Дурная кровь
Часть 76 из 141 Информация о книге
Она упомянула его первой, чтобы поскорее завершить эту тему. Макс всем своим видом показывал: ему есть что сказать. – Нет, – ответил Макс, переложил сонного Вольфганга на диван, встал и перешел на кухню. – Сейчас разогрею, поешь. – Не стоит, я сама… Но Макс уже все сделал, и когда Робин уселась за обеденный стол, он взял пиво и устроился рядом. Это было в высшей степени неожиданно, и Робин вдруг разнервничалась. Ее подготавливают к какому-нибудь неприятному известию? Неужели Макс все-таки решил продать квартиру? – Никогда тебе не рассказывал, как мне досталось такое шикарное жилье? – спросил он. – Нет, – осторожно ответила Робин. – Пять лет назад я получил большую выплату. Врачебная халатность. – Ох, – выдохнула Робин. Наступила пауза. Макс улыбнулся: – Обычно говорят: «Черт, что стряслось-то?» Но ты никогда не уточняешь, правда? Я это заметил. Ты не задаешь лишних вопросов. – Ну, этим я волей-неволей занимаюсь по работе, – сказала Робин. Но не поэтому она никогда не расспрашивала Макса о его финансах, не поэтому сейчас не стала любопытствовать насчет его организма и лечения. У нее самой в прошлом было слишком много такого, что она не хотела бесконечно мусолить и взваливать на посторонних. – У меня семь лет назад выявили нарушение сердечного ритма, – начал Макс, рассматривая этикетку на пиве. – Аритмия. Направили к кардиологу, и он сделал мне операцию: вскрыл грудную клетку и намудрил с синусовым узлом. Ты, наверное, о таком и не слыхала. – Он поднял глаза на Робин, и она помотала головой. – Я тоже не слыхал, покуда мой не расхерачили. Короче, теперь мое сердце не может биться самостоятельно – живу с кардиостимулятором. – О господи, – вырвалось у Робин, и кусочек говядины на ее вилке замер в воздухе. – Но самый-то фарс в том, – продолжил Макс, – что в этом не было никакой необходимости. С моим синусовым узлом с самого начала все было в порядке. Выяснилось, что я не страдал предсердной тахикардией. У меня был элементарный страх сцены. – Я… Макс, как я тебе сочувствую. – Да, хорошего мало, – сказал Макс, отхлебнув пива. – Две никому не нужные операции на открытом сердце, бесконечные осложнения. Я терял роль за ролью, четыре года был безработным и до сих пор сижу на антидепрессантах. Мэтью сказал, что я непременно должен подать в суд на врачей. Если бы не его настырность, я бы, наверное, не решился. Гонорары адвокатам. Жуткий стресс. Но в итоге я выиграл, получил солидную сумму, и Мэтью уговорил меня вложиться в какую-нибудь приличную недвижимость. Он судебный адвокат, зашибает уйму денег. Короче, мы с ним купили на паях эту квартиру. Откинув со лба густые светлые волосы, Макс посмотрел вниз на Вольфганга, который шустро подбежал к столу, чтобы еще хоть раз насладиться запахом жаркого. – Через неделю после того, как мы сюда въехали, он меня посадил перед собой и объявил, что уходит. На договоре ипотечного кредита чернила еще не успели высохнуть. Он объяснил, что долго не мог на это решиться в силу своей привязанности и в силу моего бедственного положения, но не может дальше бороться со своими чувствами. Сказал, – Макс отрешенно улыбнулся, – что жалость и любовь – это не одно и то же. Не возражал, чтобы я оставил квартиру себе, не требовал, чтобы я выкупал его половину – можно подумать, это было мне по карману, – и в конце концов переписал на меня свою долю. А сам ушел к Тьяго – это его новый парень. Владелец ресторана. – Кромешный ад, – тихо сказала Робин. – Да, такие дела… Вообще-то, мне давно пора завязывать с просмотром их «Инстаграма». – С тяжелым вздохом он рассеянно потер сквозь рубашку место над шрамами у себя на груди. – Само собой, квартиру я сразу решил продать, но мы, считай, вместе здесь не жили, поэтому и воспоминаний с ней связано не так уж много. Искать другое жилье, заморачиваться с переездом у меня просто не было сил, вот я и остался здесь, теперь выплачиваю кое-как ежемесячный ипотечный взнос. Робин показалось, что она знает, почему Макс ей все это выложил, и ее догадка подтвердилась, когда он сказал, глядя на нее в упор: – Короче, я к чему веду: мне очень горько, что с тобой такое приключилось. Я же понятия не имел, Илса только говорила, что тебя держали под дулом пистолета… – Но изнасиловали-то меня не в тот раз, – уточнила Робин и, к вящему изумлению Макса, рассмеялась. Несомненно, сказывалась ее усталость, но она испытала облегчение, узрев черную комедию в перечислении жестокостей, которые творят люди по отношению друг к другу, хотя ни в одном отдельно взятом эпизоде ничего смешного не было: Максово изувеченное сердце, преследующая ее в ночных кошмарах маска гориллы. – Нет, изнасилование было десять лет назад. Из-за этого я университет бросила. – Черт, – сказал Макс. – Вот-вот, – откликнулась Робин и повторила вслед за Максом: – Хорошего мало. – А когда тебя порезали? – спросил Макс, глядя на предплечье Робин, и она снова начала смеяться; ничего другого ей не оставалось. – Пару лет назад. – Уже работала у Страйка? – Да, – сказала Робин и только теперь прекратила смех. – Послушай, насчет вчерашнего вечера… – Вчерашний вечер – это подарок судьбы, – перебил ее Макс. – Шутишь? – усомнилась Робин. – На полном серьезе. Это же просто находка для выстраивания моей роли. В нем есть неоспоримый авторитет, жесткая энергетика, правда? – Ты хочешь сказать, он ведет себя как отморозок? Макс хохотнул и пожал плечами. – А по трезвости он сильно отличается от вчерашнего? – Конечно, – ответила Робин, – ну то есть… не знаю. Может, и отморозок, но не такой. – И прежде чем Макс успел задать еще какой-нибудь вопрос о совладельце агентства, она затараторила: – Кстати, он все правильно сказал насчет твоих кулинарных способностей. Вкуснота была невероятная. Большое спасибо, я по таким деликатесам истосковалась. Убрав со стола, Робин вернулась к себе, приняла душ и переоделась для ночного наблюдения. Поскольку сменить Хатчинса ей полагалось только через час, она присела на кровать и стала наугад гуглить всевозможные варианты имени Пола Сетчуэлла. Пол Л. Сетчуэлл. Л. П. Сетчуэлл. Пол Леонард Сетчуэлл. Лео Пол Сетчуэлл. Зазвонил ее мобильник. Она посмотрела вниз. Это был Страйк. Через одну-две секунды она молча подняла трубку. – Робин? – Да. – Говорить можешь? – Да, – повторила она с учащенно бьющимся сердцем и хмуро воздела глаза к потолку. – Звоню извиниться. Робин была так ошарашена, что на несколько секунд оцепенела. Затем она прочистила горло и спросила: – Ты хоть помнишь, за что извиняешься? – Э-э… ага, пожалуй, – ответил Страйк. – Я… не имел в виду вытаскивать это на свет. Должен был предвидеть, куда заведет такой разговор. Не подумал. У Робин в конце концов потекли слезы. – Ладно, – проговорила она, с трудом изображая непринужденность. – И еще: прости, что нагрубил твоему брату и его друзьям. – Спасибо за эти слова. Наступило молчание. За окном все еще лил дождь. Страйк спросил: – От Илсы есть вести? – Нет, – сказала Робин. – А от Ника? – Тоже нет, – ответил Страйк. Опять молчание. – Можно считать, что вопрос закрыт? – спросил Страйк. – Да, – ответила Робин без всякой уверенности. – Если я тебя недостаточно ценил, – продолжил Страйк, – ты уж прости. Ты – лучшее, что у меня есть. – Ох, чтоб тебе повылазило, Страйк. – Робин отбросила свое напускное бодрячество и громко всхлипнула, сглотнув слезы. – Что-что? – Да то… ты меня реально бесишь. – Чем же? – Тем, что завел этот разговор. Именно сейчас, ни раньше, ни позже. – Я ведь говорю это не впервые. – На самом деле впервые. – Может, не тебе, но другим рассказывал. – Ну знаешь ли, – Робин, одновременно плача и смеясь, потянулась за салфетками, – это не одно и то же. – Да, наверное, – согласился Страйк. – Теперь я и сам вижу. Он курил, сидя у своего пластмассового кухонного столика, а за окном мансарды по-прежнему лил вечный дождь. Непостижимым образом сообщения от Шарлотты заставили его взяться за телефон, чтобы немедленно позвонить Робин и до отъезда в Корнуолл к Джоан исправить свой косяк. Сейчас звук ее голоса, ее смех подействовали на него как всегда, отчего все происходящее стало чуть более терпимым. – Когда уезжаешь? – спросила Робин, вытирая глаза. – Завтра в восемь утра. Встречаемся с Люси в пункте проката автомобилей. Мы джип взяли. – Только лихачить не надо, – сказала Робин: в тот день она услышала в новостях о гибели трех людей, пустившихся в путь сквозь ливни и паводки.