Эгоист

– Присаживайся.

Я крутилась на стуле, наблюдая, как Дрю вытаскивал что-то из шкафчиков и холодильника. Вспомнив о том, что мы вытворяли пару часов назад у окна в гостиной, я прекратила крутиться и посмотрела в окно. На улице уже стемнело, и отсюда можно было любоваться яркими огнями города.

– Неужели с улицы действительно видно, что происходит здесь? – При воспоминании о том, как я стояла там, прижатая грудью к стеклу, меня охватила странная смесь паники и смущения, я почувствовала, как начинают гореть мои щеки. В тот момент мысль о том, что кто-то может видеть нас, возбуждала, добавляя эротизм происходящему. Но я определенно не желала обнаружить себя в столь пикантном виде на YouTube из-за того, что какой-то извращенец заснял нас с помощью телеобъектива.

Дрю ухмыльнулся.

– Вообще-то, нет. Это одностороннее стекло. Я никогда бы так с тобой не поступил. – Он протянул руку над моей головой, доставая сковороду, попутно целуя меня в лоб. – К тому же я не привык делиться тем, что принадлежит мне одному.

Услышав первую часть ответа, рациональная часть меня облегченно вздохнула, но от второй фразы в груди разлилось приятное тепло.

Дрю по-прежнему щеголял в полотенце, обвернутом вокруг его узкой талии, и я наслаждалась видом мускулов его спины, которые напрягались, когда он двигался, как вдруг заметила шрам. Он шел по диагонали от передней части грудной клетки до спины. След был светлее, чем остальная загорелая кожа, – шрам был явно старый. Я поняла, что в жизни Дрю случилось что-то серьезное.

– Тебе делали операцию? – спросила я.

– М-м-м? – Дрю бросил немного масла на сковородку и повернулся ко мне, сдвинув брови.

Я указала на отметину:

– У тебя шрам.

На его лице промелькнуло какое-то странное выражение. Мне показалось, что это глубокая печаль. Он снова отвернулся к плите и ответил:

– Да. Мне делали операцию несколько лет назад.

Может, мне не стоило так докапываться до деталей его личной жизни, но я ничего не могла с собой поделать. Мне было важно все, что с ним связано, и я лишь пыталась сложить воедино все кусочки головоломки, не представляя, каким будет конечный результат.

Дрю нарезал лук, еще какие-то ингредиенты, категорически отказываясь от моей помощи. Когда он наконец выложил на тарелки два роскошных омлета с зеленью и ветчиной на тостах, они выглядели ничуть не хуже, чем в каком-нибудь фешенебельном ресторане из тех, которые так обожает Болдуин.

Болдуин.

Я не могу себе позволить потерять еще три года, страдая по мужчине, который никогда не ответит на мои чувства. Впрочем, мне не следует забывать, что Дрю интересует только секс. Испытывать привязанность и все большую нежность к этому мужчине было бы опрометчиво.

И все же… я не могла не чувствовать какую-то странную связь с Дрю. Как будто самой судьбой было предопределено, чтобы я пала жертвой мошенников и обосновалась в его офисе именно под Новый год. Глупость, конечно, но, хотя я представления не имела, что нас связывает, я была преисполнена решимости это выяснить.

Мы болтали о всяких пустяках, пока ели, потом я прибрала на кухне. В посудомоечной машине было слишком мало посуды, чтобы ее запускать, и я вымыла наши тарелки в раковине, а Дрю их вытер. Мы работали довольно слаженно, и я недоумевала, как такое может быть, чтобы в офисе наши точки зрения и подход к работе совершенно не совпадали, в то время как в быту и с физической точки зрения отношения оказались настолько гармоничными.

– Хочешь выпить? Может, бокал вина или что-то еще? – спросил он, когда кухня была приведена в порядок.

– Нет, спасибо. Я и так объелась.

Он кивнул:

– Тогда давай переберемся в гостиную.

Дрю передвинул подушки на диване, положив одну в изголовье для меня, и указал на нее:

– Можешь прилечь.

Он стоял, пока я не устроилась. Затем сел рядом, поднял мои ноги и положил их к себе на колени.

– Боишься щекотки?

– А если я отвечу, что нет, ты сильно расстроишься?

Он одарил меня кривоватой ухмылкой.

– Вот нет. Я просто собираюсь помассировать тебе ступни.

Я улыбнулась и приподняла одну ногу.

– Щекотки я не боюсь. Но когда ты это говоришь, люди считают своим долгом начать тыкать пальцами в твои ребра до синяков, пытаясь доказать обратное.

Дрю обхватил пальцами мою ногу и принялся ее разминать. Руки у него были очень сильные, а когда он большими пальцами помассировал ту часть ступни в подъеме, которая принимает большую часть веса при ходьбе на шпильках, я чуть не замурлыкала от удовольствия.

– Хорошо?

– Не то слово.

Через несколько минут подобной процедуры все мое тело расслабилось, и Дрю заговорил тихим голосом:

– Беку было пять лет, когда он попал с моей бывшей женой в автомобильную аварию.


О боже.

– Мне жаль. Мне так жаль.

Дрю сначала нахмурил брови, а потом он понял, о чем я подумала.

– Вот черт. Нет-нет… с ним все в порядке. Сейчас, во всяком случае. Я вовсе не это имел в виду. Бек жив и здоров.

Я прижала руку к сердцу:

– Слава богу. Ты меня напугал до полусмерти. Я было решила…

– Да. Я понял. С ним и вправду все в порядке. После аварии было действительно страшно, но сейчас даже и не подумаешь, что он перенес три операции.

– Три операции? Бедный малыш! Что с ним случилось?

– Фургон въехал в автомобиль Алексы, и тот чуть пополам не сложился от удара.

– Ужасно.

– Детское сиденье и часть двери врезались ему в бок, разорвав почку. Хирурги пытались ее восстановить, но из-за места и размера разрыва им пришлось часть органа удалить. В день аварии ему удалили часть левой почки.

– Господи, как жаль.

– Спасибо за сочувствие. – Он замолчал на минуту, и потом продолжил: – Когда он был в операционной палате, медсестра предложила нам сдать кровь для переливания. Я был вне себя от отчаяния и хотел сделать хоть что-то, чтобы помочь.

– Я тебя понимаю.

– Ну так вот, у нас взяли анализы, чтобы определить группу крови и выявить ее совместимость с кровью Бека, чтобы понять, следует ли нам сдать кровь для ее дальнейшего сохранения. Оказалось, ни у одного из нас кровь для этого не подходит.

– Не знала, что у родителей может быть ребенок, которому они не могут дать свою кровь.

Дрю сразил меня взглядом:

– И тем не менее это так.

Через пару ударов пульса до меня дошло, что он хотел сказать.

– Ты выяснил, что Бек не твой сын.

Дрю кивнул.

– Я присутствовал при родах, поэтому уверен, что Алекса его биологическая мать.

– Даже не знаю, что сказать. Это просто ужасно. Она знала, что отец малыша не ты?

– Конечно. Она не признается, но она все прекрасно знала с самого начала. Бек родился на пару недель раньше срока. Я тогда ничего не заподозрил. – Он тряхнул головой. – Если бы не было необходимости в операции, я бы так ничего и не узнал.

– Господи, Дрю. Ты же выяснил это, когда малыш находился в операционной. И это потрясение добавилось к страху за его жизнь.

– Да. Не слишком удачный день в моей жизни. Но на самом деле это был лишь первый из целой череды отвратительных дней, которые ждали меня в будущем. Следующие несколько недель оказались просто ужасными.

– А что еще случилось?

– Я порвал с Алексой еще до того, как покинул больницу. По правде говоря, наши отношения испортились еще до аварии. Но мы с Беком…

Дрю отвернулся на пару секунд. Я заметила, как он судорожно сглотнул, и поняла, что он пытается сдержать слезы. Моя ступня все еще была зажата у него в руках, но он перестал разминать ее. Я пребывала в полной растерянности и не знала, что следует сказать или сделать, но мне так отчаянно хотелось хоть как-то его утешить. Я порывисто села и обвила его руками, стараясь подарить самые нежные объятия, на которые только была способна.

Через пару минут я отстранилась и тихо спросила:

– Тебе не обязательно сейчас это все мне рассказывать. Может, расскажешь в другой раз?

Дрю улыбнулся одними уголками губ.

– В тот день мое отношение к Алексе резко изменилось. Но не к Беку. Для меня он был и остается моим сыном.

– Не сомневаюсь.

– В общем, через несколько дней после операции у Бека поднялась температура. Его рана заживала, но ему почему-то становилось все хуже. Врачи назначили антибиотики внутривенно, опасаясь послеоперационной инфекции, но и они не помогали. Кончилось тем, что было решено делать повторную операцию, чтобы удалить ту часть почки, которую они оставили в прошлый раз. В то же время появились признаки сбоя в функционировании второй почки. На самом деле это не редкость, когда при полном или частичном удалении одной почки начинаются проблемы со второй.

– Бедный малыш. Он, наверное, так страдал. Авария, операция, только начало все заживать, опять операция…

Дрю тяжело вздохнул.

– Те дни, когда он грустил, были все же лучше тех дней, когда он настолько ослаб, что перестал на что-либо реагировать. Когда ты смотришь на беспомощного страдающего ребенка и ничем не можешь ему помочь… это самое ужасное, что может испытать человек.