Фотография из Люцерна

Книга о взаимоотношениях Гитлера и Вагнера. Фраза: «Хочешь все прочувствовать как следует, – пусть во время сеанса звучит Вагнер!»

Биография Гитлера. Фрагмент о том, как Мартин Борман надзирал за строительством домика в горах, «Орлиного гнезда» Гитлера. Замечание Шанталь: «Похоже, Борман внес свой вклад во все»

Книга про Холокост. «Несколько раз слышала, что евреи, пережившие издевательства в концлагерях, хотят заново пережить испытанные в то время унижения. Боже, пошли мне фашистов, которые хотят быть рабами у еврейки».

Биография Ницше: «Его питала боль. Она полноводным потоком прошла сквозь всю его жизнь».

Биография Лу Андреас-Саломе: «Она настороженно относилась к физической близости и потому организовала свою личную жизнь так, чтобы всегда быть в треугольнике с двумя мужчинами». На другой странице той же книги: «Л говорит всем своим мужчинам, что эротические отношения ей не интересны. А что тогда интересно?»

Навязчивый интерес Шанталь – фотография Лу Саломе с Ницше и Паулем Рэ. Из подписи я узнала, что фото было сделано в ателье в швейцарском Люцерне.

Этот снимок напечатан почти во всех биографиях Саломе и во многих книгах о Ницше. В правой руке Лу держит палку, к которой прикреплен побег виноградной лозы, – так, чтобы было похоже на кнут. Она сидит в повозке, в которую впряжены Ницше и Рэ. Хотя все трое одеты вполне благопристойно, в образе явно читается намек на садо-мазохистские мотивы. Именно поэтому, как мне доводилось читать, в начале двадцатого века снимок сочли скандальным.

Совершенно очевидно – фотография вызывала у Шанталь особые чувства. Натолкнувшись на нее в очередной книге, она делала на полях записи. Например, такие:

«О чем они думали? Какие нелепые позы!»

«Н кажется слегка безумным. Р явно скучает. У Л демоническая улыбка. Она еще не знает, чем все закончится».

«Ну что за декорации! Моя колесница и то была бы лучше! А кнут! Л стоило бы поучиться у Графини!»

«Троица? Триада? Тройка? Тройка, так лучше – ведь Л русская».

«Для своего снимка я бы первым делом раздела мужчин».

«Они празднуют соглашение о непорочном союзе; но семена раздора уже зреют, зреют».

«Бомба замедленного действия. Все заложено в самом образе… но они об этом не знают!»

«Повторить снимок. Должно быть откровеннее, ярче. Больше эпатажа, больше властности!»

В одной из биографий Ницше говорится, что в разные периоды жизни его чувства к Лу Саломе менялись от полного восторга до жаркой ненависти. Это зависело от того, какой этап проходили их отношения: вспышку любви либо взрыв полного отчуждения. Похоже, Шанталь очень интересовалась этим вопросом. В письмах и дневниках Ницше соответствующие строки жирно подчеркнуты:

«Она проницательна, как орел, и смела, как лев».

«Она воплощает в себе все самые омерзительные человеческие качества».

«Возможно, Лу – воплощенный ангел, а я – мерзавец?»

«Она обращалась со мной как с сопляком-студентом. Утверждала, что не имеет нравственного чувства; думаю, оно у нее есть. У нее, как у меня, куда более жесткие принципы, чем у большинства».

«Лу самая проницательная женщина из всех, кого я знаю».

«Эти двое, Лу и Рэ, недостойны даже лизать мои ботинки. По отношению ко мне они ведут себя мерзко, подло и бесчестно».



Теперь я немного лучше понимаю, о чем думала Шанталь.

Следующие несколько дней у меня крайне насыщенные: нужно готовиться к постановке Рекса и еще репетировать «Монолог»; но я знаю, что часто буду возвращаться к этим книгам, искать в них новые подсказки.



Доктор Мод явно не в восторге.

– Вы всерьез собираетесь использовать ее имя в качестве псевдонима?

– Это не псевдоним, – поправляю я. – Это имя персонажа, женщины из эскорт-услуг. Оно понадобится мне только в одной сцене.

– Тесс, вы понимаете, что делаете? – Она потрясена. – Вы случайно встречаете эту женщину в школе боевых искусств, затем по стечению обстоятельств переезжаете в ее лофт. Прошла пара недель – и вы, словно одержимая, скупаете ее библиотеку. А теперь еще собираетесь использовать ее имя! – Мод сегодня не стесняется в выражениях: – Тесс, вы всегда были благоразумной, однако после переезда что-то изменилось. Вас заносит. Знаете, на что это похоже? Будто идешь и не хочешь видеть, что под ногами не ровный тротуар, а натянутый канат. Я тревожусь.

Я ловлю ее взгляд.

– Что, все так плохо?

– Такое ощущение, что вы смотрите в зеркало – и видите там Шанталь.

– Нет. – Я пытаюсь объяснить то, что так хорошо ощущаю. – Это в ее отражении я вижу себя. Через две недели после моего переезда стало известно, что она убита. Конечно, на меня это подействовало, а как иначе? Особенно учитывая все то, что, оказывается, нас связывало: тайский бокс, любовь к сценическому искусству, увлечение психоанализом, интерес к порокам и извращениям. – Тон у меня раздраженный. – Конечно, я ценю вашу заботу, но эпитет «благоразумная» – это разве про меня? Разве благоразумная женщина может заниматься тем, чем занимаюсь я: проживать роли, превращать собственную боль в творчество?

Она некоторое время молчит. А потом произносит тоном, которым обычно завершает сеанс:

– Я бы хотела, чтобы мы вместе исследовали продекларированную вами любовь к порочному и извращенному. Выяснили, откуда она появилась. Полагаю, когда мы с этим разберемся, то лучше поймем ваше увлечение Шанталь.

Какая отличная идея! А, действительно, давайте проговорим! Именно поэтому я выбрала доктора Мод Джейкобс: она как никто другой умеет разглядеть за внешними проявлениями проблемы нечто глубинное. А моя «одержимость» Шанталь… Разве вы не видите, дорогая доктор М? Разве вы не видите, что это неразделимо?


Сеанс вышел так себе..



Я иду на тренировку и анализирую случившиеся: такое впечатление, что мы занимались перетягиванием каната – тянули-тянули с двух сторон, да и содрали руки до крови.

А что служило веревкой в этом состязании? Моя душа, а возможно, и рассудок. Мы обе пытались его спасти – только разными путями.

Я купила книги Шанталь и собираюсь использовать в постановке у Рекса ее имя – может со мной правда не все в порядке? По-моему, доктор Мод несколько преувеличивает возможный вред. Или она права, а я просто занимаюсь самообманом и зашла слишком далеко?



После тренировки я чувствую, что настало время прояснить наши с Джошем дела. Душ и чистая одежда подождут – звоню сразу в его звонок:

– Надо поговорить.

– Я работаю, все вокруг в краске. Это может подождать?

– Вообще-то нет, не может.

Я поднимаюсь на шестой этаж, его дверь приоткрыта. Стучусь.

– Заходи! – кричит он. – У меня тут грязно. Ты выбрала неудачное время.

– Ну, прости. В жизни не все удачно.

Он выходит, вытирая руки.

– Смотрю, у кого-то сегодня день задался! Что с настроением? Где это ты так вспотела?

Я игнорирую его комментарии.

– Ты лгал мне, Джош. И я хочу знать, почему?

Он щурится.

– Это так срочно? Будешь воду? Есть холодная.

– К черту воду! Я пришла, чтобы прямо спросить и получить прямые ответы. Ты врал, утверждая, что мало знаком с Шанталь, что ничего не знаешь о ее клиентах и методах. А теперь выясняется, что ты отвечал за ее безопасность и камеры наблюдения. Ты вуайерист? И кстати, я залепила объективы и срезала микрофоны. Впрочем, ты, вероятно, уже в курсе, наверно больше не выходит за мной шпионить?

– Это неправда! – зло цедит он.

– Как я могу верить тебе, если обо всем остальном ты лгал?

– А что, мы так близко знакомы, что надо выкладывать на стол все карты? Мы заключили договор говорить друг другу правду и ничего кроме правды?

Я пожимаю плечами.

– Как-то привыкла верить людям на слово. Возможно, это наивно. Но мне трудно понять, зачем ты врал мне о взаимоотношениях с Шанталь, зная, что Рысь все расскажет. Мне не по нраву обман; и я не понимаю, в какие игры ты играешь.

– Ладно, – говорит он, – давай по порядку. Во-первых, я не играю ни в какие игры. Во-вторых, я знать не знал, что ты залепила камеры и обрезала микрофоны, – поскольку техника работала, только когда Шанталь давала мне доступ через свой компьютер. А делала она это лишь во время сеансов, да и то не всегда, а если считала, что могут возникнуть проблемы.

– Ты делал записи сеансов?

– Нет, конечно!

– Почему?

– Потому что Шанталь запрещала.

«Запрещала» – какое странное слово. Он намекает, что она отдавала ему приказы?

– Где-то есть еще камеры, кроме тех двух?

– Насколько мне известно, нет. А устанавливал их я.

– А почему тогда ты говорил, что вы почти не общались?

– А с какой стати я должен откровенничать с тобой или с этими ублюдочными детективами, которые что-то разнюхивают? Шанталь исчезла, ничего мне не сказав, – а потом ее нашли мертвой. И – раз! – вдруг появляется прекрасная незнакомка, везде сует свой носик, лезет в то, что ее не касается. Мы едва знакомы, но я обязан все тебе рассказывать? Ты этого ждешь от каждого малознакомого человека? С какой, спрашивается, стати? И да, я имею право привирать и недоговаривать. Если хочешь, называй это ложью, а я назову самозащитой.

– Зачем же ты показал мне «Королеву мечей»? Зачем посоветовал поговорить с Рысью?

– Я показал картину, поскольку ты хотела составить представление о внешности Шанталь. И, само собой, я понимал, что Рысь всё тебе расскажет. И что потом ты либо заявишься с претензиями, либо оборвешь все контакты. Я очень рад, что сейчас мы разговариваем. Расставить все по местам – дело хорошее. – Он пристально смотрит на меня. – Уверена, что не хочешь выпить?