не в курсе была, правильно? Да и вообще, как это может быть связано с ее исчезновением?

– Кроме миссис Битти, вы кому-нибудь об этом рассказывали?

– Да нет же. – Своей интонацией Айрин словно отразила удар. – Потому что… ну то есть я и не смогла бы никому сказать… поскольку работа в амбулатории заставляет держать рот на замке. Ведь у меня был доступ ко всем тайнам пациентов, правда? В регистратуре перед тобой все истории болезней, но ты же не кричишь об этом на каждом углу, вот и я помалкивала – это часть нашей профессии…

Не дрогнув ни одним мускулом, Страйк записал в блокноте: «Перебор возражений».

– Еще один вопрос, миссис Хиксон, возможно довольно деликатный. – Страйк оторвал голову от блокнота. – Я слышал, что на рождественской вечеринке вы с Марго повздорили.

– Ах… – У Айрин вытянулось лицо. – Вы об этом… Ну что ж…

Последовала небольшая пауза.

– Меня возмутило ее самоуправство с Кевином. Это сын Джен. Ты помнишь, Джен?

Та смешалась.

– Давай, Джен, соберись. – Айрин вновь похлопала ее по руке. – Когда она отвела его к себе в кабинет и все такое.

– Ох… – Как показалось Робин, на этот раз Дженис по-настоящему задели слова подруги. – Но какое…

– Значит, помнишь. – Айрин сверлила ее взглядом.

– Ну… помню, – сдалась Дженис. – Да, уж потрепали мне тогда нервы.

– Джен не пустила сына в школу. – Айрин повернулась к Страйку. – Правильно я говорю, Джен? Сколько ему было, шесть лет? А потом…

– Что именно произошло? – обратился Страйк к Дженис.

– Кев жаловался, что животик болит, – ответила Дженис. – На самом деле просто воспаление хитрости. У меня была соседка, которая изредка за ним присматривала…

– Короче, – вклинилась Айрин, – Джен взяла Кевина с собой на работу и…

– Не могли бы мы выслушать миссис Битти? – прервал ее Страйк.

– Ой… да, конечно! – Положив руку на живот, Айрин стала его оглаживать со страдальческим видом.

– Но в тот раз няня приболела? – подсказал Страйк.

– Да, но работу-то никто не отменял, пришлось мне взять Кева с собой, прихватив для него книжку-раскраску. В какой-то момент мне потребовалось отлучиться. Затем нужно было с одной пациенткой пройти в перевязочную, вот я и оставила Кева в регистратуре. Под присмотром Айрин и Глории. А потом Марго… отвела, значит, его в свой кабинет и под предлогом осмотра раздела до трусов. Она, конечно, знала, что он мой сын и почему там находится, но всему есть предел… Само собой, я разозлилась, врать не стану, – вполголоса произнесла Дженис. – И высказалась. Указала ей, что всего-то и нужно было – дождаться, пока я закончу с той пациенткой, пригласить меня в кабинет и осмотреть мальчика в моем присутствии. Должна сказать, после этих моих слов она тут же свернула лавочку и извинилась. Не надо, – бросила Дженис, заметив, что Айрин уже набрала полную грудь воздуха, – она в самом деле извинилась, Айрин, признала, что я кругом права, что не следовало ребенка осматривать без меня, но он держался за животик и она действовала на автомате. Без задней мысли. Просто иногда она…

– Иногда она людей бесила, я бы так выразилась, – заявила Айрин. – Думала, она самая умная, во всем разбирается…

– …совала свой нос куда не следует, я бы так выразилась. Но врачом была толковым. – Дженис со спокойной настойчивостью гнула свое. – Знаете, во время домашних обходов всякого о врачах наслушаешься, но о Марго никто худого слова не сказал. Добросовестная была. Приветливая, да-да, Айрин, понятное дело, тебя она недолюбливала, но я только передаю, как пациенты…

– Ну, может, и так, – нехотя согласилась Айрин. – Но в «Сент-Джонсе» соперничать ей было не с кем, ну правда ведь?

– То есть доктор Гупта и доктор Бреннер доверия у больных не вызывали? – cпросил Страйк.

– Доктор Гупта – душа-человек, – пояснила Дженис. – И врач прекрасный, но кое у кого из пациентов были предрассудки насчет его цвета кожи, тут уж ничего не попишешь. А у Бреннера тяжелый был характер, сам никому в друзья не набивался. И только после его смерти до меня дошло, что, быть может…

Судорожно охнув, Айрин вдруг разразилась смехом:

– Расскажи-ка им, Дженис, что` ты коллекционируешь. Не тяни! – Она повернулась к Страйку и Робин. – Сложно представить что-либо более жуткое, более извращенное…

– Вовсе я их не коллекционирую. – Дженис зарделась. – Просто иногда хочется сохранить…

– Некрологи! Как вам это нравится? Все нормальные люди коллекционируют фарфор, или снежные шары, или что там еще, а Дженис…

– Вовсе я их не коллекционирую, – по-прежнему красная от смущения, повторила Дженис. – Дело в том… – в поисках понимания она обратилась к Робин, – что мама у меня была неграмотная…

– Бывает же такое, – самодовольно пролепетала Айрин, массируя свой живот.

Дженис продолжила не сразу:

– Ну дак вот… Книжек у нас дома не водилось, но папа регулярно приносил газеты – по ним я и выучилась грамоте. И даже вырезала самые интересные заметки – что называется, жизненные. Выдумки меня никогда не интересовали. Зачем читать всякую чепуху, которую неведомо кто из головы берет?

– Ой, а мне только дай какой-нибудь интересный романчик полистать, – выдохнула Айрин, все еще массируя живот.

– И значит… Ну как бы… читая некролог, ты понимаешь, что был такой, совершенно реальный человек, правда же? А уж если пишут об известных личностях или о наших пациентах, я всегда такие траурные заметки храню. Не знаю… Кто-то ведь должен память сберечь. Коли твою жизнь в газете пропечатали, значит ты кой-чего добился, правда?