Эксперимент «Исола»

– Я. – И потом добавил что-то едва слышно.

– Что? – переспросил Полковник.

– Я сказал: я спал, когда она ушла. В последний раз я видел ее у себя в спальне, и когда я заснул, она была там, а когда Катя разбудила меня, ее уже не было.

Генри поднял глаза. Он выглядел сломленным, отчего я почему-то обрадовалась. Я попыталась заставить себя оторвать от него взгляд и наблюдать за остальными. Юн ухмыльнулся, поняв, что означают слова Генри, но потом словно вспомнил о собственных делишках, и улыбка пропала. Сама я неприятно смутилась при мысли, что теперь все здесь знают, что мы переспали друг с другом. Понравится ли Председателю эта маленькая импровизация? Скорее всего, он ее не оценит, но теперь уже ничего не поделаешь. Полковник никак не прокомментировал услышанное, его тон был нейтральным:

– Можете приблизительно сказать, когда вы заснули?

– В третьем часу. Наверное, ближе к трем.

– Значит, до момента, когда Катя нашла ее внизу около четырех, имеется временной зазор.

Полковник продолжал смотреть на Генри, словно у него остались еще вопросы, но не стал больше ни о чем спрашивать, а принялся выяснять, чем занимались собравшиеся вечером и ночью. Сам он лег спать сразу после полуночи, Лотта – тоже, Катя сказала, что тоже отправилась спать. Когда дело дошло до Юна и Франциски, оба не желали давать точные сведения, пока не выяснилось, что они покинули общество вместе и поднялись к Юну, “чтобы выпить по рюмочке перед сном”, как оба они выразились.

Франциска покинула Юна около двух, и от ее слов у меня перехватило дыхание. Если бы я столкнулась с ней в коридоре, все осложнилось бы еще больше.

– Что за ребячество! – фыркнула Лотта.

– Я думала, что и здесь у человека есть право на личную жизнь, – прошипела в ответ Франциска.

Из всех собравшихся она, похоже, волновалась меньше всех. Ее раздражало, что все это неприятным образом касается ее лично.

Когда все сообщили, кто где был, в салоне снова стало тихо. Все смотрели на Полковника, и я отметила, что решения принимает именно он. Точнее, другие отдали ему право принимать решения. Я надеялась, что запомню ход разговора, хотя мозги были затуманены наркотиками, а ноги уже дрожали от напряжения. Сколько я еще смогу простоять в стене и не упасть в обморок? Хоть бы они поскорее закончили.

– Ну хорошо, сделаем так, – объявил Полковник после некоторого молчания. Он потер красные глаза. Учитывая снотворное и то, сколько он выпил накануне, Полковник на удивление быстро соображал и ясно мыслил. – Начинает светать. Мы разделимся на две группы и осмотрим остров, чтобы выяснить, нет ли здесь посторонних. Но прежде чем мы приступим к осмотру, я хочу кое-что сказать.

Остальные смотрели на него, как дети на учителя.

– Первое. Сохраняем спокойствие. Нельзя бояться, потому что страх опаснее всего. Никто никого ни в чем не обвиняет. Мы не знаем, что произошло, и пока не узнаем – выводы делать не будем.

Полковник посмотрел на собравшихся, на одного за другим, и я отметила, что он задержал взгляд на Франциске.

– Второе. Соблюдаем осторожность. Я тоже видел труп Анны, и мои небольшие познания в судебной медицине позволяют мне согласиться с Катей. Анну задушили. – Он помолчал, опустил глаза и продолжил: – Это означает или что на острове есть кто-то, кроме нас, или…

Он резко замолчал. Я увидела, как у Лотты испуганно округлились глаза, и она оглядела собравшихся – потенциальных убийц. Ей явно не приходило в голову, что это самый возможный из сценариев. Лотта справлялась с ситуацией на удивление плохо. Поддается эмоциям, поздно замечает очевидное. Мой кызылкумский опыт говорил обратное: лучше всего в стрессовых ситуациях действуют матери, тогда как надутые пижоны вроде Юна теряют голову. Как действовала бы Лотта, окажись на острове ее дети? Я сделала в уме зарубку: развить эту мысль в своем рапорте.

– Что вы такое говорите? – измученно проговорила Лотта.

Полковник повернулся к ней.

– Я говорю, что никто из нас не должен оставаться один. Надо держаться вместе, все время. Мы можем разделиться на группы, но в одиночку не ходим. Постоянно держимся вместе. Это единственное, что мы сейчас можем сделать.

Ноги у меня дрожали, холодный пот тек по шее и груди, в глазах плясали черные мушки. Если я сейчас не сяду или не выпью чего-нибудь, то упаду в обморок. Голос Полковника, уже поднявшегося, доносился словно издалека:

– Предлагаю сделать так: расходимся по своим комнатам, одеваемся, двери до конца не закрываем, надо, чтобы мы постоянно слышали друг друга. Через пять минут встречаемся здесь и выходим все вместе.

Никто не заспорил; все медленно, толпой, вышли. Полковник покинул салон последним. Несколько секунд я еще смотрела в пустую комнату; наконец и я на неверных ногах двинулась вниз, в свою подземную нору.



Секретарь с самого начала признавал, что устаревшая система видеонаблюдения имеет большой недостаток, а именно: как только члены группы покинут дом, я потеряю контакт с ними. Вне дома я не смогу ни за кем наблюдать.

– Возле входной двери есть камера, но вообще установить их невозможно. Их просто сдувает, – пояснил секретарь. Я не стала доказывать, что камеры следовало бы закрепить получше, а просто спросила, чем мне заняться, когда вся компания уйдет из дома.

– Воспользуйтесь этим временем, чтобы прийти в себя, – сказал он. Заметив мой недоумевающий взгляд, секретарь добавил: – Я бы искренне рекомендовал вам последовать моему совету. Времени на сон в эти дни у вас будет немного, вы будете спать урывками, когда появится возможность. Так что пока членов группы нет – спите. Если сможете.

Спускаясь на Стратегический уровень, я едва не растянулась на лестнице. Совет секретаря казался мне теперь гораздо разумнее, чем когда я его слушала. Доковыляв до холодильника, я схватила еще один сладкий энергетик, которыми были забиты полки, и выпила одним махом. Потом потянула к себе одеяло, села на пол, прислонилась к стене и стала ждать, когда мне станет лучше. Дрожь в ногах постепенно проходила, но голова оставалась тяжелой и мутной, а приглушенный свет и глухие краски моего маленького бункера создавали ощущение, словно я двигаюсь замедленно, как под водой.

Убедившись, что ноги держат меня, я встала, разделась до белья, скорчилась на узкой койке и попыталась вспомнить все, чему только что была свидетельницей, но меня медленно уносило в забытье. Мне привиделось, что я или, может быть – Сири, ловлю раков на озере, где была в детстве, в каком-то кошмарном летнем лагере. Нур отправила меня туда против моей воли, и я каждый день звонила домой и плакала, пока она нехотя не согласилась забрать меня. Не помню даже, действительно ли мне там было так уж плохо – может, мы с Нур просто боролись за власть.

Когда Нур наконец согласилась забрать меня, я торжествовала, но когда она, рот сжат в жесткую черту, вылезла из старого “трабанта” на гравийную площадку, где я ждала ее в компании своей сумки и сдавшегося вожатого, я поняла: то, что мнилось мне победой, кажется, совсем ею не было. Нур уже тогда была невероятно злопамятной. Но обиднее всего было то, что именно тогда, когда я добилась своего и собиралась домой, лагерь стал мне нравиться по-настоящему. В ночь накануне приезда Нур меня даже взяли ловить раков. “У тебя же должны остаться хорошие воспоминания о лагере”, – сказал Иван, вожатый с добрыми руками и большими карими глазами. Один из хороших.

Мы спустились на берег с фонариками. Над нами высились темные деревья. Светя фонариками, мы начали осматривать вершу за вершей. Когда мы, замерзшие, вернулись в лагерь, уже начало светать. Во сне, который снился мне теперь, я была и собой, и Сири, но каждый раз, когда я протягивала руку к верше, чтобы проверить, есть ли там раки, сеть расширялась до бесконечности. Тыльной стороной ладони я ощущала, как шевелятся раки, но схватить их никак не удавалось. Я достала фонарик и посветила. Клетка была полна черных раков; они залезали друг на друга, но стоило мне просунуть руку, как они исчезали. Это продолжалось до тех пор, пока меня не вернул в реальность какой-то звук. Как будто кто-то рухнул на пол этажом выше, в медпункте.





Стокгольм, протекторат Швеции, май 2037 года





Дверь открылась, и в комнату для допросов вошел сам Председатель. Дознавательница торопливо поднялась, словно по команде “смирно!”, и требовательно взглянула наколлегу. Тот тоже вскочил.

– Вижу, я застал вас врасплох! – Председатель улыбнулся и махнул рукой: “не надо!”. – Садитесь же! Мы можем побыть одни? Совершенно одни?

Надзиратель кивнул и вышел, чтобы выключить прослушку. Они посидели молча, подождали; наконец надзиратель показал в дверное окошко оттопыренный большой палец. Председатель сел на место допрашиваемого.

– Я не собирался смущать вас, зайдя вот так, без предупреждения. Просто хотел пожелать удачи и убедиться, что мы пришли к единому мнению насчет предстоящего допроса.

Председатель с отсутствующим видом провел рукой по отвороту пиджака, словно чтобы счистить невидимую пылинку или крошки.

– К единому мнению?

Дознавательница слышала, что коллега пытался говорить твердым голосом, но слегка дал петуха, отчего голос прозвучал, как у подростка. Дознаватель откашлялся. Председатель дружелюбно взглянул на него.

– Ничего особенного, я только хотел убедиться, что все мы видим ситуацию одинаково. Мы ведь вступаем в конечную фазу расследования.

– И как вы видите ситуацию, господин Председатель?

У нее лучше, чем у него, получалось льстить Председателю, который питал к ней небольшую слабость. Оба знали об этом, как и о том, что она притворяется, будто этого не знает. Практично, имеет свои преимущества. Председатель снова улыбнулся – он был рад услышать вопрос, который хотел услышать.

– Ну, все ведь довольно просто? Теперь известно: за все произошедшее несет ответственность один-единственный человек. Тот, кто не сделал того, что обязан был сделать. Как по-вашему?

Именно этого она и ждала, и боялась. Кого-то придется принести в жертву. Это очевидно. Председатель провел ладонью по столу, словно демонстрируя что-то, видное только ему.

– Полагаю, – легко сказал он, – на это же указывают и материалы следствия? События развивались не по плану. Ситуация попросту зашла не туда.

– Но… – подал голос дознаватель.

Она толкнула его ногой под столом, и он замолчал.

Председатель не стал развивать начатую тему. Какое-то время молчали все.

– А какой, по-вашему, была ваша роль в произошедшем? – спросил она наконец.

– Ну-ну! – Председатель взглянул на нее. – Вы ведь читали материалы предварительного следствия, протоколы первых допросов? Я ничего не знал!

Дознаватель словно бы задохнулся, но она снова толкнула его ногой, на всякий случай.

– Вы ничего не знали? – произнесла она с мягким нажимом на каждом слове.

– Ничего! – почти радостно подтвердил Председатель. – Печально, но не противозаконно. Так бывает, когда на тебе ответственность за множество людей и множество проектов одновременно. Невозможно предусмотреть все. – Он пристально посмотрел на них, поочередно. – Итак, мы пришли к согласию?

Она заметила, что сослуживец колеблется, но не стала обращать на это внимания и коротко кивнула.

– Безусловно, господин Председатель.

Председатель поднялся и протянул широкую ладонь сначала ему, потом ей. Ей показалось, что она пожимает весло.

– Великолепно. Тогда мне остается только пожелать вам удачи в сегодняшних делах! С нетерпением жду отчетов. А теперь прошу извинить – меня ждут другие дела.

Они снова встали, и Председатель вышел. Она хотела спросить его об Анне Франсис – где та сейчас, как себя чувствует, – но решила ни о чем не спрашивать. Наверное, так будет лучше, ведь сам Председатель ничего не сказал. Хотел бы, чтобы она знала, – рассказал бы. Она работала с проектом RAN довольно долго и понимала, какую роль играла Анна Франсис в этом спектакле, но знала ли об этом сама Анна? Наверное, объяснить это – дело Председателя.

Они постояли бок о бок, глядя на дверь, в которую вышел Председатель. Потом она повернулась и взглянула коллеге в глаза.

– Господи, – тихо выговорил он и тяжело опустился на стул.



Председатель пошел по коридору. Едва он покинул допросную комнату, как улыбка исчезла с его лица. За спиной бесшумно, как тени, выросли двое телохранителей. Двери открывались и закрывались, словно на ручки нажимали невидимые руки.

– Подай машину, – коротко сказал он одному из телохранителей, и тот тут же отступил на ведущую вниз лестницу; второй телохранитель остался ждать лифта вместе с Председателем. Брюки слегка жали в поясе, слишком обтягивали ноги, и Председатель подумал: надо бы ходить по лестницам пешком.

Лифт прибыл. Охранник шагнул вперед и чуть вправо, Председатель вошел сразу за ним и прислонился к стене. Кабина с тихим свистом пошла вниз в вакуумном беззвучии; когда они вышли, второй телохранитель подогнал машину прямо к двери лифта. Приехавший с Председателем охранник открыл перед Председателем заднюю дверцу. Председатель сел, мельком подумав: когда я в последний раз сам открывал дверь? Захлопнув за Председателем дверцу, охранник сел рядом с водителем, и они поехали.

Председатель сгорбился на черной коже сиденья. Пока машина выезжала с парковки, мимо контроля, и выруливала в город, взгляд Председателя скользил по всему, что оставалось за окном. Ветер сдул серые утренние тучи, обнажив чудесный весенний день – такой обычно представляешь себе, думая о весне, но каких на самом деле оказывается два или три в году. Немногие деревья, оставшиеся в центре города, зеленели, словно испуская электрическое свечение.

Председатель обычно не увязал в самокритике, но сегодня он проклинал себя. Конечный результат операции, настоящий конечный результат, несомненно, не был провалом, но придется признать, что ситуация вышла из-под контроля. Он должен был это предвидеть. Слишком много сильных характеров и собственных инициатив. Председатель проклинал не только себя, он проклинал людей вообще. Если бы только они прекратили думать самостоятельно, а следовали бы его инструкциям, все было бы гораздо проще. А в сложившейся ситуации ему придется взять на себя часть вины, по крайней мере перед самим собой. Но, конечно, не публично; если ошибка будет признана официально, он уже ничего не сможет поделать. Председатель снова провел рукой по груди, чувствуя ладонью контуры предмета, лежавшего во внутреннем кармане пиджака. На кону стоит многое, но он все уладит. Теперь ему решать.



Машина подъехала к большому серому строению-квадрату. Это место когда-то называлось Каролинской больницей, но уже много лет никому в голову не приходило чтить Карла XII и его славных воинов. Тебя могут лишить регалий даже через сотни лет после смерти, думал Председатель, пока автомобиль медленно катил по больничному комплексу. Король, бывший несколько столетий национальным героем, превратился в какого-то отщепенца и врага Союза. Памятник, стоявший в центре города, в Союзном саду, давным-давно демонтировали. Председатель был уже немолод и помнил волнения 1990-х годов: толпы скинхедов славили тогда короля-воина, который всю свою недолгую жизнь провел, шатаясь по Европе с огромным войском и встревая в склоки. Вообще, думал Председатель, руководителю Союза понять такое поведение не так уж сложно. Но если бы его кто-нибудь спросил – он бы, конечно, не стал говорить об этом вслух.

Водитель остановил машину возле пропускного пункта и подождал, пока откроются ворота. Дальше проехали мимо приемного покоя неотложной помощи, направляясь к одному из низких корпусов, который торчал из большого четырехугольного тела, словно крабья клешня. Машина остановилась перед неприметным входом. Все так же ловко двигаясь, телохранитель выскочил, открыл дверь Председателю и тут же встал у него за спиной; они прошли в беззвучно поехавшую дверь, которая крутнулась так быстро и неожиданно, что секция едва не ударила Председателя в лицо.

В вестибюле Председатель некоторое время изучал пейзаж, пока телохранитель ходил к окошку, сообщить об их прибытии. Второй телохранитель, видимо, отогнал машину на парковку неожиданно быстро, потому что присоединился к ним всего через несколько минут. Вскоре появился дежурный, который провел всех троих через несколько дверей. Они шли по светлому коридору с прочерченной на стенах светло-зеленой, как липовый цвет, широкой полосой. Тут и там стояли кресла светлого дерева, с узкими салфетками на столешницах. Здесь не было ничего острого или угловатого, и у Председателя возникло ощущение, что он проплывает по миру, сделанному из масла. Дежурный в очередной раз остановился и постучал в какую-то дверь. Выглянувший на стук человек с седоватой бородой дернулся, увидев перед собой Председателя.