Этот дождь решает всё

Так что с утра я была хмурая и сонная, зато Марков лучился счастьем.

– Привет! – Он замахал рукой еще издалека. – Виноват, что вчера не пришел, проспал, опоздал минут на десять, и Стас, гад мой родной, запретил куда-либо шастать во время перерыва. Даже сам принес еду прямо в отдел. Сама заботливость.

– Да, сама заботливость, – мрачно отозвалась я.

Кроме укуса покоя вчера вечером не давали мысли. Я сидела на берегу, слушала плеер и перебирала их, как жемчужины, пытаясь нанизать правильное ожерелье. Вот если бы Соломинцеву, например, понравилась Катюша, я б ее ревновала к этому скоту? Наверное, нет. А если добавить парочку деталей? Что, если бы у Стаса была девушка, выдуманная, конечно, но мы бы об этом не знали? Тогда я переживала бы за подругу? Да, определенно. И точно пыталась бы всячески отгородить ее, не позволяя обжечься.

Пока я шла к своему рабочему месту, Рома шагал следом. Даже галантно предложил папочку донести, словно пытался выслужиться, словно знал о нашем со Стасом вчерашнем разговоре.

– Ром, слушай, – грустно начала я, врубая компьютер, – давай не будем. Иди к себе и спокойно занимайся своими делами.

– С чего вдруг? – нагло поинтересовался он, плюхаясь на соседний стул.

– Мы же не друзья. – Я пожала плечами. – Да, уже стали хорошими приятелями, нам весело вместе, но это еще не дружба. Так, зародыш.

Марков резонно заметил:

– Если любую дружбу, ненависть и любовь убивать еще в зародыше, то на свете даже людей не останется.

– Понимаю, но с Соломинцевым вы друзья, а меня он недолюбливает. Думаю, лучше его не бесить.

– О да, недолюбливает… – Марков не дал продолжить, заржал, как идиот, сползая потихоньку под стол. – Энжи, я же просил, успокойся. Я знаю Стаса, а сейчас вот начал кое-что окончательно понимать. Это мужская дружба, здесь всякое бывает.

– Всякое? – вспылила я, не удержавшись, и потянула за ворот водолазки. – Он вчера психанул и меня покусал! Это ты называешь «всякое»?

Я честно не хотела жаловаться, но обида не отпускала, а поведение Стаса пугало. Но Марков, вместо того чтобы ужаснуться, увидев синяк на шее, вновь рассмеялся.

– Что? Это он вообще-то тебя так ревнует, – возмутилась я в ответ.

Ромка только сильнее заржал, колотя ладонью об стол.

– Сказал, чтобы я теперь попробовала оправдаться перед своим парнем, раз тебя пытаюсь соблазнить за его спиной.

– И как, оправдалась? – выдавил сквозь смех Марков.

– К счастью, не перед кем. Парня нет. – Я развела руками. – Но факта того, что Соломинцев меня нагло покусал, это не отменяет.

Рома все-таки успокоился и сел ровно, побарабанил пальцами по столу, словно раздумывая над последними моими словами.

– А почему Стас считает, что есть? – наконец спросил он.

– Сам делал дурацкие намеки, когда я карикатуру нарисовала. Вот и ляпнула.

– Ясно. – Марков вновь искренне развеселился. А я внезапно сообразила, что он спокойно может проболтаться об этом Соломинцеву.

– Эй! Только другу не говори, а то с него станется, – торопливо предупредила я.

– Не переживай, не скажу, – кивнул он. – Так даже интересней.

Почему так «интересней», расспросить Рому не удалось. Время перевалило за без двадцати девять, и офис постепенно начали наводнять наши девочки.





* * *


В итоге Рома от меня не отстал. Зато Стас больше не считал своим долгом заявлять, будто я морочу Маркову голову. Он предоставил другу самому решать, с кем и зачем общаться. Однако Соломинцев каждый перерыв заявлялся в наш отдел и недовольно косился на меня и Рому, стоило нам оказаться вместе. Игнорировать его не получалось – от взглядов пробирал озноб.

К пятнице Стас немного утомился и дал нам передохнуть, так что я приободрилась. Денек выдался не то чтобы погожий, но именно такой, как я люблю: море опять штормило, небо затянуло низкими тучами, зато удивительно потеплело – красота! Сбежав с рабочего места пораньше, я направилась на пляж, отдыхать после напряженной – не из-за рисунков, а из-за осуждающих взглядов – недели и наслаждаться жизнью. Присела на прохладную гальку, сняла туфли, поставив их рядом, и обняла колени. Море я любила всегда, особенно штормовое. Это так успокаивает: сидеть на берегу, когда стихия беснуется, и ощущать себя частью чего-то большего, частью целой Вселенной. Слушать шум ветра, шелест волн…

На пляже рядом с домом дедушки и бабушки есть деревянный навес. Летом под ним стоят шезлонги для самых не загорающих – ростовчан, москвичей и иных «европейцев»; мы же, сибиряки, всегда уезжаем равномерно золотистые, как курочки. Осенью этот навес неплохо защищает от дождя. Я часто в плохом настроении беру одеялко и иду туда рисовать: на свежем воздухе вдохновение ловится легче. Конечно, пляж рядом с офисом намного менее уютный, здесь даже у воздуха вкус другой, но порой… порой я прихожу и сюда. Чтобы расслабиться. Чтобы вдохнуть полной грудью и забыть обо всем, кроме новой игры: нужных сцен, сюжета, полного тайн, головоломок и задач.

Названия у творения Нины все еще не было, зато были уже замок у самого моря и сказочное королевство. Прекрасные закаты, волны, достигающие вершин самых высоких башен. Я самозабвенно рисовала; крепнущий ветер трепал мои волосы, стремясь вытянуть наушники из ушей. И было прекрасно, просто превосходно!

А потом я подняла взгляд и недалеко, метрах в ста, увидела его.

Соломинцев сидел почти у самой воды, и порой брызги волн касались его голых ступней. Такой счастливый и в то же время хмурый, он будто сам не мог понять, каким хочет сейчас быть. Почти так же, как я, он положил подбородок на согнутые колени, обнимая их. Любовался природой. Забавно, но сейчас, когда Стас был далеко, не злился, не кричал, не пытался меня в чем-то обвинить, я даже чувствовала с ним единение – то, которое всегда появляется, когда понимаешь, что твою любовь к чему-либо так же трепетно разделяют.

Стас грустно улыбался, перебирая пальцами камни, и совсем не напоминал себя обычного. Проснулось нелогичное желание подойти, присесть рядом, сказать что-то… теплое, чтобы навсегда замирить дурацкие ссоры. Но я стиснула зубы и одернула себя. После скандала в магазине? О нет, Энжи, не рыпайся, а то этот спокойный парень опять превратится в монстра. Любуйся издалека, ведь есть в Стасе что-то, за что все зовут его «лапочкой Соломинцевым».

Так что я просто смотрела. Приглушила музыку, долбящую из наушников, сменила композицию… Что-нибудь инструментальное. Да, фортепиано! Тихая пронзительная мелодия клавишных. Вот что ему подходит. Когда молчит, конечно.


Соломинцев подвернул джинсы почти до колен, поднялся, прошелся вдоль берега – лишь на пару метров, не дальше, можно было не волноваться, что заметит меня. А потом он вдруг шагнул в набегающую волну и рассмеялся, раскинул руки и устремив взгляд вверх. Свистел ветер, лилась фортепианная музыка, кричали чайки – и Стас, словно чайка, рвался в небо.

Я ничего не смогла поделать: восхищенно покачала головой. Было в Стасе какое-то очарование. Было. Настолько явное и сильное, что я, достав чистые листы, принялась быстро делать новые наброски. Море, высокие волны и он, смотрящий в небо. Второй лист – наклонился, ловя ладонями соленые брызги. Третий – сидит на камнях, положив подбородок на колени. Надо будет использовать как основу, но изменить пропорции, чтобы никто не узнал в герое Стаса, или… или просто отложить картинки в личную папку, где никто и никогда их не увидит.

Молодой человек на наброске «менять пропорции» не желал, даже прическа не хотела становиться другой. Соломинцев везде оставался самим собой, но рисовать его было приятно. Не кричащего и кусающегося монстра, а вот такого Стаса, молча и искренне наслаждающегося морем. Почему я познакомилась именно со злобной его версией, а не с этой?

Я не сразу заметила, что Соломинцев смотрит на меня, слишком увлеклась набросками. Очнулась, только когда Стас начал быстро приближаться. Я торопливо бросила карандаш на камни и испуганно спрятала рисунки за спину, туда, где лежали чистые листы. Ста-ас, ну какого лешего ты очнулся? Так хорошо позировал!

– Здра-авствуй, – протянула я. – Надеюсь, сегодня ты на меня орать не собираешься?

Стас замер и удивленно вскинул брови, нависнув надо мной, словно коршун. Лицо было усталым. Надеюсь, у меня получилось запечатлеть это на набросках.

– Ну, привет, Пигалица, – отозвался Соломинцев. – Не собирался, пока не предложила.

– Ой ли… – проворчала я, незаметно пряча изрисованные листы в общую кучу бумаги. Даже извечное «пигалица» не напрягало: на кону стояло более важное дело.

– Считай, что я немного успокоился и не стану пока убивать тебя за друга, – добавил он. Так и хотелось возмутиться: «Не станешь? А почему тогда сверлил меня взглядом всю неделю?», но с трудом удалось промолчать. – Что ты тут делаешь?

– Рисую.

А что еще сказать? «Пока ты, Стас, хоть немного адекватен, я стремлюсь запечатлеть тебя на память, чтобы потом любоваться и показывать потомкам»? Нет. Просто все красивое приятно сохранить на бумаге, а Стас, увы, довольно красив.

– И что же? – Соломинцев скосил многозначительный взгляд на разбросанную бумагу.

Я похолодела. Неужели заметил? Нет, вряд ли: наброски со счастливым не-монстром Стасом, наслаждающимся морем, я надежно погребла под толщей чистых листов. Фух, получилось. Удачно спрятала, мастерски.

– Наброски новых игровых локаций, – ответила я с облегченным вздохом, который, надеюсь, показался Стасу недовольным.

– Покажешь? – Он улыбнулся.

Я чуть воздухом не подавилась. Что. Это. Только что. Было?

– Соломинцев, я сейчас с тобой разговариваю или с твоим добрым клоном? Что стряслось? Где наш местный монстр? – ошалело вопросила я.

– Не язви, – проворчал он, грохаясь на камни рядом и обнимая колени, почти так же, как всего пару минут назад у воды. Потом он вновь посмотрел в мою сторону. – Все зависит от того, как ты сама меня воспринимаешь.

Неужели? Так и хотелось задать вопрос вслух, но зачем рушить воцарившуюся мирную атмосферу? Честно, я чертовски устала и портить морские воспоминания себе не хочу. Готова ругаться с ним хоть где, но не у самой кромки воды. Так что если уж Соломинцев решил немного побыть хорошим монстриком, я ему разрешаю.

– А с рисунками просто интересно, Ромку же с удовольствием просветила, – добавил он.

– Боже, Соломинцев, надеюсь, это не очередной камень в мой огород за общение с Ромой?

– Я не боже, я только учусь.

И тут он опять внезапно улыбнулся: не изобразил ту дьявольскую ухмылку, что всегда предназначалась мне, а действительно улыбнулся. Я зависла, не зная, как реагировать. Улыбка Стаса оказалась очаровательной, почти как у Ромки – а еще от нее на правой щеке появлялась забавная, совсем мальчишеская ямочка. Здравствуй, лапочка Соломинцев, вот мы с тобой наконец и познакомились?

– Соломинцев, я о другом, – наконец выдавила я.

– Я тоже всегда о другом, но в ответ на каждую фразу ты злишься.

– Я злюсь? – Я закашлялась от такой наглости. То есть на набережной, когда призналась, что Прохорова, злилась я. И в магазине, наверное, тоже?

– Именно, и меня следом утягиваешь. Ты на ежа похожа.

– А ты на нахала.

Стас легонько потрепал меня по волосам, задумчиво посмотрел на ладонь и вновь положил ее на мою макушку. Я дернулась, но безрезультатно – Соломинцев продолжал улыбаться и портить мне прическу. Наконец, все же скинув руку Стаса, я отползла подальше, – чтобы в следующий раз не дотянулся.

– Иголок вроде бы нет, – в конце концов подозрительно протянул он, – но уверен, что-то такое есть!

– Идиот, – обреченно протянула я, возведя глаза к небу. – Не монстр, так идиот.

Меня обуревала странная смесь эмоций. Вот так спокойно сидеть со Стасом было… нормально, гораздо лучше, чем грызться. Но чего-то не хватало, и я постоянно пыталась найти в происходящем подвох. В это же время я старательно расчесывала пальцами пряди, стремясь привести в порядок получившееся на голове воронье гнездо. Волосы у меня за лето прилично отросли и теперь были почти до задницы, да еще слегка вились. В итоге безобидный поступок Соломинцева имел огромные последствия – моя каштановая грива перепуталась по всей длине.

– Ну, какой есть.

Краем глаза я заметила, как Стас вновь придвинулся ближе. А потом мои руки осторожно перехватили за запястья, и волос опять коснулись пальцы Соломинцева. Только на этот раз они были гораздо нежней и аккуратней.

– Ровно сиди, будто не девчонка, честное слово! Выдерешь, а мне отсюда видней, – пояснил он, заметив мое возмущение. – С высоты роста.

– Ты сидишь, так что не нужно никакой дискриминации.

Не огрызаясь, Стас лишь пожал плечами и перевел тему.

– Кстати, что с рисунками? Покажешь?