Дурная кровь

– Счастливо, Тед, – сказал он, обнимая дядю. – Позвоню, когда приеду, – наметим следующую встречу.

– Я бы тебя подвез, – слабо проговорил Тед. – Может, все-таки подбросить?

– Мне и на пароме неплохо будет, – солгал Страйк, хотя неровные ступеньки причала преодолевал с большим трудом и обычно с помощью паромщика; но чтобы доставить удовольствие старикам, добавил: – Помню, как вы возили нас детьми в Фалмут за покупками.

Из дверей гостиной Люси следила за ним притворно равнодушным взглядом. Люк и Адам не пожелали оторваться от сухого завтрака ради прощания с дядей, и только Джек втиснулся в тесную прихожую со словами:

– Спасибо за значки, дядя Корм.

– Не за что, мне приятно, – ответил Страйк и взъерошил мальчишеские волосы. – Пока, Люс, – бросил он и добавил: – До скорого, Джек.





5




Смолчал, но сердцем храбрым закипел

И гневом преисполнился тотчас,

Таких речей он сроду не терпел,

И хмурый лик стал грозен, как и глас…





Эдмунд Спенсер. Королева фей



Спальня в семейной гостинице, где заночевала Робин, еле вмещала узкую кровать, комод и раковину, кое-как закрепленную в углу. Фиолетово-розовые обои с цветочками даже в семидесятые годы, по мнению Робин, определенно считались мещанскими, постельное белье на ощупь оказалось влажным, а спутанные тканевые жалюзи не защищали от солнца.

В резком свете единственной голой лампочки, окруженной бесполезным плетеным абажуром, Робин увидела в зеркале свое лицо, изможденное, неухоженное, с впалыми глазами. В рюкзаке были только те вещи, которые она привычно брала с собой, отправляясь на слежку: круглая вязаная шапка, чтобы в случае необходимости скрыть слишком заметные землянично-рыжеватые волосы, солнцезащитные очки, сменная кофта или блуза, банковская карта и пара удостоверений личности на разные имена. Свежая футболка, извлеченная из рюкзака, помялась и выглядела жеваной, но думать нужно было о том, чтобы срочно вымыть голову, однако ни мыла, ни шампуня возле раковины не нашлось, а зубная щетка и паста остались дома: Робин даже подумать не могла, что проведет ночь неизвестно где.

В восемь утра она вновь была за рулем. В городке Ньютон-Эббот пришлось остановиться, чтобы забежать в аптеку, а потом в универмаг – купить необходимые туалетные принадлежности, сухой шампунь и маленький, самый дешевый флакончик одеколона «4711». В туалете универмага Робин почистила зубы и как сумела привела себя в порядок. Когда она расчесывала волосы, пришло сообщение от Страйка.

Буду ждать в кафе «Паласио-лаунж» на площади Мур, это центр Фалмута. Дорогу спросишь на месте.



За пределами города Торки местность становилась все живописнее и зеленее. Уроженка Йоркшира, Робин с изумлением разглядывала пальмы, которые хорошо прижились на английской земле. После голых, однообразных торфяников и холмов эти пейзажи казались чудом. Потом слева сверкающими витражами замелькали ртутные отблески моря, и к цитрусовому запаху купленного второпях одеколона стали примешиваться солоноватые нотки. Это дивное утро и мысли о предстоящей в конце долгого пути встрече со Страйком ободрили Робин и прибавили ей сил.

До Фалмута она добралась в одиннадцать, покружила в поисках парковки по запруженным туристами улочкам, разглядела обросшие пластмассовыми игрушками дверные проемы магазинов, пабы, увешанные флагами, и раскрашенные приоконные ящики для цветов. Парковочное место нашлось прямо в центре, на широкой открытой рыночной площади; там Робин сразу отметила, что в городе есть кое-что еще, помимо аляповатого летнего антуража. Фалмут мог по праву гордиться великолепными зданиями девятнадцатого века; под крышей одного из них располагались ресторан и кафе «Паласио-лаунж».

Высокие своды и классические пропорции этого помещения говорили о том, что оно в свое время служило залом суда; однако нынешний декор отличался намеренной экстравагантностью: обои – вырви глаз, оранжевые в цветочек, сотни китчевых картин в синих рамах и чучело лисы в судейской мантии. Среди публики преобладали студенты и семьи; все сидели на разномастных деревянных стульях, все разговоры отдавались гулким эхом, как в пещере. В считаные секунды Робин засекла крупную, мрачную фигуру Страйка, устроившегося с досадливым выражением лица возле пары молодых семей, чьи малолетние отпрыски в джинсах-варенках носились между столами.

Когда Робин извилистыми путями пробиралась в дальний конец зала, ей почудилось, будто Страйк хочет подняться из-за стола в знак приветствия, но если даже эта мысль была верна, он передумал. Робин давно научилась распознавать, когда его мучит боль в культе: складки у рта делались глубже обычного, словно он долго стискивал зубы. Если у нее самой, как она отметила еще утром, посмотревшись в зеркало, был усталый вид после ночевки в семейной гостинице, то Страйк пришел на эту встречу совершенно обессиленным, с синюшными припухлостями под глазами, да к тому же небритым, отчего подбородок казался грязным.

– Доброе утро. – Ему пришлось перекрикивать счастливые вопли хипповатых детишек. – Припарковалась нормально?

– Прямо тут, за углом, – садясь за столик, ответила Робин.

– Я потому выбрал это заведение, что его легко найти, – сказал он.

В их стол на бегу врезался какой-то мальчонка, и кофе из чашки Страйка пролился на тарелку с крошками круассана.

– Что тебе заказать?

– Я бы кофе выпила. – (Из-за детского визга разговор приходилось вести на повышенных тонах.) – Как дела в Сент-Мозе?

– Все так же, – ответил Страйк.

– Прости, – сказала Робин.

– За что? Ты ни в чем не виновата, – буркнул Страйк.

После двух с половиной часов за рулем, дав крюк только ради того, чтобы его подвезти, Робин ожидала совсем другой встречи. Вероятно, ей не удалось скрыть свое раздражение, потому что Страйк добавил:


– Спасибо, что приехала. Ценю.

И в сердцах мысленно бросил, когда молодой официант, не обращая внимания на его поднятую руку, зашагал в другую сторону: «Ослеп, что ли, ушлепок?»

– Я сама подойду к стойке, – вызвалась Робин. – Мне все равно кое-куда забежать надо.

Когда она в конце концов добилась, чтобы загнанный официант принял у нее заказ, в левом виске от напряжения застучала головная боль. Вернувшись за столик, она поняла, что терпение Страйка вот-вот лопнет: дети вконец распоясались и носились как угорелые, а их родители за соседними столиками даже бровью не вели – они спокойно перекрикивали шум. Робин вспомнила, что должна передать Страйку сообщение от Шарлотты, но решила дождаться более подходящего момента. На самом деле скверное настроение Страйка объяснялось тем, что культя ампутированной ноги жгла его невыносимой болью. При посадке на фалмутский паром он упал (и обругал себя: «Как полный дебил»). На причале пришлось совершить опасный спуск по неровной каменной лестнице без перил, а потом шагнуть на палубу, опираясь только на руку паромщика. При весе под сотню кило Страйк, поскользнувшись, не удержал равновесия и в результате лез на стенку от боли.

Робин достала из сумочки парацетамол.

– Голова разболелась, – объяснила она, перехватив взгляд Страйка.

– Черт, не удивлен ни разу, – холодно бросил Страйк в сторону молодых родителей, которые спокойно перекрикивались под вопли детишек и пропустили мимо ушей этот комментарий.

Страйк хотел попросить у Робин таблетку, но, чтобы избежать суеты и расспросов, которыми был сыт по горло, смирился с необходимостью терпеть молча.

– Клиентка далеко живет? – запив обезболивающее глотком кофе, спросила Робин.

– Отсюда пять минут езды. Район называется Вудхаус-Террас.

В этот миг самая маленькая девочка из тех, что бесились поблизости, споткнулась и упала плашмя на деревянный пол. От ее рева и воплей у Робин чуть не лопнули барабанные перепонки.

– Ой, Даффи! – пронзительно взвизгнула одна из джинсовых мамаш. – Что ж ты делаешь?

Девочка разбила в кровь губы. Мать присела рядом с ней на корточки, едва не опрокинув стол Страйка и Робин, и стала попеременно ругать и утешать дочку; вся малышня сгрудилась вокруг и с жадностью наблюдала за происходящим. В то утро, когда Страйк повалился на палубу, так же вели себя пассажиры парома.

– У него протез, – во всеуслышанье объявил паромщик – отчасти с той целью, подумал Страйк, чтобы снять с себя вину за недосмотр; это объявление ничуть не уменьшило ни крайней неловкости Страйка, ни любопытства зевак-пассажиров.

– Уходим? – спросила Робин, уже встав со стула.

– Чем скорей, тем лучше. – Поднявшись из-за стола и взяв с пола рюкзак, Страйк поморщился. – Шантрапа чертова, – пробормотал он, хромая вслед за Робин в сторону солнечного света.





6




И я продолжу путь, за вас радетель,

Повсюду вас, красавица, храня.

Не пожалеет вас лишь сердце из кремня.





Эдмунд Спенсер. Королева фей. Перевод В. Микушевича



Район Вудхаус-Террас располагался на холме с панорамным видом на залив. На многих домах были надстроены мансарды, но жилище Анны и Ким, как было видно уже с улицы, подверглось наиболее радикальной перепланировке, даже кровлю заменила какая-то квадратная стеклянная коробка.

– Чем занимается Анна? – спросила Робин, когда они поднимались по лестнице к густо-синей входной двери.

– Понятия не имею, – ответил Страйк. – Знаю только, что супруга ее – психолог. И насколько я понимаю, не приветствует идею расследования.

Он нажал на кнопку звонка. До их слуха донеслись шаги – вроде бы по голому деревянному полу, – и дверь открыла, поблескивая очками, доктор Салливен, рослая блондинка, босая, в джинсах и рубашке. Переводя взгляд со Страйка на Робин, она всем своим видом выражала удивление.

– Мой деловой партнер Робин Эллакотт, – отчеканил Страйк.

– Так-так, – недовольно бросила Ким. – Но вы же понимаете, эта встреча намечалась как сугубо предварительная.

– Робин очень кстати оказалась на побережье по совершенно другому делу, так что…

– Я охотно подожду в машине, – из вежливости сказала Робин, – если Анне удобнее будет побеседовать с Кормораном наедине.

– Ну… посмотрим, как настроена Анна.

Отступив назад, чтобы впустить посетителей, Ким распорядилась: