Ее величество кошка

Роман быстро отбирает у Натали бесценный предмет, прячет в сейф и запирает дверцу.

Мы выходим из здания. В университете хорошо пахнет. Я не улавливаю запаха гнили, мертвечины, горелой древесины, как в деревне, занятой собаками. Здесь преобладают ароматы сосны и лаванды. Всюду цветущие клумбы. Над ними роятся пчелы. Мух нет вообще.

Люди улыбчивы и на вид безмятежны, как будто ничего не знают о происходящих за пределами их маленького рая ужасах.

Они создали себе рай, сад за забором, пусть колючая проволока и под напряжением.

Я вижу фруктовые деревья и различаю по запаху лимоны, груши, вишни, инжир. Здесь же виноградники, плантации помидоров и баклажанов.

Нас ждет обед в их столовой. Мы здесь единственные кошки. Моя служанка садится напротив Романа Уэллса.

Пифагор слушает и переводит:

– Роман рассказывает о своем предке Эдмонде Уэллсе, биологе, изучавшем муравьев. Он ужасно боялся потерять память и все записывал – сначала на бумаге, потом в книге, затем в папке с компьютерными файлами. Эта папка стала семейной реликвией, три поколения потомков передавали ее друг другу, внося дополнения. Роман Уэллс, физик и компьютерщик по образованию, решил основать новую науку – энциклопедологию. Он учил студентов, как размещать на минимуме места максимум информации. Когда началась гражданская война, он сразу понял, как это опасно, и стал работать в разы быстрее из страха, как бы люди не лишились памяти. Так возникла его ЭОАЗР.

– Иначе говоря, пока существует эта флешка, знания, накопленные за тысячи лет, не могут быть полностью утрачены?

– Достаточно вставить ее в компьютер, и человечество вспомнит все прежние открытия.

– Человечество?.. Как на латыни «кошки»?

– Латинский корень – felis.

– Значит, вместо человечества скоро появится фелисите.

Пифагор в восторге от моей выдумки.

– Фелисите? Как забавно, что ты предложила именно это слово! У людей оно имеет и другой смысл – блаженство[2].

Теперь понятно: моя цель – добиться блаженства – фелисите – во всем мире.

– Выжил якобы миллиард людей. А как бы ты оценил численность фелисите?

– По последней прикидке в Интернете, нас, кошек, примерно пятьсот миллионов: где-то четыреста пятьдесят миллионов домашних и пятьдесят миллионов диких.

– Значит, борьба за первенство идет между миллиардом людей, полумиллиардом кошек и крысами. А их, кстати, сколько?

– До Краха их было, по оценкам, где-то тридцать миллиардов. С тех пор как люди перестали контролировать их численность, эта цифра как минимум удвоилась.

Ответ Пифагора заставляет меня задуматься о масштабе угрозы. Человечество и фелисите сокращаются, в то время как крысиная орава переживает настоящий демографический бум.

Я почти жалею, что стала спрашивать об этом, и стараюсь поскорее найти другую тему, чтобы не думать о неприятном. Рядом беседуют два человека. Мужчина по-прежнему робок, женщина недоверчива, но разговор продолжается.

– Как ты думаешь, у этих двоих будет случка?

– Ты шутишь? У людей длиннейший и сложнейший ритуал ухаживания: он может тянуться днями, неделями, месяцами, прежде чем мужчина заявит о своем желании, а женщина проявит свою благосклонность.

Коллега, видимо, преувеличивает. Вечно он пытается меня впечатлить, изображая свойства человеческой породы в карикатурном виде.

– Профессора Романа Уэллса ждет успех?

– Несомненно.

– Как он ее уговорит?

– Уболтает. Трудность, даже парадокс, видишь ли, в том, что приходится изображать незаинтересованность в спаривании. Стоит женщине уловить мужское желание, как ее собственное желание затухает, и она его отвергает.

– Глупость какая!

– Никуда не денешься, она не хочет казаться доступной, готовой отдаться первому встречному.

Как у них, людей, все запутанно! Понятно, почему их размножение – такая проблема.

– Мужчину это только подстегивает, на его взгляд, чем труднее женщину завоевать, тем большую ценность она представляет, – нагоняет жути мой спутник, крупный специалист по размножению людей.

Я чешу себе левое ухо правой лапой.

– Невероятно! Как же им удается управлять своими сексуальными побуждениями?

– Они смотрят порнуху, – отвечает Пифагор почему-то шепотом.

– Это еще что такое?


– Фильмы. Люди обоих полов снимают друг друга в процессе половых сношений. А другие люди это смотрят и возбуждаются, как будто все происходит с ними.

– Быть того не может!

– Может. У людей в мозгу есть особые зеркальные нейроны, благодаря которым происходящее на экране волнует их так, как если бы они переживали все это сами.

То есть они чувствуют чужое возбуждение, как я – чужую боль благодаря своему дару сочувствия?

Нет, мне никогда не понять нравы людей, говорю я себе. Мне ни за что не взбредет на ум распалиться, наблюдая за любовным актом других кошек, тем более если это будет происходить в каком-то фильме.

С другой стороны, продолжаю я раздумья, что есть возможность любви без партнера, как не форма автономии? И вообще, если предел ставится исключительно воображением, то это открывает передо мной новые перспективы.

Еще немного, и я начну им завидовать!

После обеда ректор Филипп показывает нам комнату в общежитии, где нам предстоит разместиться. Моя служанка остается там, а мы посвящаем остаток дня исследованию этого удивительного места, пережившего превратности Краха.

Постройки здесь в основном двухэтажные, не выше деревьев. Университет гармонично вписан в природный ландшафт. Впервые за долгое время я встречаю сообщество людей, где улыбаются, поют, ходят со счастливым видом. Я и забыла, что бывают спокойные и радостные люди. Я уже привыкла считать их существами, постоянно испытывающими стресс.

Как будто впервые я вижу обнимающиеся и катающиеся по траве парочки (не все такие робкие, как Натали и Роман), ребятишек, играющих в мяч, смеющихся стариков.

Наконец-то человечество показало мне свой позитивный настрой!

Можно подумать, они забыли про крыс, про чуму и про Крах. Они радуются тому, что живут вместе, что вокруг только единомышленники.

После ужина мы ложимся спать. Когда Натали укладывается, я по своей привычке прохожусь по ее животу с наполовину выпущенными когтями, помогая переварить съеденное, потом укладываюсь у нее на груди и урчу с частотой 24 герца. Она засыпает, и я отмечаю некоторое изменение в запахе ее пота.

Наблюдая за ней, я замечаю, что она быстро начинает видеть сны: глаза под веками неспокойны, дыхание становится глубже и чувственнее.

Уж не снится ли ей любовь с Романом? Но ведь если я правильно поняла Пифагора, в том случае, если он предложит ей претворить эти сны в реальность, то на нынешней стадии их отношений ее ответом будет категорическое «нет».

Я тоже закрываю глаза. Мне снится мир, где кошки избавлены от любых комплексов, связанных с тем, что люди до сих пор мнят себя хозяевами всего сущего.





38. Кошки-людоеды из Цаво




Иногда человеческий разум оказывается бессилен перед разумом кошачьих. Взять хотя бы поразительные события, развернувшиеся в кенийской области Цаво, между Момбасой и Найроби. Группа английских инженеров руководила там строителями, главным образом индийцами и африканцами, строившими железнодорожный мост через реку Цаво. Ночью одна палатка была разорвана, из нее пропали двое рабочих. Рядом увидели пятна крови и следы лап двух кошачьих. Оба непрошеных гостя были, судя по следам, огромного размера и по весу превосходили львов. Англичане стали разжигать вокруг лагеря костры, но рабочие продолжали пропадать, у палаток все время находили такие же следы. Два хищника повадились приходить за человечиной, как в магазин. К кострам добавили завалы из веток колючего кустарника. Не помогло и это: на перекличке опять не досчитались двоих.

Всего за несколько дней количество жертв возросло до тридцати. Ни костры, ни колючки, ни часовые – ничто не могло остановить двух людоедов. В местных газетах писали об охватившей рабочих панике. Те отказывались выходить на смену, пока их не избавят от этой страшной напасти.

Пригласили знаменитого охотника на львов. Он сел в засаде… но наутро от него осталась только окровавленная одежда. Гигантские убийцы, как выяснилось, обладали смекалкой, позволявшей разгадывать любые человеческие хитрости. Количество их жертв возрастало ночь за ночью и уже достигло шестидесяти. Казалось, способа положить этому конец попросту не существует.

Рабочие стали бунтовать, потом объявили забастовку. По их мнению, в лагерь зачастили не львы, а демоны, поскольку само это место проклято («цаво» на суахили значит «место бойни»). Британская компания обратилась за помощью к армии. Солдаты залезли в большую клетку, а рядом устроили ловушку и расставили стрелков. Двое хищников умудрились не попасть в ловушку и сломать прутья клетки, после чего солдаты в испуге разбежались. Бегство со стройки продолжалось, одновременно росли и потери: за следующие недели они составили 100, потом 120, 130 и 140 человек.

Наконец, подполковнику войск Британской империи в Восточной Африке Джону Генри Паттерсону удалось убить одного из двух львов, заявившихся посреди ночи прямо к нему в спальню. Паттерсон пошел по следу и наткнулся на второго людоеда. Тот выскочил из засады и загнал подполковника на дерево, откуда тот все-таки всадил в него пять пуль.

Изучив останки, люди убедились, что имели дело не со львами (например, у животных не оказалось грив), а с огромными кошками длиной 2,6 метра и высотой в холке 1,2 метра. Было обнаружено их логово, куда они затаскивали трупы убитых. Паттерсон преподнес чучела двух людоедов президенту США Теодору Рузвельту (обожавшему охоту и пристально следившему за этой историей), а тот подарил их Музею естественной истории имени Филда в Чикаго, где они выставлены по сию пору.



Энциклопедия относительного и абсолютного знания. Том XII





39. Вечерняя вылазка




Заснуть никак не удается. Внезапно раздается странный звук, и я приподнимаю одно веко.

Пифагор не только бодрствует – он крадучись покидает комнату. Дождавшись, пока он удалится на достаточное расстояние, я осторожно следую за ним.

Уж не превратился ли он в лунатика?

Сиамец бойко трусит вперед. Наблюдая за его поведением, я делаю вывод, что ему не хочется быть обнаруженным: он жмется к стенам, стараясь спрятаться.

Что ты от меня скрываешь, Пифагор?