Дурная кровь

– Просто меня не покидает мысль, что убийство – если это было убийство – провернули очень профессионально. Что заставляет предположить…

– …наличие киллера, – подхватила Робин. – Знаешь, я недавно прочла биографию лорда Лукана. Полагают, что он кого-то нанял для убийства своей жены…

– …а наемный убийца по ошибке убрал няньку, – продолжил Страйк, знакомый с этой версией. – Н-да… Что ж, если с Марго приключилось именно это, мы ищем убийцу намного более изощренного, чем в деле Лукана. От Марго не осталось ни следа, ни даже капли крови.

На секунду наступила тишина, во время которой Страйк оглянулся и увидел, что за окном дождь и ветер по-прежнему сражаются с рождественскими гирляндами, а Робин обратилась мыслями к Рою Фиппсу, который в рассказе Уны был назван «бескровным», а в день исчезновения Марго весьма удачно оказался прикованным к постели.

– Ну что ж, мне пора, – сказал Страйк, тяжело поднимаясь с кресла.

– Мне тоже, – вздохнула Робин, собирая свои вещи.

– Но ты же вернешься в контору? – спросил Страйк.

До ее отъезда в Йоркшир он должен был вручить ей еще не купленный рождественский подарок.

– Вообще-то, я не планировала, – ответила Робин, – а что?

– Возвращайся. – Страйк лихорадочно пытался выдумать причину. – Пат?

– Да? – не оборачиваясь, откликнулась Пат.

Она, как всегда, печатала, причем быстро и точно, покачивая зажатой в зубах сигаретой.

– Нам с Робин надо сейчас отойти, но некто Грегори Тэлбот должен занести коробку с шестнадцатимиллиметровой пленкой. Как вы думаете, реально разыскать для нее проектор? В идеале – часам к пяти?

Сощурясь, Пат медленно развернулась на своем рабочем кресле и с каменным выражением обезьяньего личика посмотрела на Страйка:

– Вы поручаете мне к пяти часам доставить сюда винтажный кинопроектор?

– Именно так. – Страйк повернулся к Робин. – Тогда мы сможем до твоего отъезда в Мэссем посмотреть то, что Тэлбот прятал на чердаке.

– Хорошо, – сказала Робин. – Я вернусь в четыре.





27




Он статью был могуч и звался Талус.

Железной хваткой цеп железный сжал,

Чтоб ложь крушить, пока еще осталась,

А истину вознесть, чтоб силой напиталась.





Эдмунд Спенсер. Королева фей



Часа два с половиной спустя Страйк, поставив пакеты с покупками у ног, стоял под маркизой возле магазина игрушек «Хэмлис» на Риджент-стрит и внушал себе, что самочувствие у него отличное, хотя более чем достаточные эмпирические данные свидетельствовали, что его давно бьет озноб. Вокруг него на грязный тротуар шлепались капли дождя и выбивались обратно марширующими ногами сотен пешеходов. От проезжавших мимо машин поднимались волны; дождевые капли почему-то стекали Страйку за шиворот, хотя теоретически он стоял под навесом.

В который раз проверив свой телефон на предмет какого-нибудь признака, что Штырь не забыл про сегодняшнюю договоренность, он прикурил сигарету, но его саднящее горло не оценило дымового вторжения. Ощущая во рту мерзкий вкус, он затушил сигарету после первой затяжки. Сообщения от Штыря так и не было, поэтому Страйк поднял свои громоздкие пакеты с покупками и отправился дальше.

Он оптимистично воображал, что управится с покупками за пару часов, но полдень пришел и ушел, а дело все еще не было закончено. Как люди решают, что купить, когда все динамики низвергают на тебя рождественские мелодии, а в магазинах всего полно, выбор немыслимый и все это – полное барахло? Его курс все время пересекали бесконечные вереницы женщин, которые выбирали товары с очевидной, не требующей усилий легкостью. Не запрограммированы ли они генетически на то, чтобы искать и находить правильные подарки? Нельзя ли кому-нибудь заплатить, чтобы сделали это за него?

Вдобавок к рези в глазах и першению в горле у Страйка потекло из носа. Не уверенный в том, куда идет или что ищет, он наугад продвигался вперед. Он, который всегда превосходно ориентировался на местности, все время поворачивал не в ту сторону. Несколько раз он налетал на аккуратно сложенные груды рождественских товаров или сталкивался с людьми ниже его ростом, которые смотрели на него искоса, ворчали и торопливо отходили.

Его объемистые пакеты вмещали три одинаковых бластера «Nerf» для племянников – большие, стреляющие поролоновыми пулями пластмассовые ружья, которые Страйк решил купить по двум соображениям: в одиннадцать лет ему самому такие бы очень понравились, а кроме того, продавец заверил, что в нынешнем году это самые востребованные подарки. Дяде Теду он купил свитер, потому что ничего другого придумать не смог, и по тому же принципу – мячи для гольфа и бутылку джина для зятя, но ему еще предстояло самое сложное: выбрать подарки для женщин – Люси, Джоан и Робин.

У него зазвонил мобильный.

– Черт.

Он заковылял в сторону, остановился рядом с манекеном, одетым в свитер с оленями, и опустил пакеты, чтобы вытащить телефон.


– Страйк.

– Бунзен, я рядом с шалманом «Голова Шекспира» на Грейт-Мальборо-стрит. Увидимся там через двадцать?

– Отлично, – сказал почти охрипший Страйк. – Я в двух шагах.

Его накрыла очередная волна испарины. Все-таки нельзя исключать, признавала какая-то часть его мозга, что он подцепил от Барклая грипп, и если это так, то самое главное – не заразить тетю, у которой крайне понизился иммунитет. Подняв свои пакеты, Страйк начал проталкиваться вон из магазина – обратно на скользкий тротуар.

Вдоль Грейт-Мальборо-стрит справа возвышался черно-белый псевдофахверковый фасад универмага «Либерти». Повсюду вокруг главного входа стояли ведерки и коробки с цветами, соблазнительно легкие, компактные и уже упакованные; проще всего было бы забрать такую штуку с собой в «Голову Шекспира», а после отнести в офис. Но в этот раз цветами, конечно, не обойтись. Обливаясь потом, как никогда, Страйк свернул в универмаг, еще раз сбросил на пол свои пакеты около строя шелковых шарфов и позвонил Илсе.

– Привет, Огги, – сказала Илса.

– Что мне купить Робин на Рождество? – спросил он. От боли в горле ему стало трудно говорить.

– С тобой все в порядке?

– Лучше не бывает. Дай мне идею. Я в «Либерти».

– Хм… – задумалась Илса. – Дай сообра… о, я знаю, что можно купить. Ей нужны новые духи. Она недовольна теми, которые…

– Избавь меня от предыстории, – нелюбезно перебил ее Страйк. – Я понял. Духи. Какими она душится?

– Я пытаюсь тебе втолковать, Пирожок, – продолжила Илса. – Она хочет перемен. Выбери ей что-нибудь новое.

– Я не чувствую запахов, – нетерпеливо заявил Страйк, – у меня нос заложен.

Но, абстрагируясь от этой базовой проблемы, он опасался, что духи, которые он выберет на свой вкус, будут слишком интимным подарком, как то зеленое платье несколько лет назад. Он искал нечто вроде цветов, но не цветы, что-нибудь такое, что говорило бы: «Ты мне нравишься», но не «Я хочу, чтобы от тебя пахло вот так».

– Просто подойди к продавцу и скажи: «Мне нужно купить духи для одной знакомой, которая любит „Филосикос“, но хочет…»

– Она?… – переспросил Страйк. – Она любит что?

– «Филосикос». Или раньше любила.

– Скажи по слогам, – попросил Страйк, превозмогая пульсирующую в голове боль.

Илса выполнила его просьбу.

– Значит, надо просто обратиться к продавцу и мне дадут нечто похожее?

– Ну да, смысл в этом, – терпеливо ответила Илса.

– Хорошо, – сказал Страйк. – Очень признателен. Созвонимся.

«Продавец решил, что такой запах тебе понравится».

Да, он так и скажет. Фраза «Продавец решил, что такой запах тебе понравится» сделает подарок более обезличенным, превратит его в нечто стандартное, вроде цветов, но тем не менее покажет, что он проявил внимание, все продумал. Подняв с пола свои пакеты, он захромал в сторону зоны, которую увидел издалека, – вроде бы она была заставлена бутылочками.

Парфюмерный отдел оказался небольшим, площадью примерно с офис Страйка. Боком протиснувшись под звездным куполом в многолюдное помещение, он оказался среди стеллажей, отягощенных хрупким грузом стеклянных флаконов: одни – с рюшками или похожими на кружево орнаментами, другие в виде драгоценных камней или каких-то сосудов, достойных любовного напитка. Извиняясь каждый раз, когда раздвигал людей в стороны своими ружьями «Nerf», джином и мячами для гольфа, Страйк вышел на одетого в черный костюм поджарого мужчину, который спросил:

– Я могу вам помочь?

В этот момент взгляд Страйка упал на строй флаконов с однотипными черными этикетками и пробочками. Вид у них был функциональный и сдержанный, без явных намеков на романтические отношения.

– Мне один из тех вот, – прохрипел он, указывая пальцем.

– Хорошо, – сказал продавец. – А…

– Это для женщины, которая раньше использовала «Филосикос». Что-нибудь наподобие этого.

– Отлично. – Продавец подвел Страйка к витрине. – Вот, например…

– Нет, – оборвал Страйк прежде, чем тот успел снять с пробника крышечку: духи назывались «Чувственный цветок». – Она сказала, ей такие не нравятся, – добавил он с видом знатока. – А есть еще какие-нибудь, похожие на «Фило…»?

– Быть может, ей понравятся «Дан те бра»? – предположил продавец, прыская из второго флакона на бумажную полоску.

– Это как переводится?

– «В твоих объятиях», – сказал продавец.

– Нет, – сказал Страйк, даже не глядя в сторону полоски. – Какие-нибудь есть еще, похожие на «Фи…»?

– «Мюз раважёр»?