Ермак. Начало
Часть 17 из 33 Информация о книге
– Так точно, ваше высокоблагородие. – Атаман Селеверстов в который раз за день вытянулся во фрунт. – Дед ему завещал. Да и сам Тимоха хочет поступить. Самообразованием занимается. Успешно. Надворный советник Бекетов в Благовещенске Тимофея сильно хвалил. Сказал, чтобы на следующий год приезжали для сдачи экзаменов за училище эк… экс-с… – Экстерном? – подсказал войсковой старшина. – Так точно. – Молодец. С такой целеустремленностью хороший офицер из него должен получиться. Говоришь, в этом составе Тимофей и остальные казачата не играли? – Не играли, Николай Петрович. – Быстро тогда Аленин их в команду сбил. Быстро. Что скажете, господа? – Войсковой старшина повернулся к свите. – Насколько я понял, первый бой Аленин и его команда провели от обороны, – первым ответил штабс-ротмистр Некрасов. – При этом удары Аленина из-за спины фехтующих казаков выглядят несколько неприглядно, но эффективно. Что-то это мне напоминает. – Македонская фаланга, римская центурия, баталия швейцарской пехоты. Первая линия сдерживает, вторая бьет. Такая тактика применялась испокон веков. – Губернский секретарь Нилов поправил пенсне. – Но применение такой тактики в рубке на шашках… Оригинально-с, я вам скажу. Оригинально-с. – А как они второй бой провели! – Корнет Блинов нервно теребил темляк своей шашки. – Кто-нибудь верил, господа, что казачата, которые ниже чуть ли не на голову своих противников, смогут победить? – Признаться, если бы мы заключали пари на последний бой, то на Аленина и его команду я бы не поставил и копейки! – ответил штабс-ротмистр Некрасов. – Я бы тоже не поставил, – кивая головой в знак согласия, произнес Буревой. – Но они победили, и победили очень убедительно. – Нападение двойками, одновременные уколы шашками на разных уровнях – и два Давида завалили Голиафа, – проговорил Нилов, протирая пенсне. – Опять оригинальное решение. Заметьте, господа офицеры, два боя, две разные тактики. – Спасибо за анализ, Анатолий Сергеевич, – поблагодарил Нилова войсковой старшина. – Вы хоть и не имеете военного образования, но очень тонко подметили: два боя – две разные тактики, и две победы. При этом в последнюю викторию никто не верил. Удивил Аленин, в который раз за день удивил. – Я же говорил вам, Николай Петрович, что Тимофей Аленин удивит! – влез в разговор атаман Селеверстов. – Вот он и удивил. – Удивил, Петр Никодимович, даже не так – поразил. Только я до сих пор не понял, какой твой-то интерес и старейшин станицы был в том, чтобы Аленин выступил в состязания казаков-малолеток и победил. – Во-первых, показать казакам-малолеткам, к чему им стремиться надо в стрельбе, и чтоб обида их взяла за проигрыш да желание научиться не хуже. – Атаман загнул на руке один палец. – Во-вторых, убедить казаков станицы отдать Тимофею в обучение казачат тринадцати-пятнадцати лет. В-третьих, удивить вас, чтобы потом просить замолвить за Тимофея словечко для его поступления в училище. – Третье было первым, – усмехнулся Буревой. – Я постараюсь убедить полковника Винникова написать письмо-ходатайство для поступления Аленина в училище. Такие офицеры, да еще из амурских казаков, нашему полку необходимы. Приедете в следующем году сдавать экзамены за училище, найдите меня, Петр Никодимыч. – Огромное спасибо, Николай Петрович. – Пока не за что. А что за обучение вы планируете организовать? – Да Тимофей так моего Ромку за полгода выучил, что он экзамен по знаниям батюшке Александру легко сдал, а вдвоем они семерых казаков приготовительного разряда в драке уложили. На казачьем суде по этой драке было принято решение, что если Тимофей выиграет в состязаниях казаков-малолеток, а Ромка на шермициях, то им в обучение отдадут казачат в возрасте тринадцати-пятнадцати лет. – И как будет организовано обучение? – Пока не знаем. Тимофей решит и организует. Ему учить. – Опять вы меня удивили, Петр Никодимович, – задумчиво протянул Буревой. – Значит, организацией и программой обучения казачат займется Аленин. – А кто же еще! – ответил Селеверстов. – У него разных книг у одного больше, чем во всей станице. От дядьки его Ивана остались, да и сам он уже много прикупил. Большой дом Алениных пустует, в пристрое он с Ромкой уже гимназиум организовали, чего там только нет. Вот у себя пусть и организовывает занятия. – А знаете, Петр Никодимыч, я вернее всего в следующем году не к албазинцам, а опять к вам на состязания и шермиции приеду. Хочется мне посмотреть, чего Аленин в обучении казачат добьется. – Всегда рады видеть вас, ваше высокоблагородие! – Ладно, не тянись во фрунт, атаман. – Войсковой старшина похлопал Селеверстова по плечу. – Пойдем казачат награждать. Заслужили они награды. Заслужили. * * * Получив в награду за бои в царя патронташ, мы вместе с Ромкой сложили все призы за шермиции в сани Селеверстовых, после чего, прихватив еще по одной шашке, направились в центр поля, где готовились зажечь четыре больших костра для прыжков через огонь. Также костры должны были освещать место для гуляний, так как начинало смеркаться. – Тимоха, а нам скоро танцевать? – спросил меня Ромка. – Не знаю, как скажут старейшины, – ответил я. Победители на шермициях должны были станцевать танец с шашкой или шашками, который также оценивался. Мы с Ромкой уже полгода тренировали «танцы», разработанные мной на базе показанного еще дедом Афанасием казачьего боевого танца с шашкой – как я их называл, ката с шашкой, шашкой и кинжалом, а также двумя шашками. В разработанную или доработанную последовательность движений я добавил концентрацию ударов холодным оружием, а также некоторые «танцы» надо было выполнять вдвоем, как в кендо. Ромке эти «танцы» сильно нравились, да и я стал замечать в последнее время, что после третьего-четвертого повтора ката впадал в какое-то состояние боевого транса. Казалось, что время замирало, а скорость моих движений, со слов Ромки, увеличивалась. По его утверждению, движения шашек при исполнении ката у меня чуть ли не сливались, а потом, как вспышка, следовал удар. А при работе в паре с Ромкой мы достигли такой слаженности и скорости, что со стороны наш танец смотрелся как очень быстрый бой. Узнав о решении старейшин после драки о нашем участии в шермициях, я с Ромкой все три недели тренировал парный «танец» с двумя шашками. Когда мы его показали Селеверстову, тот только крякнул, помотал головой и произнес: «Только не убейте друг друга». Этот танец я с Ромкой и хотел исполнить под песню «Казачья молитва», или, как ее еще называли, «Терская лезгинка». Загорелись костры, и на утоптанную площадку между ними позвали казачат-победителей в шермициях. Начинался праздник «боевых танцев». Нам с Ромкой выпала честь открыть данное мероприятие. В круг вышли женщины семейства Селеверстовых: жена атамана тетя Оля и снохи Ульяна и Елена. Под звуки станичного самодеятельного оркестра, состоящего из двух гармоник-хромок, ложкарей, бубна и пары дудок, женщины начали песню: На горе стоял казак – он Богу молился. За свободу, за народ низко поклонился. Ой-ся, ты ой-ся, ты меня не бойся. Я тебя не трону – ты не беспокойся. Ой-ся, ты ой-ся, ты меня не бойся. Я тебя не трону – ты не беспокойся. Я тебя не трону – ты не беспокойся. Задорная музыка лезгинки повела меня и Ромку в нашем «боевом танце». Создав защитную завесу вращением восьмерок двумя шашками, мы вышли в круг и встали друг против друга. А потом между нами начался «бой». В рисунок этого боя-танца вошли движения для танца с шашкой, которые показывал мой дед, что-то из кендо ката, что-то из танцев ансамбля песен и плясок кубанских казаков, которых любил смотреть в том своем времени по телевидению и в Интернете. В свое время в своей бригаде спецназа ставил сценарии показушных боев спецназеров для различных комиссий и проверяющих. Поэтому надеялся, что наш танец понравится. С каждым куплетом мы с Ромкой наращивали скорость атак и защит, используя и высокие прыжки, и перекаты. Шашки чертили свои узоры в миллиметрах от наших тел. Когда песня закончилась, я и Ромка, с трудом переводя дыхание, стояли друг напротив друга, опустив шашки к земле. Меня поразила тишина, стоявшая на майдане между кострами. Когда танцевали, я слышал только ритм лезгинки, все остальное слилось в какой-то гул. А теперь тишина. Но длилась она недолго. Ко мне буквально подлетел Митяй Широкий и, хлопнув по плечу своей ладонью-лопатой, проорал: «Любо!!! Любо, братцы!!!» И плотину тишины прорвало свистом, криками, аплодисментами. А Митяй, дождавшись, когда мы вложим шашки в ножны, приобняв меня и Ромку за плечи, повел нас к месту, где стояли Буревой со свитой и старейшины округа. – Тимофей Аленин, ты поражаешь меня с каждым разом все больше и больше, – сказал войсковой старшина. – Кто же вас с напарником такому танцу с шашками научил? – Ваше высокоблагородие, в основном это боевой танец с шашками, которому меня дед Афанасий учил, только для эффектности я туда прыжки, кувырки, удары ногами добавил и придумал, как его вдвоем танцевать, будто бы бой ведем, – ответил я. – А ты знаешь, Аленин, я уже не удивлен, что этот танец ты создал. Очень зрелищно. Кстати, господа, – Буревой повернулся к свите, – по поводу вашего спора, учебные или настоящие шашки были у казачат: посмотрите на бекеши казаков. Думаю, вынимать им шашки из ножен нет смысла. Я посмотрел на свою бекешу, которая имела три разреза на груди. У Ромки было немного взрезано правое плечо. Ладно что бекеша у меня старая, на выброс, от дядьки Ивана досталась, да и вырос я из нее почти, а вот Ромке штопать придется. – А если бы серьезнее пострадали? – спросил Буревой. – Тренировались мало, всего две недели. И в сумерках расстояние обманчивое. И со скоростью переборщили сегодня. Вот немного и задели друг друга, – ответил я. Буревой провел голой ладонью по моей бекеше, прощупывая порезы: – Еще немного, и до тела достало бы. Ромка Селеверстов стоял, виновато опустив голову, и молчал. В этот момент из группы старейшин раздался голос деда Давыда Шохирева: – Ваше высокоблагородие, не ругайте их. Они ж старались. А за неосторожность с оружием мы их сами накажем. «Ну вот, станцевали – подумал я. – Вместо похвалы теперь накажут. Хотя старшина сказал, что танец зрелищным получился». – Станичники, я не ругаюсь. – Буревой, отступив от меня, направился к старейшинам. – Танец мне очень понравился. Да и не только мне. Сколько народу «любо» кричали! Но про безопасность казачат да и окружающих подумать надо. Мои свитские половину танца спорили: с учебными или боевыми шашками Аленин и его партнер танцует. Оказалось, с боевыми, а темляки на руку не надеты у обоих были. Задели шашками в танце друг друга хорошо. Еще чуть-чуть, и до крови… «Да-а-а… Точно горячих получим. Нашим дедам только дай молодежь поучить. А тут войсковой старшина такой прекрасный повод дает для педагогического процесса», – думал я, прикидывая, по заднице получу нагайкой вместе с Ромкой или по спине. – Ваше благородие, – красивый грудной голос перебил мои мысли и речь старшины. – Да что же это за казак-то будет, ежели у него все привязано будет да тупое? Я когда на Тимоху с Ромкой смотрела, когда они танцевали, у меня аж кровь по жилам быстрее побежала, особенно когда видишь, как булат сверкает. Говорившая эту защитную речь молодая и разбитная вдова погибшего год назад казака Терентия Потехина из станицы Толбузина Алена подошла ко мне и, спросив разрешения глазами, вытащила из ножен мою парадную шашку. А потом, затянув высоким голосом: Ой-ся, ты ой-ся, ты меня не бойся. Я тебя не трону – ты не беспокойся. Алена пошла по кругу, при этом моя шашка порхала вокруг нее. Толк в танце с шашкой казачка знала на отлично. Через пяток секунд ее голос поддержала музыка «черняевского оркестра», затем в круг с шашками в руках выскочила пара казаков из станицы Толбузина, и танец продолжился в составе трех исполнителей. Ой-ся, ты ой-ся, ты меня не бойся. Я тебя не трону – ты не беспокойся. Вскоре в толпе зрителей стали раздаваться выкрики: «Любо!» Действительно, танец был завораживающе красив. Статная казачка в светлой бекеше, подбитой каракулем, цветастый ярко-синий платок, утепленные синие сапожки и сверкающий булат идут по кругу. А перед ней два высоких, стройных казака, одетых в нарядные бекеши и папахи, каждый сверкая двумя шашками, пытаются завладеть вниманием красавицы, показывая чудеса фланкировки, а точнее, мулинетов. Если мы с Ромкой станцевали хотя бы наполовину так же красиво, значит, мы действительно хорошо станцевали.