Джеймс Миранда Барри

Потом он очень твердо сказал:

– Мы немедленно вернемся в дом, мисс Уолден, и присоединимся к собравшимся.

Шарлотта совершенно не понимала, победа это или поражение. Но она знала, что на Барри не действуют капризы и обиды. Она снова взяла его под руку, и они прошествовали обратно мимо бормочущих фонтанов.

– Вы ведь не скажете папе, о чем я вас попросила? – прошептала она, как школьница, нисколько не смущаясь, но не желая быть пойманной.

– Я не склонен к пересказу частных разговоров, – ледяным тоном ответил Барри, и этим Шарлотте пришлось довольствоваться.

Джеймс Миранда Барри отличался совершенно традиционным, мужским понятием о чести. Шарлотта Уолден была весьма хороша собой, пухленькая и розовая, с ямочками где следует. Барри продолжал любезничать с ней на людях, но приложил усилия к тому, чтобы никогда больше не оставаться с ней наедине на веранде и не принимать ее приглашений пройтись вдоль жасминовой рощи, полюбоваться на китайских карпов, плавающих в зеленой воде, и послушать пение фонтанов.





* * *


Но мисс Шарлотта Уолден все же вовлекла доктора Джеймса Миранду Барри в неприятности, и вот как это произошло.

Губернаторская дочка попалась на глаза капитану Джеймсу Лафлину, когда пела дуэт из Россини с одним из его ближайших друзей-военных, капитаном Уильямом Боуденом из королевского Вустерского полка.

Лафлин почти год находился в отпуске в Англии после смерти отца. Капитан был молодой человек с большим наследством. Имущество надлежащим образом разделили, сестер обеспечили, мать утешили. Вместо того чтобы откупиться от армейской службы или уйти в отставку, на чем настаивала мать, капитан Лафлин решил так и жить среди удовольствий, приключений и изысканных нарядов, только на значительно большие деньги. Поэтому он постановил вернуться в общество со всей помпой, подобающей двадцатидвухлетнему юноше, который мог пить наравне с сильнейшими и не имел причины жаловаться на свои природные достоинства. Он увидел Шарлотту, которая пела песенки и была чертовски мила. Не то чтобы перед ее пением нельзя было устоять – голос у нее был неинтересный, стиль – выспренний. Нет, дело было в том, что она вкладывала себя всю в верхние ноты, которые едва-едва брала, и при этом ее грудь колыхалась и трепетала так, что это привлекало взгляд и пленяло сердце.

Любой новый человек, встречая мисс Шарлотту Уолден, первым делом обращал внимание на ее грудь. Иначе и быть не могло: это был первый крупный предмет, попадавший в поле зрения. Грудь была бледно-розового цвета, и ее никогда не касался солнечный луч. У нее были интересные пропорции – два вулкана с глубоким ущельем посредине. Бледные склоны поднимались к скрытым вершинам, медленно кипящие, непроснувшиеся, ожидающие счастливого любовника, который мог лаской довести их до извержения.

Капитан Уильям Боуден не преминул оглядеть с птичьего полета этот прелестный ландшафт, склоняясь и целуя руку своей партнерши, при этом похвалив ее пение так вежливо, как только это было возможно без прямого вранья.

Он сразу заметил Джеймса, еще раз куртуазно поклонившись, предоставил мисс Уолден шеренге офицеров, уже собравшихся у него за спиной, и двинулся сквозь густые сплетни, хватаясь за диваны и зеленые суконные столы игроков в вист.

– Счастливчик, – пробормотал Джеймс, как только друзья оказались на достаточном расстоянии для беседы. – Какая красавица.

– Возьми несколько уроков, приведи в боевое состояние свой недурной тенор и сам сможешь вблизи рассмотреть богатства, – любезно предложил Боуден.

Уильяму Боудену дочь сэра Эдмунда не особенно нравилась. Ее пение наводило на мысли о дурном нраве и избалованности. Он любил женщин честных, доброжелательных и непритязательных. Незадолго до того он состоял в весьма успешной связи с замужней дамой, которая, к глубокому его сожалению, уже покинула колонию. Это был идеальный расклад – приятные послеполуденные пикники, музыкальные вечера… Муж, много старше жены, отличался либеральными взглядами. Раньше супруги жили в Неаполе и новую ситуацию находили совершенно итальянской. Старые девы колонии не питали такого пристрастия к южным нравам, и, когда о связи узнали, любовница Боудена подверглась решительному бойкоту в церкви. Она притворилась, что ей все равно. Но это была неправда. Боуден злился. Ему нравились женщины, которым было искренне все равно.

– Тебя представить? – спросил он у Джеймса, который по-прежнему не отводил глаз от вулканического пейзажа.

– Да. Немедленно.

Они направились сквозь переполненную гостиную обратно к роялю, тщательно избегая развевающихся шалей и сложных образцов парикмахерского искусства, которые преграждали им путь на каждом шагу. Джеймс надул грудь, эффектно заполнив свой красный мундир. Он вспотел от предвкушения.

Никакому мужчине не захочется чувствовать, что его используют, просто чтобы провести время, покуда истинный предмет интереса не вошел в комнату. Но именно это почувствовал Джеймс, и его раздражение возросло. Мисс Уолден смеялась и улыбалась всем его шуткам. Но при этом смотрела на дверь. Танцы уже начались, и он одновременно пытался увлечь ее мазуркой, которая должна была прелестно оживить ее грудь, и пресечь постоянные попытки других мужчин поймать ее взгляд, когда ее тело вдруг напряглось, как у собаки, почуявшей дичь, и все ее внимание сосредоточилось на дверном проеме.

– Позвольте мне вас ненадолго покинуть, капитан. Я должна выполнять свои обязанности хозяйки.

Она выскользнула из его силков и исчезла в мареве модных кружев и шелка. Когда она вынырнула вновь рядом с отцом у главного входа в гостиную, словно пловец, добравшийся до суши, ее роскошная фигура не дала ему различить, кого это она так усиленно приветствует. Боуден возник сбоку, задыхающийся после танца.

– Ну и что же? Где она? Уже отдана соперникам? Я надеялся, ты уговоришь ее потанцевать.

Джеймс выпрямился и посмотрел сквозь толпу. Он увидел, что обильное великолепие Шарлотты Уолден клонится к крошечному, карликовому рыжеволосому созданию с поджатыми губами, вдвое ее меньше. Человечек был тщательно ухожен, безупречно одет и изящен в манерах, хотя и чересчур сдержан. Он выглядел этаким смешным денди в миниатюре. Он кивал в ответ на оживленные расспросы Шарлотты и тепло поздоровался с великаном вице-губернатором, словно они сердечные приятели. Еще несколько дам, заметив его появление, поднялись с диванов поздороваться с ним. В комнате произошло некоторое движение. Его приход вызвал легкую, но приятную сенсацию.

– Это еще что такое? – рявкнул Джеймс, заранее ревнуя.

– А. Знаменитый доктор. – Боуден улыбнулся. – Большой любимец дам. Это Джеймс Миранда Барри.

И Боуден по секрету поведал другу о случае на эспланаде. Что-то в манере Барри тогда заставило доблестного Боудена отступить. Он обрисовал Джеймсу положение вещей.

– Не сойдись с ним в чем-нибудь, что для него важно, – и пиши пропало.

Затем, со своей обычной осторожностью, Боуден оставил гостиную на милость доктора и укрылся в вихре танца. Джеймсу Лафлину было о чем подумать.

Тем не менее в последующие недели молодой капитан ухаживал за губернаторской дочкой. Он был далеко не беден и знал, как потрясающе выглядит в военной форме. Он был очень высок. И поэтому привлекал нежный взгляд Шарлотты. Она нашла капитана Джеймса Лафлина очень достойным человеком, притом весьма очаровательным. К сожалению, его робкие реплики никак не могли сравниться по увлекательности с едкими и наблюдательными замечаниями доктора Барри. Капитан Лафлин судил поверхностно. Он смотрел на мир так же, как и все остальные. Доктор же Барри отличался жесткостью и оригинальностью, что придавало его обществу желанную интригу и пикантность.





* * *


Джеймс Лафлин сделал все в правильном порядке. Для начала он флиртовал с Шарлоттой настолько на виду у всех, что об их отношениях стали говорить в обществе. Их сажали рядом за обеденным столом, чтобы отец и старые девы понимающе восприняли их сдержанное хихиканье. Никто не отговаривал его от подобных действий – сама Шарлотта и подавно. Затем он пришел с официальным визитом в контору к губернатору. Сэр Эдмунд был в высшей степени приветлив. В кабинете стоял большой стол, а на столе лежала кипа бумаг и весьма внушительное хрустальное пресс-папье, которое призвано было поддерживать стабильность и порядок делопроизводства. Морскому бризу дозволялось проникать в комнату, но не дозволялось уносить с собой конфиденциальные отчеты. Ступеньки, спускающиеся в сад от стеклянных дверей, еще блестели после утренней поливки холодной водой. Мир был все более прекрасен, войны – далеки, и, если этот молодой офицер, который унаследовал более чем достаточно денег, чтобы обеспечить его дочери беззаботное существование, хочет взять на себя заботу о Шарлотте, так что будущая поездка в Англию может превратиться в свадебное путешествие и бурную череду визитов, а не вылазку на ярмарку невест, – что же, все к лучшему!


– Иди сюда, мой мальчик, – пробасил губернатор. И улыбнулся.

Капитан Лафлин колебался и смущался, как и положено. Он представил множество рекомендаций и уверений в своей благонадежности и сыновней преданности. Он совершенно отвечал тем требованиям, которые губернатор предъявлял к потенциальному зятю. Этот молодец выглядел настоящим женихом и говорил все, что следовало сказать. Губернатор старался удержать серьезный и задумчивый вид, но радостная усмешка окрасила финал лафлиновской речи.

– Ну что же, мой мальчик. – И губернатор озарил комнату своим одобрением. – Если она согласна – то и я не против.

Он не раз видел, как Шарлотта прогуливается по эспланаде, вертя зонтиком, в компании капитана Лафлина, и поэтому не подозревал, что его дочь смотрит на ситуацию иначе, чем он сам.

Он ошибался.

Капитан Лафлин не был недалеким человеком. Он знал, что Шарлотта без ума от Джеймса Миранды Барри, но считал, что это чувство не отличается от того, что испытывает половина дамского населения колонии. От него не укрылась ироническая, осторожная дистанция, которую держал Барри, стоило Шарлотте перейти в романтическое наступление. Соперники не обменялись и парой слов, но Лафлин заметил хитрый взгляд Барри, когда тот, в белых перчатках, бледный, без единого растрепавшегося волоса, вверял раскрасневшуюся и сияющую Шарлотту его попечению на следующий танец. Все было очевидно. Барри освобождал ему путь. Танцевальный зал в Средиземноморье – душное и шумное помещение, где недоразумения рождаются с легкостью. Но в этом случае никакого недоразумения не возникло. Пусть мужчины и не обсуждали ничего между собой, но они обменялись кивками поверх надушенных кудрей Шарлотты и прекрасно поняли друг друга.

Поговорив с губернатором, Джеймс Лафлин вскочил на коня и рысью проскакал полмили по эспланаде от казенного дома до губернаторской виллы, горя нетерпеливым ожиданием. Ему и в голову не приходило, что Шарлотта может отказать.

Когда его провели в гостиную, дама его сердца покоилась в шезлонге и хихикала. С ней была подруга, прыткая молодая женщина, недавно вышедшая замуж и весьма склонная демонстрировать свои украшения и хвастаться мужем. Она извергала нескончаемый поток слухов и сплетен, чем заслужила прозвище Новости Нации. Эта дама, увидев молодого человека, чьи романтические намерения нельзя было истолковать двояко, вскочила и немедленно удалилась.

Джеймс не садился. Шарлотта побледнела и выпрямилась, поставив ноги в маленьких туфельках рядом и сжав колени, словно собиралась выполнить пируэт. Джеймс неуверенно выдал набор клише. Его обеспокоило, что сделать ей предложение оказалось настолько труднее, чем сговориться с отцом.

– …Итак, мисс Уолден – Шарлотта, – я прошу вас сделать меня счастливейшим из смертных – то есть в том случае, если вы согласитесь стать моей женой.

Шарлотта закусила губу, подняла подбородок и сказала:

– Я очень ценю ту честь, которую вы мне оказываете, капитан Лафлин, и мне бесконечно жаль. Но я никогда не смогу выйти за вас замуж.

Наступило зловещее молчание. Джеймс весь похолодел. Он не находил слов. Он знал, что должен что-то сказать, дать ей понять, как он потрясен и расстроен, но не мог. Вместо этого он стоял без движения целых две минуты, в продолжение которых Шарлотта в ужасе принялась кусать ногти. Если бы он постоял еще, она бы засунула в рот большой палец. Джеймс вдруг обнаружил, что взбешен.

– Дело в другом мужчине. – Он говорил очень тихо, холодея от обиды.

Она испуганно кивнула:

– Да.

– Это доктор Джеймс Барри.

Она не могла ничего сказать, ни даже поднять на него глаза.

– Простите, что навязал вам свои чувства, – отрезал Джеймс.

Его гнев вырвался наружу, как джинн из лампы. Он развернулся на пятках и вышел из комнаты, забывшись настолько, что хлопнул дверью. Он чуть не опрокинул подругу Шарлотты в короткий лестничный пролет – так он торопился покинуть виллу. Подруга стояла в коридоре, за горшком с пальмой, так близко к двери, как могла.

Джеймс вырвал свою лошадь у конюха в стойле и поскакал к госпиталю так стремительно, что это заметили в каждом окне и в каждой лавке. Что-то произошло. Это не капитан ли Лафлин вышел из виллы и мчится по холму с безрассудной, если не прямо опасной скоростью? Куда он направляется? В госпиталь? Но он не очень близок с доктором Барри, верно? Скорее даже напротив. Кто-то заболел? Надо спросить у вице-губернатора.

Когда Джеймс доскакал до гребня ветреных белых холмов, он вспотел и весь дрожал. Он впервые в жизни решился сделать предложение и не сомневался в результате. Никакого плана у него не было. Ему просто хотелось кого-то ударить. Он хотел погасить свое разочарование, разворошив безупречный наряд доктора Барри.

Джордж Вашингтон Карагеоргис увидел его приближение и встретил молодого человека в отделанном изразцами вестибюле среди запахов аммония и спирта.

– Где доктор Барри? – Джеймс, к собственному удивлению, орал.

Джордж Вашингтон Карагеоргис был сбит с толку.

– Его здесь нет, сэр.

– А где же его черти носят? – проревел уязвленный капитан Лафлин.

К счастью, в эту самую минуту доктор был за много миль от госпиталя, на дне оврага; он фиксировал сломанную ногу и обрабатывал кровавую рану на лбу человека, который упал с большой высоты и уже сильно страдал от обезвоживания, потому что пролежал на утреннем солнцепеке два часа, прежде чем его обнаружили обезумевшие родственники. Рана была тяжелая, ее покрывал слой мух. Жена несчастного кричала что-то доктору прямо в ухо, а соседи слишком долго возились, пытаясь соорудить импровизированные носилки из зеленых ветвей. Аккуратные рыжие кудри доктора увлажнились от пота, а на бледных щеках от жары сильнее проступили веснушки. Когда он вернулся в город, совершенно вымотанный, он даже не зашел в госпиталь; было уже темно, и капитан Джеймс Лафлин лежал без чувств, сраженный пьянством и гневом, на полу офицерской столовой.





* * *


– Ты ему отказала? Я не ослышался, юная леди? Ты хочешь мне сказать, что ты ему отказала?

Молчание.

– Ты в своем уме? Его старший брат умер. Он только что унаследовал прекрасное поместье в Беркшире и достаточно денег, чтобы купить тебе любую чертову безделушку, какая тебе взбредет в голову.

Молчание.

– Ты можешь не дождаться такого же выгодного предложения. Да что же творится у тебя в голове, Шарлотта?

Молчание.