Ферма

Прежде чем Лайза и Рейган успели ответить, в столовую ворвалась координатор и принялась ругать Айшу за то, что та решила перекусить, хотя ее вес на двенадцать фунтов больше целевого. Айша извинилась без всякого сожаления, выбросила хлебец в мусорное ведро и успела пискнуть «до свидания» Лайзе и Рейган, прежде чем координатор проводила ее обратно в комнату.

– Хочешь, я помогу сломать лед с Джейн? – спросила Лайза, набив рот капустными чипсами.

– Если она, как ты говоришь, расистка, ты ей тоже не понравишься.

– Но я лучше схожусь с людьми, чем ты!

Лайза спросила у Рейган, в какой комнате живет Айша, сунула несколько зерновых хлебцев в карман и неторопливо вышла за дверь.



– Я все-таки не понимаю. Почему клиент может не захотеть встречаться с хостой? Если бы я была клиентом, то это первое, что я бы сделала, – говорит Джейн Лайзе. Рейган моргает, озираясь с недоумением. Ей что, все это снится? Как Лайза заставила Джейн заговорить?

Рейган заканчивает одеваться и слушает Лайзу, хотя делает вид, что пропускает ее слова мимо ушей. Она подходит к стоящему в углу креслу-качалке и лениво берет блокнот с подоконника.

Лайза хвастается, как она хитростью заставила координаторов выдать важную информацию. А еще добавляет, что ее друзья на кухне знают больше, чем все думают, ведь они подготавливают обеды, которые госпожа Ю устраивает для важных клиентов. Джейн внимает как завороженная. За окном в небе кружит птица с ярко-красными крыльями. Рейган записывает в блокнот: «Черный дрозд / красные крылья / белесое небо», хотя картинка не особенно привлекательна. Когда она пишет, то замечает, что Джейн и Лайза теперь сидят рядом и Джейн больше не кажется такой скованной.

Рейган чувствует, как болезненно тянет в груди. Лайза права: она лучше ладит с людьми, чем Рейган. Рейган никогда не умела легко сходиться с незнакомцами, если они не выпивали вместе. Она скучает по Мэйси. Они не разговаривали вот уже несколько недель, потому что Мэйси постоянно ездит в командировки.

– Что ты будешь делать, если окажешься той самой? – спрашивает Лайза у Рейган, не то приглашая принять участие в разговоре, не то просто расширяя свою аудиторию.

Рейган отрешенно смотрит на нее. Что бы она стала делать? Если бы носила в животе миллиардера?

– Я… я точно не знаю, – отвечает она, запинаясь.

Она выбрала работу хосты, потому что это был побег – от ее не требующей особых знаний работы в художественной галерее, от ее отца. Но нынешнее занятие стало чем-то бо́льшим. В «Золотых дубах» она поняла, как можно делать то, что она хочет, не беспокоясь о практичности или о том, получен ли по почте чек от отца за последний месяц. Ее охватило предвкушение свободы. Той, которая заставляла ее с волнением предаваться занятиям фотографией. Такого с ней не было со времен колледжа. Речь шла не о деньгах, а о свободе, вот в чем все дело. Свободе делать что-то реальное и сто́ящее.

– Но свобода требует денег, – говорит Рейган почти умоляюще. – Однако самое странное, это что слишком большое количество денег есть полная противоположность свободе. Они сами по себе клетка, понимаете? Ведь в итоге ты хочешь иметь их все больше и больше, как мой отец, а потом теряешь из виду смысл…

Заметить это заставила мать. Она постоянно обращала внимание Рейган и ее брата Гаса на то, на чем стоило остановить взгляд, – на старуху, настолько сгорбившуюся от старости, что она могла смотреть только себе под ноги, когда переходила улицу, на объявление о пропаже кошки, приклеенное скотчем к фонарному столбу, с буквами, нанесенными по трафарету: ПОЖАЛУЙСТА, ПОЗВОНИТЕ, ЕСЛИ НАЙДЕТЕ, подчеркнутыми шесть раз.

Мама поражала своим артистизмом, во всяком случае до того, как отец появился на ее горизонте. Тот говорил, что именно поэтому он в нее и влюбился: его прельстило ее умение видеть мир и делать его своим. «Твоя мать не типичная домохозяйка, – хвастался он, – и никогда не была ею». Она была более забавной, чем другие жены их круга, и более живой.

Именно она подарила Рейган ее первую камеру. Дочь училась тогда в первом классе, и у нее были проблемы с обучением чтению. Это был «Полароид», который мгновенно выплевывал фотографии. «Слова – это лишь один из способов выражать свое мнение о различных вещах, милая», – сказала мать. Она поведала Рейган о фотографах, которые помогали людям увидеть мир заново: об Энселе Адамсе[49] с его пейзажами, об Уокере Эвансе[50] и его фотографиях сельской бедноты.

Если ты ничего не замечаешь, то тебе все равно, и ты не сделаешь многих вещей, важных для тебя и других, говорила мама. Рейган теперь думает, что это, верно, был упрек, брошенный папе.

Первым снимком, сделанным Рейган, была фотография мамы. Рейган еще не знала, как наводить камеру, и случайно отрезала нижнюю половину лица. Когда на пустом белом квадрате начали проступать детали фотоснимка, на нем появились мамины глаза. Только ее глаза. Из ничего.

– Я все испортила, – сказала тогда разочарованная Рейган.

– Но это я, – проговорила мама, с восторгом глядя на фотографию. – Ты точно запечатлела мою суть.



– Трой скоро приедет. Тебе он понравится, Джейн…

Лайза ведет себя так, будто Рейган только что ничего не сказала. Рейган старается не чувствовать себя обиженной. Она видела, как Лайза проделывает это, раньше, выбирает кого-то, кто подчиняется ее чарам, завоевывает и добавляет в свою коллекцию. Обычно она не тратит свои усилия на Рейган.

Лайза начинает хвастаться своим бойфрендом, художником и бунтарем. Она так верит в его талант, что платит за студию, где этот парень работает. Проблема в том, что он так занят подготовкой к выставке в галерее в Атланте, что не отвечает на ее электронные письма. Она возбуждена – это свойственно всем беременным во втором триместре и возникает, как зуд, – просто жди этого, Джейн, – и меньшее, что Трой может сделать, это ответить на ее письма чем-нибудь дерзким. Чтобы ее поддержать.

– Мне требуется план, – продолжает Лайза. – Нам нужно будет уединиться, чтобы восстановить отношения. Она многозначительно приподнимает брови, глядя на Джейн, которая выглядит парализованной.

Рейган смеется, удивляясь самой себе. Это не смешно, но она хохочет вовсю. Все выглядит совершенно нелепо: три беременные женщины, вынашивающие чужих детей, говорят о сексе во втором триместре и пытаются угадать, в животе у которой из них находится ребенок миллиардера.

– Здесь камеры по всему коридору. Может, Трой сможет проникнуть в комнату через окно? – предполагает Рейган, пытаясь поймать взгляд Лайзы.

– Не думаю, что мы должны обсуждать эту тему, – замечает Джейн, нервно оглядывая комнату.

– В спальнях жучков нет, – успокаивает ее Рейган.

– Джейни-Джейн, пойдем прогуляемся! – внезапно предлагает Лайза. – Дорожки наконец-то свободны от снега. Весна пришла!

– Ты приглашаешь меня? – спрашивает Джейн и смотрит на Рейган, словно ища подтверждения.

– Да, тебя. Рейган и так счастлива, бесконечно предаваясь чтению. – Лайза бросает испепеляющий взгляд на толстую книгу, лежащую рядом с Рейган. – А нам надо как следует потусоваться!

Лицо Рейган горит. Лайза даже не смотрит на нее. Она встает, потягивается и смотрит на своем «Уэллбэнде», какая сегодня погода. Джейн, явно польщенная приглашением Лайзы, напевает, роясь в шкафу в поисках подходящих кроссовок.

– Я готова, – объявляет Джейн. – Рейган, ты уверена, что не хочешь пойти с нами?

Эту попытку она делает из жалости.


– Нет, спасибо.

Рейган берет в руки «Бесконечную шутку» и делает вид, что читает.

Лайза всматривается в небо.

– Пошли, Джейн. Сейчас солнечно, но будет гроза.





Джейн




Ночная рубашка Рейган лежит на полу рядом с кучей одежды. Джейн поднимает ее и кладет в корзину для белья. Потом прижимает к носу лежащую на стуле пижаму. Чистая. Джейн несколько раз взмахивает ею, чтобы проветрить, затем складывает и убирает на комод Рейган, где уже лежит розовый лифчик.

Простыня на кровати сбита в клубок. Рейган сегодня утром торопилась. Она забыла о встрече с Ханной, которая строго следит за пунктуальностью своих подопечных, и не умылась, даже не почистила зубы – только переоделась и, спотыкаясь, выбежала за дверь.

Не то чтобы Рейган вообще когда-нибудь заправляла постель. Она дразнит Джейн, говоря, что, если бы все хосты были похожи на нее, обслуживающий персонал потерял бы работу. Но Джейн терпеть не может беспорядок. И еще: что подумают уборщицы, если комната, в которой она живет, окажется для них катастрофой? Конечно, что ее хозяйка ленивая неряха. А еще, что она считает себя лучше их – пинком ноги забрасывает носки под кровать, чтобы их вытаскивали оттуда, и оставляет зубную пасту прилипшей к раковине, чтобы ее отскребали.

Джейн начинает расправлять простыню, засовывая края под матрас быстрыми движениями руки. Потом она находит браслет под подушкой Рейган и, качая головой, кладет его в ящик тумбочки под записную книжку. Рейган всегда забывает убирать свои вещи. Джейн не раз предупреждала ее, что такая небрежность может вызвать проблемы. В доме престарелых Джейн несколько раз обвиняли, когда кто-то не мог найти кольцо или часы. Обвинения жалили, как шипы, хотя Джейн знала, что они ложные. Слава богу, она всегда обнаруживала пропавшие вещи – забытые в душе, по ошибке выброшенные в мусорное ведро, – но пока не находила их, ее сердце сжималось от страха и стыда.

За открытым окном поет птица. Джейн поднимает глаза и улыбается. Как ей не быть счастливой!

Вчера, когда «Уэллбэнд» Джейн просигналил о сообщении от госпожи Ю, Джейн испугалась. Ребенок заболел? Травмирован? Умирает? Джейн была на втором триместре, но ужасные вещи все еще могли произойти. За годы знакомства с Атой она слышала много таких историй – о младенцах, рожденных мертвыми, без рук или подбородка, со слабыми легкими, с врожденным пороком сердца, со сморщенной головой, с недоразвитым мозгом.

Но она ошибалась. Известие оказалось счастливым и радостным. Госпожа Ю поприветствовала Джейн в своем кабинете, закрыла дверь и объявила: Амалии разрешено приехать! Джейн разрыдалась и без конца плакала, бормоча слова благодарности.

План был такой: в следующую пятницу, всего через восемь дней, Ата берет Амалию и садится на поезд. Водитель отвезет Джейн на станцию, где она их встретит, и останется с ними на весь день. Он доставит их туда, куда они захотят, в окрестностях «Золотых дубов» – на озеро за молочной фермой, в один из близлежащих небольших городков, которые, по словам госпожи Ю, совершенно очаровательны. Но только не в «Золотые дубы», ведь остальные могут позавидовать, что Джейн, ставшей хостой впервые, разрешено принимать гостей.

Госпожа Ю несколько раз пояснила: «Это исключение, которое я делаю для вас, Джейн».

Госпожа Ю также сказала Джейн, что ее клиентка настаивает на оплате автомобиля, водителя и даже обеда («в разумных пределах»). Если все пройдет гладко, то в следующий приезд гостей клиенты рассмотрят возможность оплаты гостиничного номера, чтобы Амалия с Атой могли остаться там на ночь. Сидя в кабинете госпожи Ю и поражаясь щедрости своих клиентов – совершенно незнакомых людей, Джейн до сих пор их никогда не встречала, – она охвачена чем-то вроде любви к ним и обнаруживает, что молча им обещает: «Я всем сердцем полюблю вашего малыша и стану заботиться о нем, как о своем собственном».

Конечно, план был секретным. Но Джейн после ухода из кабинета госпожи Ю так и подмывало кому-нибудь о нем рассказать. Она была настолько полна радужных надежд, что чувствовала, будто плывет. Рейган сидела в их комнате в кресле-качалке и что-то писала в маленькой записной книжке, которую обычно держала в тумбочке. Не раздумывая, Джейн во всем ей призналась. Пока она говорила, Рейган закрыла дверь спальни, села рядом и стала слушать. Она обещала сохранить тайну, и Джейн ей доверилась.

Я доверяю ей! Джейн удивляется этому странному, удивительному факту, снимая длинный светлый волос с подушки своей соседки по комнате и бросая его в мусорное ведро. Волос медленно падает, то оживая в луче света, то становясь невидимым. Ее собственная тумбочка немного захламлена, на ней валяются заколки для волос, тюбик лосьона и несколько книг, которые ей дала Рейган, когда прочла их. Джейн убирает заколки и тюбик в ящик и ставит книги на полку рядом с кроватью. Она не любит читать, но эти книги – другое дело. Ей льстит, что Рейган верит, будто они ей понравятся.

Так было не всегда. В течение многих недель Рейган действовала Джейн на нервы. У нее было так много вопросов: о детстве Джейн, о ее семье, о работе. Но в основном вопросы о Филиппинах, потому что Рейган провела там лето, когда была подростком. Она помогала строить дом и школу, пробовала багун[51] и даже балут, ферментированные утиные яйца, которые любил Билли и от которых Джейн тошнило.

Они были слишком разные, вот и все. Различия вызывают проблемы, а Джейн не хотелось никаких проблем.

Все между ними переменилось в один день несколько недель назад. Джейн нездоровилось. В животе урчало, и она была настолько измождена, что проспала большую часть дня. Она почти никогда этого себе не позволяла. Ей не нравилось думать, что кто-то – соседка по комнате, клиентка, зашедшая посмотреть, как живут хосты, – может увидеть ее спящей.

Когда зазвонил «Уэллбэнд», Джейн сначала не узнала его звук. Это был звук, похожий на жужжание насекомого или рокот далекого реактивного самолета, отфильтрованный многими милями. Даже когда Джейн поняла, что это будильник, который она сама поставила на четыре часа, ей потребовалось некоторое время, чтобы выбраться из паутины сна. Когда она это сделала, подошло время назначенного ею самой сеанса видеосвязи с Атой. Джейн схватила бутылку воды из маленького холодильника и побежала, полусонная и ошеломленная, в медиацентр.

Медиацентр был единственным местом в «Золотых дубах», где хосты могли получать и отправлять электронную почту, совершать видеозвонки и вообще пользоваться интернетом. В помещении, большом и хорошо освещенном, с компьютерами в кабинках – обычных, разделенных прозрачными боковыми стенками, или со всех сторон окруженных стеклом, эти предназначались для конфиденциальных переговоров, – никого не было за исключением Рейган, которая помахала рукой, когда Джейн вошла. Джейн напряглась, ожидая, что та из лучших побуждений станет опять донимать ее разговорами. Но на этот раз, к счастью, Рейган осталась в своем кресле, поглощенная тем, что было на экране компьютера. Джейн поспешила в кабинку и вызвала Ату.

– Алло? Алло?

Морщинистый лоб Аты заполнил экран.

– Алло, Джейн?

– Я здесь, Ата. Ты меня видишь? Я вижу только твой лоб.

Изображение на экране резко сдвинулось, это Ата перенаправила камеру. Появились нижняя часть тела Амалии, а также фрагмент колена Аты.

– Улыбнись, Мали. Улыбнись маме, – настаивал бестелесный голос Аты.

Она подняла ручку Амалии и качнула ее так, словно Амалия помахала рукой.

– Ата, мне плохо видно. Приподними немного камеру…

Послышался какой-то шорох, изображение на экране задрожало, а затем появилось лицо Амалии. Она улыбалась и тянулась к телефону.

– Нет, Мали. Не трогай, – предупредила Ата, отталкивая руку Амалии.

Темные глаза девочки сияли. Нежная кожа вокруг правого глаза была окрашена в бледный сине-фиолетовый цвет.

– Что случилось с ее глазом, Ата?